Тимур Пулатов - Черепаха Тарази
— Право, не знаю, ваша светлость… Но смею вас заверить, что сейчас вашему городу грозит не Чингисхан, а песок… Четыре года назад я проезжал мимо вашего города, правда не въезжая в него… и теперь… я заметил, что пустыня еще больше приблизилась к городским стенам. И мне кажется, надо срочно посеять вокруг двумя, тремя кольцами саксаул. Иначе все поглотит… — Но не успел наш путешественник договорить, как услышал громыхание, а потом увидел, как Гольдфингер торопливо везет что-то в тачке. Он испытующе смотрел то на эмира, то на Тарази, и видно было, что он беспокоится, думая, не пропустил ли что-нибудь важное из их беседы.
Гольдфингер остановил тачку и стал вынимать оттуда нечто довольно громоздкое и запутанное, а когда развернул на траве, Тарази увидел, что привез он качели.
Обмотав себя вокруг талии веревкой, Гольдфингер ловко вскарабкался сначала на одну шелковицу, потом на другую, укрепляя веревку и натягивая качели. Легкие, отделанные шелком и бахромой, они сразу же стали раскачиваться от ветерка.
Эмир же, чтобы не отвлекать своими разговорами ревнивца Гольдфингера, осматривал в это время лошадь Тарази. Поглаживал нежно хвост, тыкал пальцем в бок животного, опускался на корточки, чтобы пощупать копыта, и при этом, довольный, чмокал, а Тарази, напряженный, держал лошадь и боялся, как бы Денгиз-хан не спросил, что там в клетке под покрывалом.
— Прошу, мой курфюрст! — сказал Гольдфингер, закончив с качелями. Эмир с радостным возгласом засеменил и ловко сел на качели. Покачиваясь, он закрыл глаза от удовольствия и запел неожиданно:
Спите, дети-шалуны,вон Гольдфингер к вам идет.Ах, мечты, ах, мечты…Всем, кто плохо жил на свете,наказанье он найдет.Ах, мечты, мечты, мечтанья…Кто шалил — от наказаньяНе уйдет, не уйдет…
— Браво! — захлопал Гольдфингер, еле заметно усмехаясь в ус. — Ну, как вы себя чувствуете, мой курфюрст?
— Я умиротворен! Этот сад, эти качели и вы, друзьям мои… Я так одинок. Но зачем роптать?! «Спите, дети-шалуны, вон идет Гольдфингер…» Сколько раз благодаря этим качелям мы избежали неприятностей, — сказал Денгиз-хан, сладко покачиваясь.
— Много раз, мой курфюрст, — с готовностью ответил Гольдфингер, словно ждал похвалы.
— Вот сегодня, например, — продолжал Денгиз-хан раскачиваться, — когда мне сказали, что у нас появилось это чудовище… Оно еще и поныне там, на пустыре, но я спокоен. Хотя народ упрямо твердит о каких-то дурных приметах…
Гольдфингер взял конец веревки и стал помогать эмиру раскачиваться.
Тарази помешкал, но тоже взял другой конец, ибо вся атмосфера, в которой развлекался эмир, располагала к дружелюбию.
— А сколько вы заплатили тому человеку, который провел вас через тоннель? — не открывая глаз, вдруг спросил Денгиз-хан. И добавил доверительно: — Я построил эти тоннели на случай войны. И растратил всю казну. Но пока войны нет, я подумал: тоннели могут пополнять казну за счет путешественников, желающих меня лицезреть. Если еще один год Чингисхан не нападет на нас, тоннели себя полностью окупят.
— Видите, — засмущался Тарази, — мы договорились, что он выведет меня обратно в город…
— Заплатите ему хорошо, — просто попросил эмир, — ибо я обложил проводников самыми большими налогами. Им остаются буквально гроши. А они, как правило, все с семьями.
— Разумеется, — поспешно ответил Тарази.
— Когда я был моложе, — разоткровенничался Денгиз-хан, — и мог лучше развлекать таких путешественников, как вы, — ну, например, сам вместо кучера катал их по парку на фаэтоне, — то брал, естественно, в два раза больше. Но теперь… Мой друг Гольдфингер прекрасно помнит те времена…
Эмир умолк, остановил качели и сошел. Ни слова не сказав на прощание Тарази, он стал удаляться и скрылся за забором. Только раз он обратился к Гольдфингеру, который вел его, взяв под локоть:. — Не забудьте о возмездии, Гольдфингер.
— Нет, мой курфюрст. Мы поручим ему увести от нас эту чудовищную черепаху, — послышался леденящий голос Гольдфингера.
— Да, он ведь ученый и как раз ловит черепах. Только сегодня, пусть сегодня же уводит… Чтобы успокоился народ. Ты ведь знаешь, мой друг Гольдфингер, что в истории был случай, когда народ поднял бунт из-за обыкновенного скорпиона. И заодно в ярости придушил и своего преданного правителя…
IV
Чудовищная черепаха, о которой сказал Денгиз-хан, часом назад была обнаружена на окраине города, недалеко от постоялого двора, где остановился наш путешественник.
