Предлунные - Анна Каньтох

Тройняшки вышли на берег в полутора десятках метров дальше, двигаясь, будто наполовину замерзшие автоматы. К ним, однако, кто-то уже бежал – темноту прорезали огни фонарей, слышались крики.

Сперва Каира не могла поверить собственным глазам. Кто, черт побери, мог быть в парке в такое время? А потом она заметила характерную, прямую как палка фигуру, и еще больше опешила. Джайна Наруми? Здесь? Почему?

Ей казалось, что она должна знать ответ, но клетки мозга явно замерзли и ни за что не желали возобновить работу.

Все еще отчаянно дрожа, она встала и спряталась за стволом дерева.

Вряд ли это можно было назвать хорошим укрытием – если бы кто-то подошел ближе с фонарем, он сразу бы ее заметил. Но все были заняты тройняшками, успокаивая их и кутая в одеяла. Лишь Джайна неподвижно стояла рядом.

– Как? – прохрипела Ирла (а может, Джахиль?). Видимо, ее мучил тот же вопрос, что и Каиру.

– Я видела, как вы взлетаете из Архива, и сразу известила полицию, – объяснила Джайна. – Мы все время за вами наблюдали, пока вы кружили над городом. А Лакеш посчитал, что, садясь под таким углом, вы можете приземлиться на озере. Вам стоило бы его поблагодарить. Мы едва успели.

– Вот это номер, – хихикнула Ирла.

Каира зажала рот рукой, заглушая нечто среднее между рыданиями и истерическим смехом, но ей казалось, что изо рта все равно вырывается жалобное поскуливание, хотя она и не была в том уверена.

Голова ее потяжелела, будто уже успев превратиться в ледяной шар. Холод пронизывал насквозь. Она не могла думать ни о чем, кроме холода, ставшего центром ее вселенной. Остальные чувства, включая радость и восхищение тройняшками, отодвинулись на столь дальний план, что она едва их замечала.

– Что теперь с нами будет? – спросила Камай. В голосе ее не слышалось страха, лишь любопытство.

– Я отведу вас домой, а завтра проясним кое-какие вопросы, – ответила Джайна, и Каира почти увидела ее гневно сжатые губы.

– Могу забрать их на механоиде, – предложил какой-то мужчина, возможно, вышеупомянутый Лакеш. – Девушки худенькие, так что вчетвером в кабине поместимся. И тепло заодно будет.

– Я бы предпочла… – начала Джайна, но тройняшки заглушили ее, хором крича: «Спасибо!» Каира словно в тумане подумала, что этот Лакеш, вероятно, симпатичный мужчина.

Свет фонаря упал на ствол, за которым она стояла, но девушка даже не дрогнула. На самом деле ей было все равно, найдут ее или нет.

Может, она даже предпочла бы, чтобы ее нашли. Она потеряла бы работу, зато получила бы теплое одеяло.

Одеяло. Одеяла. Она попыталась представить, как закутывается в них с головы до ног, и ей становится тепло, но не сумела. Остатки инстинкта самосохранения подсказывали, что если она и дальше будет тут стоять, то вскоре замерзнет, и Каира попыталась что-то предпринять.

Она согнула в колене одну ногу, потом другую. Ей удавалось это с трудом, будто она пыталась привести в действие заржавевший механизм. Неважно – главное, не сдаваться.

Мысленно повторяя детский стишок, она притоптывала, будто обезумевшая кукла. Теперь она уже не сомневалась, что изо рта вырывается тихий стон. Хуже того, это нисколько ее не волновало.

«Интересно, – тупо подумала она, – вспомнят ли обо мне тройняшки? Наверняка да».

Но, по крайней мере пока, ни одна из сестер о Каире не вспоминала.

И никто не заметил ее высокую фигуру за стволом дерева.

Ирла, Джахиль и Камай ушли вместе с Лакешем.

Остальные тоже начали расходиться. Вскоре на берегу озера остались только Джайна Наруми и один из полицейских.

