Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
– Я успею передать их новым поколениям, – в голосе Васи я обнаружил пафос, но он тут же добавил уже будничным тоном. – Так мы идем? А то ведь еще пообедать надо.
– Давай обопремся на "авось". Если мы пообедаем, нас наверняка заставят обедать еще раз.
– Но если мы не пообедаем, то есть риск, что нам больше не представится такая возможность.
– И тебя это смущает?
– Да, меня это смущает. Я, знаешь ли, как-то привык обедать. И ужинать тоже привык.
– А уж как ты привык завтракать – любо дорого посмотреть. Но интересы дела нельзя приносить в угоду милым привычкам… Пошли!
– Хорошо. Но я буду голодать под твою ответственность.
– Лады. После это тебе зачтется.
Я оказался прав. Нас действительно начали кормить чуть ли не самого порога. Голодающий Куропаткин пытался отнекиваться, но Марина Евгеньевна, подстрекаемая Владимиром Петровичем, не дала ему и рта открыть, а когда он это проделал, было уже поздно – во рту уже находился кусок антрекота. Пришлось его жевать, и в этот момент я вдруг осознал, что отчество дочери не соответствует имени отца. И вспомнил, что Марина Евгеньевна – вроде бы приемная дочь Сомова, но как бы не вполне, то есть, на этот счет мнение не вполне сформировано, поскольку история запутанная. И подумал, этично ли будет прямо спросить об этом, но тут появился и сам подследственный Сомов Владимир Корнеевич.
Сомов… Он оказался самым обычным человеком среднего возраста. Невысокий, но довольно стройный и спортивный. И без каких либо признаков раздвоения личности, а, наоборот, с виду очень веселый и жизнерадостный.
– А! – воскликнул он, – Пришли! Отлично! И уже едят – просто здорово! Практически уже сыты – прекрасно! Можно брать голыми руками. Особенно вон того, белобрысого. Да и этот готов! Отлично, Мариша, отлично! Володя, борща им! А потом кофе!
Мы встали, и Вася даже попытался сделать официальное лицо, но с набитым ртом это у него не получилось.
– Ладно, парни, чего уж там.., – сказал Сомов усаживаясь за стол. – Давайте как-нибудь по-домашнему. Мне Петр Янович сказал, что пришлет каких-то страшных спецов по выдавливанию информации – напугал до смерти. Ну, думаю, явятся какие-нибудь… Еще похлеще Сюняева… Я ему категорически сказал: Сюняева не присылай – у меня от него заикание сделается. А вы, как я вижу, нормальные ребята, так что дело будет. Он сказал, что пришлет Куксу. Вот, думаю, спасибо! Звоню Сюняеву, мол, кто такой? Да, говорит, есть у нас один такой. Дознаватель – зверь, все из тебя выдавит! Так что давайте сразу выкладывайте, что там Гиря велел из меня достать? А то я со страху начну вываливать все подряд – мало не покажется!
Я понял, что предлагается разговор в форме дружеской беседы умудренного опытом, ироничного и доброжелательного старшего товарища с юными пинкертонами, жаждущими загадок и разгадок.
Сомова я видел только один раз в жизни, при обстоятельствах совершенно рядовых, представлен ему не был, но, судя по всему, мое лицо он запомнил. А теперь решил сделать приятное и себе и нам.
Вася пихнул меня локтем в бок, мол давай, завязка есть.
– Ну, – начал я, – велено так. Сначала "ля-ля", потом дать понять, что мы не лыком шиты, знаем многое и спуску никому не дадим. Потом намекнуть на общность интересов. Потом зайти сбоку и предложить сотрудничество. В случае согласия перейти к делу, в случае отказа – вызывать Валерия Алексеевича. Примерно так.
– Ясно. А кто из вас Кукса?
– Я – сказал я.
– Ага! Так мы знакомы. А он, стало быть, Куропаткин?
– Самый настоящий.
– И кто главный?
– Естественно, он.
– Ничего подобного, – запротестовал Вася, – я на стажировке.
– Врет, – сказал я. – Петр Янович так и сказал: "Ты, Куропаткин, будешь старшим, а Кукса на подхвате". Вы же видели, как он меня пихнул в бок.
– Конечно, видел. Да мало ли… Может у вас там новые порядки – откуда я знаю, какая нынче в ГУКе субординация… Вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь. Ты – я помню – Глеб, а Куропаткин кто?
– Василий.
– Понятно. Будем считать, что знакомство состоялось. Так что ты, Вася, больше его локтем не пихай, а лучше команды отдавай, и продумывай политику, – Сомов усмехнулся и задумался о чем-то своем.
Марина Евгеньевна незаметно ускользнула на кухню, Гиря-младший сидел с отсутствующим видом, и время от времени почесывал затылок, из чего я сделал вывод, что он тщательно проинструктирован отцом, и вообще затевается какая-то комбинация. Но какая, и на какой, собственно, почве?
– Ну, хорошо, – Сомов тряхнул головой и усмехнулся. – Начнем с "Вавилова" – так ведь запланировано?
