Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории - Михаил Юрьевич Харитонов
Потом, опять же, вес. Почему загадочная лопата такая легкая? Потому что штык изготовлен из необычайно тонкого проката, не толще стенки пивной банки? Но ведь кроме штыка у лопаты есть еще и черенок. Деревянный черенок, между прочим, не пустотелый пластмассовый и не пробковый какой-нибудь. С двумя поперечными рукоятями к тому же. Кстати говоря, это ж из какого металла нужно было сделать штык, чтобы оный при столь ничтожной толщине не ломался, не гнулся и даже не пружинил – при таких-то нагрузках? А ведь на штык еще и эти противолипучие бороздки нанесены, которые тоже ни прочности, ни жесткости ему, мягко говоря, не добавляют.
– Че лупала розынув?
Я аж подпрыгнул:
– Н-никитич! Ты меня заикой когда-нибудь сделаешь!..
О привычке Никитича появляться за спиной в самый неподходящий момент я помню всегда. То есть почти всегда. Кроме тех случаев, когда Никитичу приходит на ум меня пугнуть. Все попытки сохранить самоконтроль до сих пор кончались тем, что Никитич ловил меня в какой-нибудь глупейшей ситуации. Вот как сейчас – забылся на пару минут. В результате Никитич тут же непостижимым образом материализовался у меня за плечом и напугал до колик в животе. Это он любит.
Ответом колдун меня не удостоил. Вместо этого он критически осмотрел мою разметку, прошелся к огороду-пруду и обратно, недовольно хмыкнул и в нескольких местах с силой вбил в землю каблук своего сапога.
– Правый край добре згадан, – сказал он мне, закончив осмотр, – с моим сувпадает. А вось левый треба прыкладно на повметра отсунуть. Забыв, что до дна краи повинны сходиться?.. Забыв, бачу! А перед водой дамбочку треба ширей. Я сам ее у конца приберу, ты не зможешь, звозюкаешься только. Я та-бе знаки пробыв, на них и равняйся. И наогул, левый край у тебя кривый.
– Не кривее твоей лопаты, – решился я на дерзость.
Никитич прищурился и каким-то подозрительно участливым голосом поинтересовался:
– Что, незручно? В лапсы не лезе?
– Ну… Черенок неудобный, факт. Рукоятку посередине они умно присобачили, реально помогает. Только низковато. Да и вообще коротковата лопата, не под мой рост. А штык супер! Никитич, он что, булатный?
Про булат я ляпнул абсолютно спонтанно, само с языка сорвалось. Но, к моему изумлению, попал в точку.
– Булатный. Згадал, – задумчиво произнес колдун, глядя на предмет нашего обсуждения. Немного помолчал и загадочно добавил: – А что транак кривый, так то добре.
– Постой, Никитич! – поспешно затараторил я вслед колдуну, который двинул было к речушке. – Она что, правда булатная? Но если так – дешевле золотую было сделать! И земля к ней совсем не липнет. Кто ж такое чудо сотворил и зачем?..
Колдун притормозил, повернулся ко мне:
– Працуй, Мыкола! Уполдня лялякаем… Скончишь – поведаю.
Последние слова прозвучали как обещание незаслуженно щедрой оплаты.
Конечно, насчет «полдня» Никитич загнул. С другой стороны, действительно, надо торопиться: если за сегодня, в крайнем случае – за сегодня и завтра дренаж не пробьем и воду не спустим, на огороде в этом году можно будет ставить крест. Рыхлая, жирная, щедро удобренная земля грядок перемешается с водой до состояния илистой грязи. И даже если потом погода будет стоять сухая и солнечная – грязь эта подсохнет ой как не скоро. А подсохнув, превратится в плотную воздухонепроницаемую корку, которую придется раз пять перепахать, прежде чем туда можно будет что-нибудь посадить. Многолетние растения, наверное, уже по-любому не спасти, задохнулись. Впрочем, Никитич колдун – авось и сможет их оживить.
Так или иначе, нужно работать. Копать, копать и еще раз копать.
И я смачно всадил лопату в дерн, резко дожимая штык ногой. В чем, однако, не было ни малейшей необходимости – штык сам тонул в земле.
* * *
Я копал землю.
Практически сразу я поймал ритм. Лопата входила в землю с едва слышным шорохом; всадив штык, я хватал левой ладонью нижнюю поперечную рукоять и вырывал пласт единым усилием рук, ног и спины. В этой работе принимало участие все тело. В конце красивого слитного движения (хотя я не видел себя со стороны, я был совершенно уверен, что двигаюсь красиво!) пласт как бы сам собой оказывался поднят на лопате почти до уровня моей груди. Оставалось лишь чуть-чуть подтолкнуть его вверх – и тут же изящным поворотом черенка стряхнуть влево, на растущий хребет отвала.
Через пару минут в голове образовалось солнечное бездумное безмыслие, которое наступает, когда тело точно знает, что ему делать, и не беспокоит сознание бесконечными вопросами: что ему делать дальше, поднять руку или опустить ногу. Такое бывает или в состоянии глубокой расслабленности, или вот как сейчас, когда цели ясны, задачи определены и всего-то дел – начать да кончить.
Преодолевать вялое сопротивление суглинка было как читать вслух знакомые стихи – легко и приятно. Усталости я не чувствовал – ни после первого прохода своей части канавы, ни после второго, ни после третьего. Я вообще забыл о том, что такое усталость, слабость и неуклюжесть. Мне казалось, что я танцую необыкновенный силовой танец, мощный и захватывающий, каждое движение которого преисполнено сдержанного величия. Памятуя о зловредной привычке Никитича ловить меня на потере контроля, я несколько раз с усилием отрывался от работы и смотрел в его сторону. Но, как выяснилось, мы с колдуном трудились, можно сказать, в такт – я копал к огороду, и он копал туда же; я копал к речке, и он продвигался к ней же. При этом, к моему немалому удивлению, расстояние между нами практически не менялось. А ведь волот должен был легко меня переработать – догнать и перегнать уже дважды или трижды. Но этого почему-то не происходило.
Никитич, естественно, перехватывал мои взгляды, однако лишь кивал в ответ все недовольней – работай, турист, не лови ворон, работай!
Неожиданно мне пришло в голову, что Никитич на самом деле постоянно меня обгоняет – просто делает это так быстро, что я этого даже не замечаю. И сердится он потому, что я уже отстал от него на много проходов и продолжаю отставать. Эта мысль меня расстроила, и я принялся
