Победа будет за нами - М. Петрович
— Англию! — закричал Владимир Рудольфович, не давая ей закончить. — Штаты, Канаду, Японию! Францию, Испанию, Германию!.. Латвию! Польшу!
Он шпарил и шпарил по списку недружественных стран, а когда они закончились, перешел к странам, которые, по его мнению, были недостаточно дружественными.
Когда закончились и они, Соловьев начал гасить и дружественные страны, потому что сегодня они дружественные, а завтра что-то вякают на своем туземном наречии, а не на великом русском языке, чем подрывают наш суверенитет.
Пока Володя жил his best life, Маргариту обуревали смешанные чувства. Она ликовала, что ловко свалила дебильную работу на самого Соловьева.
А с другой стороны, думала Симоньян, вот так свихнешься, а окружающие будут тебе кивать да поддакивать. И ты никогда не узнаешь, что ты ебнутый.
А мы ж победили, Володя. Все было не зря, Володя. Какого рожна тебе надо? Всех взорвали, всех наказали, живи и радуйся.
В том, что разрушено все, не сомневался никто, кроме Соловьева, выбравшего путь отрицания реальности. Смысл жизни он видел в борьбе со злом и к победе добра приспособиться не смог.
Он даже на интернет, который регулярно показывали в Кремлевском дворце, практически не ходил. Все остальные посещали интернет с удовольствием, и не только потому, что в конце мероприятия раздавали сладкие новогодние подарки.
Во-первых, это была возможность выгулять новые наряды и пообщаться. Во-вторых, на интернете всегда присутствовал Начальник и мог с тобой поздороваться. В-третьих, это была связь с внешним миром. Путешествие за пределы Кремля, пусть виртуальное, но тем не менее.
Вокруг света, вспомнила вдруг Маргарита. Была в ее детстве такая передача. Там показывали разные далекие страны и что в них происходит. Сейчас интернет позволял убедиться, что везде происходит одно и то же — ничего. На планете осталась одна цивилизация — наша, думала Марго вдохновенно. Победа.
— Мрази! Ройзмана в пепел! — кричал тем временем Владимир Рудольфович. — Вместе с Екатеринбургом! Весь Урал, к херам собачьим! Хабаровск! Пусть за Фургала ответят, бляди!
А, это он уже нас бомбит, догадалась Симоньян.
— Уфу! Баймак! Башкирию целиком! И татар туда же! Якутия! Мобилизация им не нравится, мразям! Тыва!
Претензий к своим у Владимира Рудольфовича было ничуть не меньше, чем к иностранцам, поэтому интервью затянулось.
Соловьев прошелся ковровыми бомбардировками от Владивостока до Мурманска и закончил требованием разъебашить район Марьино за то, что там был прописан Навальный.
От крика на свежем воздухе Владимир Рудольфович разрумянился, и они, усталые, но довольные, отправились домой.
Глава двенадцатая
Начальник Генштаба блестяще справился со своей задачей. Он заклинил куранты чучелом Карена Шахназарова, музыкальный барабан намертво зажевал режиссера и онемел. Телеведущий изменений то ли не заметил, то ли решил их проигнорировать по причине бешеной нагрузки на работе.
Эфиры Соловьева, обращенные к несуществующим телезрителям, шли один за другим, но жителям Российской Федерации это больше не мешало, и они дружно готовились к зиме. Со всех сторон уже тянуло лютым холодом, ветер кружил в воздухе первые снежинки, которым никто не радовался. Предыдущая зима обитателям Кремля категорически не понравилась.
Она застала Россию врасплох, и треть населения вымерла по естественным причинам: от холода и голода, в которых по привычке обвинили англичан и американцев. Потом спохватились, что ни тех ни других больше нету, и возликовали, что теперь уж никто, никто не помешает процветанию России!
А тех, что вместо процветания зачем-то перемерли, пришлось столкнуть в огромную воронку на месте Сенатского дворца, в который раз ужаснувшись подлости жидобандеровцев. Вот кем надо быть, чтобы взять и разбомбить жилое здание, на крыше которого большими белыми буквами было написано ЛЮДИ! Эту надпись сделали сразу после первого прилета беспилотника в купол Сената, но кровожадных маньяков это не остановило.
Хотя что ни делается, все к лучшему! Оказалось, что иметь такую глубокую воронку в качестве свалки очень удобно. Куда, в противном случае, сносили бы мусор, хлам и чемоданы с биоматериалами Помазанника.
Кишечник его работал как часы, а справлять нужду абы куда он уже не мог: как говорится, привычка — вторая натура. Чемоданы закончились быстро, поэтому в ход пошли сумки, шкатулки, пластиковые пакеты, резные ларцы, рухлядки, берестяные туеса, сундуки и прочие шедевры народных промыслов из Музея прикладного искусства.
Отвечая на вызовы времени, Президент мог воспользоваться одной шкатулкой и дважды, и даже трижды, но тем не менее емкости копились быстро, так что их таскали к Сенату, где складывали в виде пирамиды. Получалось что-то вроде памятника тем, кто освободил планету от мирового зла, но потом замерз и помер. Пирамида как бы приравнивала павших к египетским фараонам и в целом напоминала о Красном море и о дайвинге.
На зиму Президент решил перенести свою резиденцию в Теремной дворец, где сохранились действующие печи. За ним потянулись и остальные граждане Российской Федерации, все, кроме Соловьева и депутата Милонова, полагавшего ночное соседство с мужчинами греховным и нечистым. Но конопатить дворец он, слава богу, не отказывался. Атаки на Кремль привели к тому, что дворец маленько повело, двери и оконные рамы перекосились и через щели сквозило.
Будучи одной из самых влиятельных женщин мира из списка Forbes, Эльвира Набиуллина в очередной раз совершила невозможное. Она раздобыла десяток ватных матрасов, собственноручно оттащив две трехлитровки гурулевского самогона в казармы Президентского полка. Матрасы распотрошили, и работа закипела.
Конопатка — процедура трудоемкая, требующая внимательности и аккуратности, располагающая к неспешным разговорам. Пользуясь неформальной обстановкой, обсуждали многое — к примеру, присоединение новых территорий.
Вздыхали о жертвах, которые пришлось принести: по центральному отоплению, конечно, скучали. Также скучали и по народу, который с радостью взял бы конопатку и все остальное на себя.
Виталий Валентинович Милонов и Владимир Михайлович Гундяев, которым досталось одно окно на двоих, вернулись к своему давнишнему диспуту о сути радуги. Депутат Милонов, растревоженный контактом с солдатскими матрасами, называл радугу грозным предостережением, чем-то типа знака STOP или «Парковка запрещена», а патриарх Кирилл с ним не соглашался.
Подоткнув юбки, он конопатил верхнюю часть окошка, крепко стоя на резном подоконнике. Патриарх утверждал, что радуга — это свидетельство богоизбранности русского народа, иначе б зачем Господь являл ее в самые неожиданные моменты.
Нынешние радуги, то и дело возникавшие на границе тьмы и света, действительно выглядели природной аномалией и ничем, кроме Божьего промысла, не объяснялись.
— Любит нас Господь, вот и являет нам свою любовь то радугой, то горлинкою белою! — патриарх, торжествуя, указывал пальцем на голубя, торчащего в веселом витражном окне.