– Так, – сказал я, соображая, откуда ему могли стать известны наши планы.
– Секретов у меня нет, – сказал он, как бы отвечая на мой вопрос. – Я ведь понимаю, что Петр Янович вас проинструктировал в плане завязки разговора, да и сама тема для него актуальна, поскольку в эпизоде с "Вавиловым" он не смог добиться полной ясности. Он не из тех людей, которые оставляют свои вопросы без ответов. Но, скажу вам сразу, ответов на его вопросы у меня нет, хотя, я понимаю, на что он надеется – на свежий взгляд и молодой напор. Кроме того, он хочет сличить ваш доклад с тем, что получил от меня лично, и к чему-нибудь прицепиться. Этот очередной его наскок в вашем лице инспирирован смертью Калуцы. – Сомов задумчиво покивал головой. – Да, я последний живой свидетель в этом деле. Я готов еще раз пересказать всю историю, но большого желания не испытываю, поскольку… Сами понимаете.
– Понимаем, – сказал я. – Мы.., то есть, собственно, я, достаточно подробно ознакомился с отчетом, так что… В общем, этого не требуется. Но я бы хотел задать ряд вопросов…
– Сколько угодно! – Сомов поднял ладони. – Меня это более чем устраивает, потому что сам себе я их задал уже сотни, и если вам удастся придумать какие-то новые, то, отвечая на них, я и сам начну что-то понимать. Не будем терять времени. Итак.
– Ну…, – я запнулся, – не буду касаться всех этих дел с обменом личностями, ибо это сфера психофизиологическая, в которой я ничего не понимаю. Во всяком случае, та гипотеза, которая предложена в качестве объяснения, не имеет явных противоречий и как-то все объясняет. А вот некоторые вещи совершенно необъяснимы.
– Например?
– Например, тот факт, что, согласно акту экспертизы, на съемные магнитные носители оборудования Калуцы никто никогда никаких записей не делал.
– Да. – Сомов кивнул. – Быка за рога… Следующий вопрос: куда делся бортовой журнал?
– Да, – сказал я. – Собственно, это и последний вопрос. Хотя…
– Озвучивай все – будем обсуждать.
– Хорошо. Авария, катастрофа или диверсия?
– Понятно, – Сомов побарабанил пальцами по столу и уперся взглядом в зятя. – Ощущаю хватку профессионала. – Он подобрался. – Отвечаю: это не была диверсия – безусловно. Это не была авария, поскольку у Асеева все системы на судне всегда работали безупречно. Он готовил судно специально, поскольку взял на борт Калуцу и понимал ответственность. Это не была катастрофа в обычном смысле. То есть, не столкновение с метеоритом или чем-то в этом роде, поскольку в корпусе "Вавилова" должны были обнаружить какие-то остатки, а их не обнаружили.
– Да, я читал… Но тогда что?
– Сейчас я думаю, что это был лучевой удар, либо сгусток плазмы.
– Но ведь.., – попытался встрять Василий.
– Понимаю. – Сомов вздохнул. – Если я заблуждаюсь, то, можете быть уверены, вполне искренне. Я, если вы помните, лично обследовал корпус "Вавилова", после того как нас перехватили, и своими глазами видел характер разрушений. И я утверждаю, что это не было столкновение с твердым телом.
– Понятно, – сказал я, хотя ничего понятного в том, что сказал Сомов, не было.
– Ну.., – он усмехнулся. – Понятно, так понятно… Да вы смелее! Пользуйтесь случаем, задавайте свои вопросы.
– А какой сегодня случай? – удивился Вася.
– Ну, как же! Петр Янович сказал мне, что этот балаган пора кончать и велел быть искренним. То есть, он меня предупредил об ответственности за ложные показания. И за сокрытие – тоже.
– Давайте вернемся к магнитным носителям и журналу, – предложил я.
Сомов развел руками.
– К сожалению, даже в состоянии полной искренности добавить что-то к тому, что вам уже известно, я не могу. Есть, правда, один ньюанс. До сих пор всех интересовал вопрос: КУДА девался бортжурнал? Я бы, на вашем месте, задал другой вопрос: ПОЧЕМУ он исчез?
– Это вопрос акцента, – сказал Вася.
– И тем не менее. Так вот, я думаю, что исчез не бортжурнал и не записи на носителях. Исчезла информация. Сначала следует понять, какого рода информации мы лишились, и уже исходя из характера этой информации можно было бы строить гипотезы о том, кто мог ее нас лишить, и зачем ему это понадобилось.
– И какова ваша точка зрения?
– Да нет у меня точки зрения. Особенно, в отношении бортжурнала. Ну, что там?.. Полетные данные, какие-то текущие события… Вот, разве что данные о каких-то аномалиях… Нет, я теряюсь в догадках… В отношении лабораторных записей могу сказать, что они содержали информацию о личностях испытуемых. – Сомов улыбнулся. – Возможно, эти личности кому-то понадобились. Кто-то похитил наши души. Но зачем?!
