Виктор Слипенчук - Звёздный Спас
Почувствовав, что аспиранты не менее его ошеломлены увиденным, Богдан Бонифатьевич неторопливо встал из-за стола. Сцепил руки и, водрузив их на животике, в полном молчании прошёлся на фоне застывшего на экране изображения. Прошёлся туда и обратно. Весь его вид, спокойно-уравновешенный, напомнил о былом научном руководителе, руководителе умном, проницательном, ни от кого не зависящем, о котором, с появлением службы СОИС, аспиранты не без горечи стали забывать. А теперь вспомнили и, затаив дыхание, наблюдали, боясь разочароваться.
Богдан Бонифатьевич открыл папку приказов и прочёл вслух решение начальника СОИС МГУ полковника Акиндина А.А. о передаче дублирующей лаборатории в распоряжение кафедры парапсихологии.
– Нам надо увеличить количество и поднять качество проводимых опытов, – сказал профессор.
Сказал по инерции. Фраза была заготовлена для семинара, на котором не планировалось просматривание диска, неизвестно откуда взявшегося на зеркальной полочке Властелина колец . Но просмотр состоялся и, как это ни удивительно, помог Богдану Бонифатьевичу начать задуманный семинар.
– Мавра Ксенофонтовна, меня абсолютно не интересует, где сейчас находятся Иннокентий Инютин и Зиновий Родионов.
В ответ чей-то невнятный шёпот прошелестел:
– Они готовятся к свадьбе.
Богдан Бонифатьевич выдвинул ящик стола, достал журнал посещений аспирантов, отыскал нужные фамилии.
– Да, меня не интересует, где они. Но я настоятельно прошу вас как старосту ЛИПЯ отметить в данном журнале их отсутствие и завтра пригласить ко мне на собеседование.
И опять вмешался нереальный шелестящий шёпот, возникающий и исчезающий как бы сам по себе от внезапного уплотнения и рассеивания воздуха.
– Некоторые дни нашего будущего оказываются в прошлом, минуя настоящее.
Завлаб слегка тряхнул головой, как бы освобождаясь от преследующего шёпота, и не спеша положил журнал перед Седниной. Потом, не обращаясь ни к кому, сообщил, что в их исследованиях наступил долгожданный перелом. А именно, они провели столько опытов по выявлению сверхчувственного воздействия, что количество наконец-то стало переходить в качество. Сегодня ими накоплено столько необъяснимых фактов с точки зрения традиционной науки, что, кажется, настало время остановиться. Обдумать полученные результаты и выстроить работу так, чтобы всякий опыт повторялся в новой дублирующей лаборатории другим составом испытателей. То есть не дублировался, как было прежде, а проводился бы заново в полнейшей изоляции от предыдущего опыта.
– Сегодня, сейчас – произошло нечто ! – объявил он.
Экран вдруг очистился. Богдан Бонифатьевич, взглянув на него, резко остановился, как бы застигнутый внезапной мыслью. Постоял, обдумывая случившееся. Машинально сунул большие пальцы в нагрудные карманчики жилета, отчего круглый животик весьма отчётливо выпятился вперёд. И, утвердившись в застигнутой мысли окончательно, изрёк:
– Именно – нечто ! И я опасаюсь, как бы мы не выпустили джинна из бутылки или, того хуже, не открыли ящик Пандоры. Впрочем…
Богдан Бонифатьевич, сделав паузу, прошествовал взад-вперёд с такой важностью, что все как-то враз почувствовали – это нечто никого не минет.
– Впрочем, в ящике Пандоры, как вы знаете, из всех зол осталась одна надежда , а она ох как нам нужна!
Он поведал в некотором роде сагу, но не о надежде , а о прозрачном диске, с содержанием которого они все сейчас познакомились. Он нашёл его на зеркальной полочке Властелина колец . И как выяснилось, никто из аспирантов никогда прежде ничего не знал о нём. Во время выяснений было высказано предположение:
– Может быть, Инютин или Родионов что-то знают о диске?
И тут весьма эксцентрично вмешалась в разговор Мавра Седнина, мол, ничего они не знают – тут другое. Она поинтересовалась у Богдана Бонифатьевича, где диск. И когда он ответил, что диск остался в главном компьютере, тёмное лицо Мавры буквально озарилось от ликования.
– Вот сейчас мы и узнаем – кто ворует у нас мелкие предметы: скрепки, булавки, шпильки, ластик?
Но при чём здесь это? – удивились коллеги.
– При том, что Властелин колец создаёт своеобразное магнитное поле, а главный компьютер обсчитывает параметры решения задачи.
– То есть вы хотите сказать, что диска, с содержанием которого мы сейчас ознакомились, в главном компьютере уже нет?
– Да, именно это я хочу сказать.
Мавра Седнина решительно подошла к компьютеру и не менее решительно нажала кнопку «выброс диска». В ответ на мониторе зажглись две надписи: «диск отсутствует», «вставьте диск».