Размеры и вид пресмыкающегося так возбудили суеверие горожан, что все решили единодушно: не избежать теперь городу какой-нибудь кары — засухи, чумы или войны.
Тарази же, естественно, был в полном неведении. И когда услышал из ус эмира о какой-то черепахе, то понял это не буквально, не как поручение увезти куда-нибудь подальше чудовище. Подумал, что надо пройти через какой-то ритуал, чтобы искупить свою вину за лицезрение Денгиз-хана.
«Наверное, здесь и до сих пор черепаха почитается прародительницей рода, — подумал удрученный Тарази, оглядываясь по сторонам и ища лошадь. Может быть, толпа заставит меня пролезть под панцирь черепахи и ползти по улице. Что ж, я готов. Конечно же за удовольствие видеть монарха, каким бы жапким и комичным он ни выглядел, надо платить, и не только деньгами…»
Пока Денгиз-хан развлекал гостя, лошадь, пощипывая траву, ушла довольно далеко. Тарази пошел за ней, думая увидеть где-нибудь за деревьями дворец Денгиз-хана.
Он медлил с уходом, поднимался на пни, на низенькие заборы, обозревая все вокруг, но нигде не видел ничего, кроме заборов, каких-то ворот, стоящих сами по себе, без стен, обросших вьюнами и лианами.
«Интересно, — думал Тарази, — откуда это эмир узнал, что я ловлю черепах? Ну, разумеется, не успел я еще подъехать к города, как шпионы уже обо всем ему донесли. Вот почему и проводник не боялся показывать мне потайные тоннели, понятно…»
Тарази поймал лошадь у какого-то забора, бросил в глубину парка последний взгляд и стал вспоминать, в какой стороне спуск в тоннель. Так и не вспомнив, он подумал, что совершенно бессмысленно идти наугад —. можно опять столкнуться лицом к лицу с Гольдфингером — ревнивцем и плутом.
— Господин проводник! — крикнул Тарази. И услышал где-то поблизости шепот, который вначале не разобрал.
— Flpoiiiy, не кричите! — чуть громче сказал голос. — Обогните забор и заходите прямо в тоннель. Мне не разрешено показываться в парке.
Тарази потянул лошадь и сразу же за забором увидел тоннель. Но не тот, откуда он попал в рощицу, а другой, вход в который был слегка прикрыт диким виноградником.
Едва Тарази спустился в тоннель, как провожатый встретил его и взял лошадь под уздцы. И, ни слова не говоря, с видом совершенно бесстрастным, пошел вперед.
Тарази облегченно вздохнул и, почувствовав прилив сил, решил почему-то посмеяться над этой глупой ситуацией — ведь ему, человеку крайне занятому, было жаль столь бессмысленно потраченных часов.
— Почему вам не разрешено появляться в парке перед взором его величества? Ведь, получая плату от таких простаков, как я, вы большую часть отдаете эмиру. Значит, все вы — одна шайка! — крикнул Тарази.
— Прошу вас, не кричите! — на сей раз довольно твердо и решительно повторил проводник.
— Отчего же не кричать?! Мне осточертели шепот, эти улыбки, эта светская дребедень, эти качели и этот Гольдфингер — низкий, испорченный субъект, прихлебатель вашего хана.
Проводник долго молчал, и молчание его начинало казаться зловещим.
Тарази вдруг подумал, что зря он затеял весь этот спор и что плут проводник может в отместку завести его куда-нибудь в темное место и ограбить.
— Я не знаю, о чем вы говорите, о каких это качелях. Я ведь и хана нашего ни разу в глаза не видел, — услышал он голос проводника.
— Как не видели? — удивившись, побежал вперед Тарази, желая поговорить с проводником доверительно. — Человек, который так часто бывает в его саду… Нет, не верю.
— Мне не разрешено с вами разговаривать, — вздохнул проводник, и было видно, что он сам тяготится молчанием. — Вы уедете, а мне тут жить…
— Да ведь нас никто не слышит! — промолвил Тарази, но тут же вспомнил о тех, кто освещал им дорогу в тоннеле.
Ему даже стало немного не по себе — ведь обо всем, что он говорил сейчас нелестного о Денгиз-хане и Гольдфингере, могут донести эмиру, и, хотя он гражданин другого ханства и не должен подчиняться местным законам и обычаям, кто знает, на что способен Денгиз-хан — мстительный и хитрый.
«Хотя, — успокаивал себя Тарази, — правитель совсем потерял самолюбие. Ведь он не ленится раскачиваться на качелях, показывать гостям за плату свое ничтожество. Так что Денгиз-хан безболезненно проглотит все мои резкие выражения».
