Победа будет за нами - М. Петрович
Их, конечно, опять трясли и проверяли, задавали тупые вопросы о поездках за границу, хотя братья и в областной центр-то выбирались не каждый год. Короче, трахали мозги и так, и сяк, и наперекосяк, но у близнецов действительно не было никаких запретных связей, мыслей и секретов, кроме тик-тока с красивыми девками. Вот тут они рискнули и все же завели себе аккаунты, каждому свой. В кои-то веки их вкусы разошлись, поэтому Миха подписывался на грудастых, а Женек — на жопастых.
Разумеется, в части телефоны были строго запрещены, но в увольнениях братья ходили с навороченными айфонами и до всполохов в глазах разглядывали телочек. Закончится пятилетний контракт, они пойдут куда-нибудь в ФСО, и все девки Москвы будут их.
Кто вообще мог подумать, что мир встанет с ног на голову и вместо телочек им достанется старая баба, ровесница мамки.
Глава девятая
В тот день Маргарита Симоньян словила мощный инсайт. Она поняла, что Владимир Рудольфович ебнулся. Это понимание было эффектным, ярким и четким, как логотип ее любимых Dolce&Gabbana. Один раз увидишь и уже ни с чем не спутаешь.
Сначала они хорошо поплакали, вспоминая дивное военное время. Санкции, красные линии. Стоматология. Дезодоранты. Московские рестораны. Шоппинг в Дубае. Горячая вода. Майбахи. Яндекс-доставка.
Майбахи, кстати, в Кремле сохранились, и телеведущие отправились посидеть в одном из них. Бензин давно закончился, поэтому экспириенс, как говорится, был неполным, но все равно покатались круто, почти как до победы.
Владимир Рудольфович с удовольствием сел за руль и притворился, будто везет Маргариту Симоновну в Останкино. С мигалкой! С резкими поворотами, уиу-уиу! В салоне было хорошо, как у Боженьки за пазухой. Или наоборот.
Потом за руль уселась Маргарита, и телеведущие чуть ли не час гоняли по центру Москвы. Они мчались по встречке, заезжали за вишневыми пирожками в бывший «Макдоналдс», прикалывались над ГИБДД и трижды наехали на воображаемую Матвиенко, которая трюхала домой с пакетами из «Пятерочки».
Потом они — понятное дело, пешочком, но там и недалеко — отправились на огород в Большой Кремлевский сквер. Картошку выкопали еще в сентябре, но оказалось, что под зиму народ сажает щавель, лук и чеснок. Телеведущие вскопали несколько новых грядок. «Ну вот, теперь заживем», — с удовлетворением сказала Маргарита. И Владимир Рудольфович опять разволновался, на сей раз из-за болезненного контраста между майбахом и тупорылым замечанием Марго. Он отвернулся, и плечи его предательски задрожали. Блять, да что ж это такое, разозлилась Симоньян.
Это начинало утомлять. В конце концов, клятву Гиппократа я никому не давала, думала Маргарита Симоновна. Можно, блять, подумать, что проблемы есть только у Володи.
Она с трудом подавила позыв втащить ему лопатой по башке и почла за лучшее отвести его домой. Насколько она помнила, ее боевой товарищ жил совсем недалеко, в сохранившемся крыле Сенатского дворца. Но тут оказалось, что Соловьев молчком перетащил свои пожитки в Спасскую башню, через которую и совершались лихие набеги на ГУМ.
Маргарита в этой башне сто лет не была и, когда вошла, прямо скажем, остолбенела. Владимир Рудольфович превратил Спасскую башню в подобие своей телестудии «Вечер с Владимиром Соловьевым».
На нижнем этаже Володя устроил проходную с реальными турникетами. На первый взгляд их было несколько десятков, и целых, и покореженных. Турникеты он вынес из Государственного Кремлевского дворца, расфигаченного жидобандеровскими мразями в результате их предсмертной агонии. Или это мы сами вдарили по нему в качестве жеста доброй воли? Маргарита уже не помнила.
Собственно студия располагалась на втором ярусе башни, и работы над обустройством еще не закончились. По полу вились совершенно бесполезные провода: телеведущий насобирал их по всему Кремлю. Высились штативы с такими же мертвыми камерами. Там и сям была развешана фольга. «Софиты», — пояснил Володя.
Войдя в студию, Соловьев расцвел и первым делом нацепил на ухо микрофон. Маргарите поплохело. А потом она чуть не наложила в штаны, споткнувшись о чучело Карена Шахназарова в натуральную величину. Владимир Рудольфович очень обрадовался, что смог добиться такого сходства, и сообщил, что планирует изготовить весь пул своих экспертов, включая генерала Гурулева.
— А его-то зачем? Вон он ходит, живехонек, — неосторожно удивилась Маргарита, и Володя опять распереживался.
С тех пор рейды в ГУМ прекратились, поскольку пройти сквозь систему соловьевских турникетов было невозможно. И Спасская башня отошла Владимиру Рудольфовичу, который зажил там сущим анахоретом. Опасаясь частичной народизации, вниз он практически не спускался, по телевизионным и прочим надобностям перемещался по стене, прячась за зубцами.
У Маргариты Симоновны и своих дел было по горло, но все-таки она находила время и отшельника хоть и нечасто, но навещала.
Можно было с уверенностью сказать, что душевное состояние ее коллеги стабилизировалось, правда в плохом смысле этого слова. Теперь днем, вечером и в полночь Владимир Рудольфович выходил в воображаемый эфир, созывая телезрителей боем курантов.
Поначалу перезвон создавал праздничное настроение из-за ассоциаций с Новым годом. Но через какое-то время обитатели Кремля вконец осатанели от депривации сна. Тогда Маргарита с генералом Герасимовым разработали хитрый план.
Предполагалось, что Маргарита Симоновна выманит Соловьева к Сенатской башне на большое интервью для Russia Today. А Валерий Васильевич тем временем залезет в студию «Вечер с Владимиром Соловьевым» и любой ценой обезвредит уникальный механизм кремлевских курантов. Другого выхода не было.
Глава десятая
Сложность состояла в том, чтобы вклиниться между эфирами Соловьева, которые шли практически без пауз. Но талант, как говорится, не пропьешь: убеждать Маргарита умела и любила.
Сначала сговорились встретиться в одиннадцать утра, но Соловьев решил, что так он не успеет подготовиться к дневному выпуску. Интервью перенесли на три часа раньше. То есть на восемь.
В день интервью Маргарита Симоновна пришла к воротам Спасской башни, ощущая чуть ли не прилив трудового энтузиазма. При том что интервью было фейком и она это знала. Но вот поди ж ты, легло на старые дрожжи.
За главным редактором Russia Today крался начальник Генштаба, тоже странно вдохновленный грядущей операцией. Засиделся я, думал Герасимов. Большой необходимости в этом не было, но половину пути он прополз по-пластунски и на боку, как если бы он спасал раненого с поля боя. Душа, размышлял генерал, просит реального дела, а что уж может быть реальней,