– Вот, пожалуйста! – радостно сообщила Мавра. – Компьютеру была поставлена задача отобразить контент. И он отобразил, показав нам «кино». А сохранение диска в его задачу не входило, и Властелин упрятал диск. Превратил его в неизвестное нам энергетическое поле, которое «сбежало» отсюда или было «утянуто», может быть, даже со скоростью света в какое-то своё море фотонов или электронов – для нас теперь это не имеет никакого значения.
– Да, но как-то надо вернуть диск, – сказал Богдан Бонифатьевич.
И в кабинете сразу же воцарилась та напряжённая творческая тишина, ради которой, по сути, и сносились все насмешки и оскорбления.
– Возможно, в нём разгадка нашего бытия. И весь наблюдаемый нами мир: звёзды, планеты и мы сами – это только чудесная запись на своеобразном диске?!
Внезапный звонок телефона раздался в тишине подобно взрыву. Звонил Агапий Агафонович Акиндин, требовал немедленной встречи с профессором.
Богдан Бонифатьевич извинился перед аспирантами и перенёс семинар на завтра, вполне уверенный, что завтра соберутся все, включая Инютина и Родионова.
Глава 34
Агапий Агафонович предложил профессору встретиться возле памятника Джавахарлалу Неру. Он знал, что Богдан Бонифатьевич живёт в доме восемнадцать на Ломоносовском проспекте (рядом с цирком) и по пути домой забегает в магазин «Кулинария». Там, как правило, берёт уже готовую еду, потому что его матушка достаточно пожилая пенсионерка и ему не хочется утруждать ни её, ни себя приготовлением пищи.
Впервые ознакомившись с досье завлаба, Агапий Агафонович был удивлён, что мужику под пятьдесят, а он одинок, живёт с матерью. Но теперь, осведомлённый о его научной «подкованности» (трижды кандидат наук, причём в разных областях знаний), не понаслышке знающий о руководящей роли Богдана Бонифатьевича в «проекте индиго » (сориентированном на спасение человечества), полковник уже ничему не удивлялся. Потому что теперь было впору удивляться – как это профессору ещё удаётся самому сохраняться и оберегать от повседневных потрясений свою престарелую мать? Ведь завлабу приходится постоянно работать с экстрасенсами, а что они за люди, кому-кому, а полковнику достаточно хорошо известно. В их окружении нельзя ни минуты находиться, чтобы не ждать от них каких-нибудь неприятностей или экстравагантностей, что, по сути, одно и то же.
Вот и сейчас Агапий Агафонович идёт к памятнику Джавахарлала Неру прежде всего потому, что побаивается встречаться в собственном кабинете. Даже на территории парка МГУ – побаивается. Потому что у него нет никакой уверенности, что Председатель комитета СОИС не есть на самом деле Бэмсик, а Бэмсик – Председатель комитета СОИС. Проклятая работа, в ответственную минуту не на кого положиться. Поэтому и приходится всё учитывать: и возможности профессора, и свои возможности, и тащиться на встречу куда подальше, только бы не у стен МГУ.
В самом деле, на кого он может опереться? На своих орлов: Кимкурякина и Наумова. Ага, только, как говорится, сядешь, и уже вокзал – пора выходить.
Агапий Агафонович быстрым взглядом окинул пассажиров, садящихся в троллейбус (инстинктивно проверял, нет ли хвоста), умышленно сел в кресло. Да-да, сел, хотя до метро «Университет» оставалась всего одна остановка. «Пусть думает, что ехать ему далеко – бдительность, и ещё раз бдительность!» Установка на бдительность, ставшая частью его натуры, неожиданно возмутила. Кто – пусть думает? Кого он имеет в виду? Это уже какая-то паранойя! Неслучайно в приватной беседе с Председателем комитета Президент обеспокоился, как бы он не свихнулся на своём пунктике о бдительности. А что поделаешь, такая работа.
Покидая троллейбус, полковник запретил себе оглядываться по сторонам. Оттого-то, наверное, ему и не на кого опереться, что это уже не бдительность, а подозрительность. Своего рода мания преследования.
Перейдя Ломоносовский проспект, бросил взгляд в сторону памятника Джавахарлала Неру и невольно улыбнулся. Навстречу быстрыми шажками спешил Богдан Бонифатьевич, полностью погружённый в свои мысли. Серое демисезонное пальто было расстегнуто. Полосатый шарф, завязанный на шее узлом и ниспадающий короткими концами на грудь, только усиливал расхристанность. Под мышкой левой руки профессор нёс папку. А в правой руке, прикрывая животик, – тёмную узкую шляпу. Тут только Агапий Агафонович обратил внимание на пригревающее солнце, осевший под деревьями потемневший снег и серебрящиеся ручейки, бегущие по асфальту.
