Виктор Слипенчук - Звёздный Спас
Гарвардский изобретатель-самоучка штабс-капитан Рыбников (подпись)1 мая (год неизвестен)
Ну, у этого «япона мать» стиль уже совсем дурика. Может, прикинулся? Всё может быть. Хотя, кто знает, вполне возможно, будь Агапий Агафонович на его месте, прирождённым японцем, тоже писал бы сейчас свои донесения, как дурик. Главное тут не это. Главное тут : моя и Дядя Сэм уже писать нечего – из марта в май шагает наш спаситель – русский генерал-лейтенант, однофамилец. Этим однофамилец как припечатал, сволочь. И в стол подсунул, мол, улика не улика, разбирайся, полковник Акиндин, подключай, так сказать, по полной программе свой ум-ваку . Ничего не скажешь, в своём деле подтасовщика – профессионал. Крутой профессионал, досадуя, оценил действия Бэмсика Агапий Агафонович. Он ни минуты не сомневался, что именно Бэмсик сфабриковал донесения.
Почему, для чего, зачем? Попробуй, разберись! Вот оно, главное, перед ним, а ухватиться не за что. Особенно умные люди всегда под дуриков работают, потому что дурики у них лучше всего получаются. Тут прямо-таки какая-то закономерность, философский закон борьбы и единства противоположностей.
В общем, здесь и ум, и ум-ваку бессильны – может крышу сорвать. А потому донесения надо сжечь и переключиться на встречу с Инютиным, чтобы на корню пресечь козни Бэмсика.
Глава 33
Пока Агапий Агафонович выстраивал в уме все возможные варианты последствий осуществления своего мгновенно созревшего плана, Богдан Бонифатьевич решал проблему форсирования опытов. Знакомство с донесениями Бэмсика и врачей из клуба «Медиум» настолько его возбудили, что он летал как на крыльях, «ковал железо, пока горячо».
Дело в том, что, получив разрешение на использование дублирующей лаборатории, он ознакомился с её оснащением. Идентичность приборов оказалась стопроцентной. Единственное отличие – каждый прибор включался и отключался автоматически, в зависимости от работы приборов в ЛИПЯ, то есть его лаборатории. Более ничего отличительного в дублирующей лаборатории Богдан Бонифатьевич не нашёл. Дублирующая – она и есть дублирующая, аспиранты легко приспособят её для проведения дополнительных опытов.
Пожалуй, надо подать заявку на проведение учёного совета под председательством проректора по научной части. Хватит сидеть «в подполье», сейчас даже излишний ажиотаж не помешает.
Уходя, Богдан Бонифатьевич бросил взгляд на главный монитор, фиксирующий увеличение психического напряжения в приборе Властелин колец. (В процессе опытов в нём всегда возникало пространство абсолютной пустоты.) В последнее время он частенько преподносил сюрпризы. После опытов рядом с ним появлялись мелкие предметы: пуговицы, скрепки, ластик, которых прежде возле Властелина колец не наблюдалось. Мавра Седнина высказала предположение, будто Властелин колец создаёт своеобразное магнитное поле, которое притягивает эти незаметно затерявшиеся незначительные предметы. Она якобы узнала среди них свои недавно затерявшиеся шпильки и булавку. Впрочем, её предположение никто не проверял.
Вот и сейчас Богдан Бонифатьевич увидел на зеркальной полочке Властелина небольшой (размером со спичечный коробок) диск, обёрнутый в целлофановый пакетик. И пакетик, и диск были настолько прозрачными, что казались воздушными.
Богдан Бонифатьевич взял диск, он подумал, что это программа настройки какого-нибудь прибора. (После чрезвычайного происшествия многие приборы в лаборатории были полностью заменены более усовершенствованными.) Впрочем, подумал вскользь, отвлечённо. Повертел диск – он потом посмотрит. Машинально положил в карманчик жилета и позабыл о нём.
После разговора с полковником он был полон энтузиазма, чувствовал, что цель его научных изысканий, а может быть, и цель жизни, близка к завершению. Надо не откладывая собрать всех аспирантов и убедить их, что сейчас требуется лишь ещё одно усилие —
И тайну тайн сознанием уловите,
И миг, как доктор Фауст, остановите.
Этот семинар должен быть не только как бы научным совещанием единомышленников, но и своеобразной непринуждённой беседой – пиршеством мысли, празднеством интеллекта. Они все должны подготовиться к учёному совету.
Богдан Бонифатьевич, расхаживая по кабинету, остановился. Он представил седых гривастых львов, своих коллег, на учёном совете. Председательствующего проректора по научной части и его поджарого друга с выбритыми щеками, министра образования и науки. Их наигранную степенность, их скептические ухмылки, а потом, когда подопытная обезьянка исчезла из наглухо закрытой клетки, их ошарашенность и испуганные возгласы – не может быть, это фокусы, не имеющие ничего общего с академической наукой!