И тут аниматорка посмотрела в сторону Каиры, как будто с самого начала знала, что она там.

Каира замерла, каким-то чудом на мгновение даже перестав дрожать. Никаких сомнений не оставалось – женщина смотрела прямо на нее, а ее уродливое искалеченное лицо выглядело усталым и грустным.

Так продолжалось несколько секунд, после чего Джайна повернулась к полицейскому.

– Можно вас соблазнить на стаканчик глинтвейна? – напряженно спросила она. Вся ее уверенность в себе исчезла, и теперь она походила на робкую девочку-подростка, пытающуюся пригласить парня на свидание.

– Нет, спасибо, – ответил тот. – Мне хочется как можно скорее вернуться домой и выспаться после службы.

– Только один стаканчик, пожалуйста, – в голосе Джайны звучала уже не просто робость. В ее словах чувствовался страх, даже отчаяние. – Пожалуйста, – повторила она, и Каира вдруг представила, как та умоляюще стоит на коленях.

Она лишь раз слышала, чтобы аниматорка говорила подобным тоном – вечером, в дверях Архива, во время разговора с мужчиной, который ударил ее по лицу.

– Я в самом деле не могу. Мне очень жаль, – полицейский повернулся и скрылся в темноте.

Джайна осталась одна, еще больше уставшая и постаревшая.

Потом ушла и она.

А Каира, спотыкаясь, двинулась в другую сторону.

– Не гаси лампу, пожалуйста.

– Зачем?

– Я боюсь темноты, – Нура подтянула колени к подбородку и обняла их, сплетя пальцы.

Финнен прикусил язык, прежде чем вспомнил, что в прошлый раз она спала без света. Видимо, девушка решила, что пора продемонстрировать впечатлительную часть своей натуры.

Встав, он подбросил углей в печку, а затем посмотрел в окно, в посеребренную лунным светом темноту. Стекло снаружи слегка заиндевело по краям, и Финнен подумал, что температура сейчас, наверное, около нуля.

Он был рад, что в такую ночь у него есть печка и теплая постель, а в постели – симпатичная девушка.

– Тебе повезло, – сказал он, присев позади нее и обнимая ее за плечи.

– Почему?

– Ты боишься только темноты. Я боюсь всего.

– Правда? – недоверчиво спросила она. – Чего, например?

– Мужчин, которые сильнее меня. Механических собак. Пауков. Боли. Унижения. Одиночества. Что доживу до Пробуждения и никогда не умру, потому что Предлунные сделают меня бессмертным.

Нура слегка пошевелилась.

– Ты серьезно?

– Да. Наверное, да, – сперва он шутил, но потом понял, что неожиданно коснулся чего-то важного и реального.

– И как ты с этим справляешься?

– Никак. Рисую, иногда пишу стихи. Развлекаюсь и занимаюсь разными глупостями. И вообще стараюсь об этом не думать.

– Ага, – Нура, похоже, утратила интерес.

Огонь в печке пожирал угли, светило узкое длинное пламя керосиновой лампы, снаружи раскаленное почти добела, а внутри, в самой сердцевине, цвета индиго. Очарованный кабинетом Иссы, Финнен отыскал лампу у торговца антиквариатом и купил за несколько тарсов. Продавец предупреждал, что горящий керосин коптит и отвратительно воняет, но пока что парень был доволен.

– А чего боялась Каира? – осторожно спросил он.

– Каира? Наверное, ничего. Она всегда была очень смелая. Смелая, милая и добрая. Знаешь… мне ее не хватает.

– Интересно, – он все так же тщательно подбирал слова, – почему ваш отец совершенно по-разному относился к дочерям? Тебе, например, он разрешал выходить из дома, а Каире нет. Может, знаешь, почему?

– Папа говорил, это потому, что Каира самая младшая, и он за нее беспокоится.

– Понятно, – кивнул Финнен, хотя ответ его вовсе не убедил. Причина столь