Паромщик - Джастин Кронин
Стоп. Как она сказала?
– «Мы с Уорреном»? Как это понимать?
Мой вопрос явно задел ее.
– Что значит: «Как это понимать»?
– Ты только что сказала: «На выходных мы с Уорреном видели очаровательный домик».
– Я хотела сказать… – Она осеклась. – Сама не знаю, что я хотела сказать. – Она взяла меня за руку. – Сейчас важно то, что тебя ожидает. Совершенно новая жизнь. Вот о чем тебе надо думать.
– Значит, выходные он провел вместе с тобой. – (Она вдруг смешалась.) – Давай без обиняков. Уоррен был вместе с тобой. Там, куда ты ездила.
Уоррен шагнул к кровати:
– Проктор, дружище…
– Как замечательно. – Я уронил голову на подушку. – Это уже не лезет ни в какие ворота.
– Малыш, это не то, о чем ты подумал, – в отчаянии возразила Элиза. – Это не кто-нибудь, а Уоррен. Наш давний друг.
– Именно то, оно самое, – сказал я, сбрасывая ее руку. – Как же я мог быть таким тупицей? Что ж, желаю вам обоим большого счастья. Вы наверняка заслуживаете друг друга.
Плачущая Элиза повернулась к Уоррену и прильнула к его груди. Он обнял ее, словно хотел уберечь от меня и дать ей выплакаться.
– Проктор, ну зачем ты так? – досадливо спросил он. – Я ведь предупреждал.
Я отвернулся:
– Убирайтесь оба и оставьте меня в покое.
Уоррен увел Элизу. Когда дверь за ними закрылась, к кровати подошел Эймос. Чувствовалось, что ему не по себе.
– Итак… – произнес он и откашлялся. – Думаю, можно приступать. Директор Брандт, прошу вас.
– Ради всего святого, только не она! – простонал я.
– Принудительный ретайрмент означает присутствие паромщика самого высокого уровня. Проктор, вам ли не знать правила?
В самом деле, мне ли их не знать!
Меня переместили на каталку и снова пристегнули ремнями. Каталку повезли по коридорам в заднюю часть здания – прямиком к погрузочно-разгрузочной площадке. (Принудительный ретайрмент – отнюдь не увеселительное зрелище.) Там уже стоял фургон с открытыми задними дверцами. Каталку втолкнули туда, защелкнув стопоры на колесиках. Затем в фургон забралась Регана, которая уселась на скамейку.
– Как работается на новом месте? – спросил я. – Держу пари, вы в полном восторге.
– Не пытайтесь меня задеть.
Но я был неистощим в своей язвительности.
– Рука, наверное, до сих пор болит. Кстати, что они вам пообещали за участие в этом гнусном спектакле? Я имею в виду, кроме моей должности.
– Хватит ерничать, Проктор. Все равно ничто не изменится.
Оставшуюся часть пути мы проделали молча. Окон не было, а потому я не видел, где мы едем. Хоть это и слабое утешение, подумал я, но мне, по крайней мере, не будет больно при виде знакомых мест.
Фургон остановился. Водитель открыл задние дверцы; внутрь ворвались звуки и запахи порта. Охранники вытащили каталку на причал. Я слышал стук двигателей парома, работавших вхолостую, и больше ничего. Никаких выкриков и прочего белого шума, когда люди приходят проводить своих близких и друзей в новую жизнь. Это путешествие я совершу один. Каталку остановили у сходней.
– Прощайте, Проктор, – сказала Регана, равнодушно махнув мне. – Счастливого пути.
– Послушайте, я сожалею, что так вышло. Я не хотел ломать вам руку. Но не откажите в последней просьбе. На паром я хочу подняться сам. – (Регана нахмурилась, ничего не ответив.) – Сделайте это из профессиональной солидарности.
Она покачала головой и отвернулась, затем вновь повернула голову ко мне и злорадно усмехнулась:
– Так и быть. И давайте без фокусов.
Охранник снял ремни. Я сел, опустил босые ноги на бетон и, придерживая рукой распахивавшийся халат, осторожно встал. Я ослаб, голова по-прежнему немного кружилась, но я чувствовал: худшее позади. Может, укол Уоррена перестал действовать? Еще одна причина поскорее спровадить меня на Питомник. Паром дал два резких гудка. Две минуты до отплытия.
– Поднимайтесь, – сказала Регана.
– Мистер Беннет! Подождите!
В нашу сторону бежали двое. Вскоре я увидел, что это Дория и ее сын Джордж.
– Мы хотели проститься, – объявила запыхавшаяся Дория.
Из всех, кто мог бы меня проводить, это почему-то сделала моя экономка – женщина, на которую я годами почти не обращал внимания.
– Спасибо, Дория. Для меня это много значит.
– Вы всегда были очень добры к нам. Особенно к Джорджу.
Я был к ним добр? Как вообще Дория проведала о моем отплытии, если другие ничего о нем не знали? Элиза рассказала? В это мне не верилось.
– Джордж хотел обнять вас на прощание.
– Конечно, – ошеломленно пробормотал я.
Придерживая халат, не имевший кушака, я опустился на корточки перед мальчишкой. Джордж обнял меня. Приятно, когда тебя обнимает ребенок, но зачем эта наспех сочиненная сказка, уверения, будто я что-то значил для него?
– Жаль, что мы с тобой так и не поплавали на парусной лодке, – сказал я. – Я всерьез собирался это сделать.
– Ничего страшного, – по-взрослому ответил Джордж, пожав плечами.
– Все это очень трогательно, но нельзя ли поторопиться? – вмешалась Регана.
– Прощайте, мистер Беннет, – сказала Дория, крепко сжав мою руку.
– Прощайте, Дория. Спасибо за все.
Я смотрел им вслед.
– Хватит проволочек, – запыхтела Регана. – Поднимайтесь.
– Хотите знать, кто вы такая? – спросил я, повернувшись к ней. – Жуткая особа.
Я поднялся по сходням. Палуба парома, естественно, была пуста. Его вызвали специально для меня. Прозвучал последний гудок: десять секунд до отплытия. Сходни убрали. Я прошел на корму. Фургон уже выезжал со стоянки. Паром с шумом отчалил. Я обвел глазами причал, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо. Никого.
Город постепенно уменьшался в размерах. Здания, парки, машины; просперианцы, знакомые и незнакомые; моя прежняя жизнь. Все это скрывалось из вида. Мне было зябко в больничном халате. Паром миновал акваторию гавани и вышел в открытое море. Ярко светило солнце, превращавшее барашки волн в драгоценные камни. Я долго следил за игрой света, и его покой передался мне. Обернувшись назад, я уже не увидел города. Я пропустил момент его исчезновения.
22
Они прибывают в фургонах,