– Хе-хе, – вслух засмеялся Богдан Бонифатьевич и мысленно одёрнул себя.
Ещё ничего не решено, он ещё только приступает, как сказал бы господин полковник, к нанесению главного удара. А вишь ты, размечтался, заходил, заходил, словно научные изыскания уже завершены.
Нет-нет, они не завершены, но, если ему удастся правильно организовать работу ЛИПЯ, они могут быть завершены максимум к концу года, а может, и раньше. Подобно тому, как, снедаемый любопытством, он в кабинете полковника выскочил из-за стола, чтобы узнать о фактах, подтверждающих перемещение субъектов во времени и пространстве, так и сейчас, у себя в кабинете, он кинулся за письменный стол. Ему не терпелось собрать всех своих аспирантов, по сути учеников-единомышленников, и предупредить их о возможной демонстрации опытов на учёном совете. Поделиться с ними охватившей его энергией духа, придать изысканиям второе дыхание, то есть былую заинтересованность.
Прежде всего Богдан Бонифатьевич позвонил в лабораторию. Дежурила Седнина. Он попросил сообщить заведующей зообазой, что на сегодня и на последующие дни эксперименты с животными в их лаборатории отменяются. Потом, дополнительно, он сам представит заявку – когда и какие особи понадобятся.
Второе – самое главное – необходимо предупредить всех аспирантов, что в двенадцать, как раз после ланча, в его кабинете, на кафедре парапсихологии, всем им надо собраться – обсудить результаты опытов, да и сами опыты, которые придётся продолжать в новых условиях.
Сотрудникам СОИС: старшему лейтенанту Наумову и лейтенанту Кимкурякину (по их желанию) тоже не возбраняется побывать на семинаре. Хотя они – не наша компетенция.
Все аспиранты (они же экстрасенсы) были заинтригованы предстоящим семинаром. Особенно интриговал пункт – продолжение опытов в новых условиях. Что за новые условия? Хотелось узнать каждому.
Между тем, обдумывая, как преподнести аспирантам «новые условия» (теперь их права распространяются и на дублирующую лабораторию), Богдан Бонифатьевич задумчиво прохаживался по кабинету.
Что ни говорите, а молодёжь, если её вовремя зажечь, может на одном энтузиазме горы свернуть.
По привычке сунув пальцы в карманчики жилета, Богдан Бонифатьевич наткнулся на диск, о котором в суете неотложных дел позабыл. Полагая, что времени достаточно, вставил его в компьютер, подключённый к проектору, и нажал на кнопку «воспроизводство». (В общем-то, Богдан Бонифатьевич ничего не ждал, кроме иллюстраций какой-нибудь Интернет-программы.) Каково же было удивление, когда на экране стали появляться картины событий, некогда произошедшие в лаборатории. Они сменялись в хронологической последовательности, и перед глазами как бы разворачивались и исчезали не только непосредственные эпизоды опытов, но и обычные страницы жизни аспирантов, следящих за показаниями приборов и спорящих между собою.
Богдан Бонифатьевич, усевшись за свой письменный стол, настолько увлёкся просмотром сменяющихся картин, что не заметил момента, когда аспиранты, разобрав стулья, расселись сзади.
Он пришёл в себя, когда «кино» закончилось. А на застывшем последнем кадре, как бы забытом на экране, предстал учёный совет под председательством проректора по научной части и его неожиданных друзей. Нет-нет, не министра науки и подобных ему, просиживающих штаны в президиумах, а сотрудников СОИС: старлея Наумова в звании капитана и лейтенанта Кимкурякина в звании старшего лейтенанта. Они сидели в центре стола как самые главные учёные. И капитан строго показывал (со среднего пальца свисал грязноватый бинт) на генерала, кстати, очень похожего на полковника Акиндина, которого под руки, как пьяного дебошира, выводили из актового зала два странных типа. Один тощий и длинный, как гусак, – из-под тёмно-синего плаща выглядывали штаны в красную полоску. Другой – маленький, в полплеча генералу, похожий на японца.
Почувствовав, что аспиранты не менее его ошеломлены увиденным, Богдан Бонифатьевич неторопливо встал из-за стола. Сцепил руки и, водрузив их на животике, в полном молчании прошёлся на фоне застывшего на экране изображения. Прошёлся туда и обратно. Весь его вид, спокойно-уравновешенный, напомнил о былом научном руководителе, руководителе умном, проницательном, ни от кого не зависящем, о котором, с появлением службы СОИС, аспиранты не без горечи стали забывать. А теперь вспомнили и, затаив дыхание, наблюдали, боясь разочароваться.
