Анна Веди - Антифальшь

– Надо сопроводить парня до подъезда, а то мужик с пистолетом хочет его убить. У него взгляд насильника. Изнасиловать хочет.

Мы идём с бабушкой, а парень впереди. Провожаем до маминого подъезда, который находится через три подъезда от этого. Доходим до подъезда. Этот парень уже я. И я уже в своей квартире. Хочу постирать. Достала бельё из мешка, набрала много. Говорю брату:

– Хочу посмотреть фильм.

– У меня есть новые, – отвечает он и перечисляет.

Я смотрю много дисков в упаковке. И два совсем новёхонькие и названия необычные, не видно, правда. Я собиралась помыться и раздета была. Заходит брат, я немного прикрываю наготу, но грудь видна. Он как будто не замечает, я тоже. У нас это как будто в порядке вещей. Потом я на реке, на лодке, хочу утопить ребёнка. Своего внутреннего ребёнка, свой творческий потенциал. Аквариум с рыбками. Мне рассказывают, как их кормить. Одна рыбка особенная. Я вижу её тело прозрачное. Она величиной с ладошку и вижу её глотку в прозрачном теле. Так вот она питается живыми раками, планктоном и, чтобы еда не выпадала обратно, надо прямо в эту глотку складывать, а не кормить как обычных рыбок в аквариуме.

Я с мужем. Я на него разозлилась и била его кулаками по лицу и ладошкам. Но мне казалось, что удары всё равно слабые.

Я показываю девушке какие-то бумажки. Она мне даёт что-то, какие-то деньги для получения посылки или чего-то ещё и уходит. А мне надо получить и принести к ней. Я жду у себя в квартире. Со мной подруга. Я собираюсь в дорогу. Проходит мама подруги, передаёт мне подарок, но я её не вижу. У меня много тряпок, простынки. Я ей показываю.

Я на кухне натираю тарелки. То ли я с дедушкой, то ли с кем-то ещё ждём дедушку. Хочу поставить десертную тарелку, а сверху супную. Я спрашиваю:

– Чай нальём к приходу или не будем? Мы не знаем, когда он придёт. Чай остынет.

Дедушка надувает шарики. У меня теперь есть четыре шара. Я хочу их положить в тарелку, потом связать и повесить. Думаю это хорошо для деда, надувать шары, лёгкие тренирует.

Я приехала в город к бывшему другу. Сначала я не решалась к нему зайти. Я узнаю, что у него от одной из жён двадцать один ребёнок, от последней. До этого тоже много. Или всего у него от разных жён двадцать один ребёнок. Рядом переход в Испанию. Большой рынок, много диковинных фруктов и всего-всего, что душа пожелает. Наконец, я встречаюсь с другом. Он такой же простой, как и был. Потом он пригласил меня в дом. Я увидела его папу. Он предложил мне сесть за стол. Его отец постарел. Но я не видела мамы его, а спросить не решалась, где она. Мне нравится он, только он простоват, как работяга-крестьянин. Но он меня любил.

Опять била бывшего мужа. Как будто я вернулась к нему. Всё мило и любовно. Я легла спать. Проснулась, его нет рядом. Я выхожу в другую комнату, а там ещё какой-то его друг и две тёлки и муж. У меня есть подозрение и недоверие к мужу, что он мне изменил. Он перебрасывается фразами с одной из девушек:

– Как тебе понравилось? – спрашивает у неё.

Эта девушка крупная, высокая, пухлястая, лет двадцати пяти, догадывается, понимает, что я его жена.

– Нет, в 14–45 не понравилось, – отвечает она ему.

Я понимаю, что они про секс и в это время я спала. Меня охватывает злость и ужас, что в соседней комнате муж трахал тёлку, пока я спала. Я набрасываюсь на него с кулаками. Бью по лицу и кулаками и ладошками. Он уходит. Мне было грустно и обидно. И тут я понимаю, что он – дурак и я не могу повлиять на его образ мышления. Он просто дебил. Я беру за кофту эту тёлку и трясу.

– Как ты могла, – злюсь я.

– Я не знала, что он женат, – оправдывается она.

Она испугана. Она вышла из спальни полураздетая. Да, сначала я опешила, а потом подумала: «За кого я держусь? Да и пускай». У тёлки сиська вылезла. Я с иронией поправила, одёрнула её майку.

– Он мне больше не нужен, он дебил. Я уеду скоро, и ты можешь его забирать, если тебе нужен дебил. С тобой произойдёт тоже, что и со мной. Он такой человек, предатель, да ещё и дурак, – говорю я ей уже спокойно.

А я устроилась в какую-то контору, там с утра надо быть на работе. Беспокоюсь, что в поликлинике не была, то есть я прогуливаю. Как будто мне всё равно. Скажу, что плохо себя чувствовала, недомогала. Та тёлка приносит штору – это тюль с вышивкой на окно. Я уже видела эту тюль и не стала покупать – там заплатки, косяки и потом она свет пропускает. Ну вот, не я уже главная по созданию уюта в мужниной квартире. Я его отпускаю и как-то мне легко. Мне немного грустно, но я не могу переделать его. А такой, какой есть, он мне не нужен. Я его бью опять с ненавистью, с отвращением и презрением. А потом успокаиваюсь, отпускаю. Принимаю как то, на что я не могу влиять.

Я в тюрьме. Меня приводят в пищеблок проверять свежесть рыбы. Стоит много ящиков. В них разная рыба: скумбрия, красная, мелкая корюшка, сельдь. Много-много солёной, вяленой, сырокопчёной рыбы. Я перебрала мелкую рыбу. И не знаю, какая из них испорченная, а какая нет, если только по цвету. Убрала одну. Надо приступать к другой крупной рыбе, а я ленюсь и не знаю, какая из них свежая. Девочка другая работает с мясом. Я у неё спрашиваю:

– Как определить свежесть и испорченность продуктов, рыбы в частности?

– Я не знаю, – отвечает она. – У меня мясо и мне легче понять, а вяленая рыба, да что ей будет, она не портится.

Но я чувствую угрызения совести, что не работаю. Я не уверена, что вяленая рыба не портится. Может, засыхает? Как узнать? Девочка с таким энтузиазмом переставляет ящики с мясом, фаршем. А я перебрала мелкую рыбку, а крупную видно сверху – она свежая, вяленая и так много ящиков, что вроде не вижу смысла перебирать её. И вроде боюсь, что начальница накажет, что я не работаю. Но она свежая – вяленая рыба. То, что меня перевели на пищеблок, это как продвижение. Я всегда сытая. Вот и сейчас девочка пожарила котлетки, сделала салатик. Я и рада своей привилегированности, но всё равно боюсь или стесняюсь есть.

Я с парнем в лесу. Я оказываюсь одна на дороге и на земле. Проезжают машины и я задней частью головы слышу, как близко они проезжают. Но меня словно относит от дороги, притягивает к чему-то. Я в неестественной позе лежу и не могу сдвинуться. Меня волчком крутит. Теперь я на поляне, там же в лесу, возле стола и сидений с большими спинками из дерева, как пеньки со спинками и стол такой же большой из дерева. Откуда-то появилась на одной спинке сидения бумага с надписью «СПИД». Я думаю, для чего это? Может быть, это для того, кто сидит на этом стуле. Меня пугает эта надпись. Тут я вижу парня, кудрявые русые волосы, примерно мой ровесник, может лет тридцать или моложе. Видно, что он привлекателен. Но есть что-то неестественное в его движениях. Когда он заговорил, я поняла, что СПИД – это его табличка. Я определила, что он наркоман. У него была пугливая улыбка, забитая. Он был суетливым, чесался. Я уже догадалась, что здесь пункт выдачи лекарства против СПИДа. Я знаю, что его надо употреблять постоянно. Как будто у наркомана появилась другая зависимость от лекарства. Я услышала бой часов. Парень посмотрел вверх на часы и на его лице отразился страх. Я подумала, о чём этот страх? Он боится умереть. Почему-то мужчина, который был со мной, убегал от этого наркомана вокруг стола, и я бегала от него. Этот наркоман хотел приблизиться ко мне, а я сторонилась его. Другая девушка говорила:

– У него СПИД, надо держаться от него подальше.

Но я знаю, что он передаётся через кровь и что боятся на самом деле нечего. Тем не менее я тоже отхожу от него подальше. Тут из-под земли на расстоянии пятидесяти метров заработал, загудел подъёмник. Мой взгляд и взгляд наркомана обратился в сторону него. Поднялся лифт с двумя людьми в герметичной спецодежде, похожей на скафандры. У них стояли две пятилитровые фляги с жидкостью – это было лекарство от СПИДа. У наркомана даже появился блеск в глазах. Я наблюдала за ним. И думала, что интересно, знает ли он о своём дне смерти, сколько ему осталось жить. Я вспомнила его взгляд на часы и страх в глазах, как будто остались минуты. Может, он зависит от лекарства, и оно даёт ему жизнь. Все шарахаются от него, и зачем только он повесил на себя табличку СПИД? Чтобы все узнали… Как будто забота о других. Кажется, ему было без разницы, что о нём думают. Его волновало время и лекарство. Страх смерти ужасает.

Мне говорит кто-то:

– Ты атеист – веришь в лошадей, а мы религиозные – верим в истину.

– Да как же я забыла, что есть истина. Действительно то, что уже давно доказано людьми. И есть абсурд то, что немыслимо вообще. А лошади – это животные, природа. Раньше были люди-лошади, то есть я верю в заднюю часть, а истина идёт из головы – это верхняя передняя часть. Или из сердца? Ну да, есть истина. Атеисты тоже верят в неё, ну, может быть, не слепо, а подвергая изучению, сомнению. Может, это и более долгий путь. А просто тупо взять и поверить?.. Хотя это было бы хорошо сделать, сэкономить время. Не ходить, не сомневаться.