Предлунные - Анна Каньтох

– Если честно – нет, – он мягко подтолкнул ее к двери. – Но не беспокойся. Я тебе помогу.

«Ловушка готова, – подумал довольный Панталекис. – Теперь нужно только подождать».

Он сел возле широко распахнутой двери, вглядываясь в зеркало, которое поставил так, чтобы в нем отражался фрагмент коридора. Если кто-то там пойдет, Панталекис его увидит, прежде чем тот шагнет в комнату. А как только он появится на пороге, Даниэль потянет за веревку, и на голову входящего свалится камень, достаточно большой, чтобы оглушить верблюда.

И тогда не будет иметь никакого значения, что этот человек невидим. Даниэль просто увидит в зеркале его бесчувственное тело, и спокойно сможет его убить.

Через десять минут после того, как они вышли из дома Финнена, он понял, что идея все-таки дурацкая.

Каира примерно знала, где живет Джайна Наруми, но на этом, похоже, их сегодняшние успехи заканчивались. Девушка явно плохо себя чувствовала – ее била дрожь, несмотря на теплую одежду, а когда они останавливались, чтобы проверить, правильно ли они идут, то закрывала глаза, будто засыпая на ходу.

Финнен жалел, что вытащил ее на мороз, вместо того чтобы дать отдохнуть. Только теперь до него дошло, что несколько часов назад Каира могла в самом деле умереть – на улице, не успев дойти до его дома, или даже позже, когда он ее спасал. При одной лишь мысли об этом у него подкосились колени. Он не понимал, каким чудом сумел тогда сохранить спокойствие и вообще что-либо сделать – образы, которые подсовывало ему воображение, едва не повергали его в панику. Однако он все же сумел взять себя в руки, и теперь просто шел, вдыхая морозный воздух и раз за разом повторяя, что все уже хорошо. Стало легче.

И все же угрызения совести и страх никуда не девались. Уже не паника, а именно мутный страх, цепляющийся к любой мысли – что Каира может серьезно заболеть, что Джайна в самом деле окажется мерзкой сукой, вовсе не желающей чьего-либо общества. Он представлял себе возможные варианты, которыми могла завершиться эта ночь, и самые худшие из них одновременно казались ему наиболее вероятными. Иногда ему казалось, что он чувствовал бы себя куда лучше, если бы поменьше думал.

Уставшая и озябшая Каира явно не испытывала подобных душевных терзаний. Она доверяла Финнену, и, возможно, именно это его больше всего пугало. Ее доверие тяготило его, будто висящий на шее камень. Бывали также моменты, когда простодушие девушки невероятно его раздражало.

– Здесь? – спросил он, когда они оказались на Короткой лестнице.

Покрытые слоем обледеневшего снега ступени сильно скользили, и, спускаясь, приходилось держаться за перила. В центре лестницу посыпали солью, но здесь, на границе Скадранского квартала, подобное никого не заботило.

Финнен поднял голову. Стоявшее перед ним здание украшали трубы, уложенные в виде драконьей морды – похожие на стволы деревьев зубы, раздутые ноздри, вытаращившийся на прохожих глаз. Недоставало разве что огненного дыхания.

Большинство окон были темны – светилось только одно, над самым драконьим клыком.

– Здесь?

– Здесь, – подтвердила Каира. – Но нам в любом случае надо поискать ближайшее работающее кафе.

Финнен огляделся. Вокруг не было ни души, но он не терял надежды, что в конце концов найдется кто-нибудь, кто покажет им дорогу. Обитатели Лунаполиса любили ночную жизнь, и вряд ли холод и позднее время отпугнули всех.

В подъезде здания появилась коренастая мужская фигура.

Финнен поколебался.

– Каира…

– Что такое?

Он хотел предложить вернуться домой, но вместо этого лишь бросил: «Все будет хорошо» и побежал следом за мужчиной, который уже успел спуститься с лестницы и свернуть.

Решение было скорее подсознательным – Финнен в это мгновение вообще ни о чем не думал, просто плавно вошел в роль, предназначенную ему судьбой. Раз уж он не мог избавиться от сомнений, то по крайней мере мог делать вид, что у него их вообще нет. Сегодня ночью Финнен намеревался стать легкомысленным, уверенным в себе юношей, глубоко убежденным, что своим обаянием очарует любую женщину. Собственно, почему бы нет – ради блага Каиры, ради собственного удовольствия? Граница между правдой и притворством всегда была крайне тонка – возможно, в его случае ее вообще не существовало.

Каира дремала за столиком в кафе. Время от времени открывая глаза, она видела через матовое стекло разделявшей отсеки перегородки размытые очертания спины Финнена, сидевшего в противоположном конце зала. Если бы она подошла ближе и вгляделась в стекло в том месте, где белизну прорезали фантастические цветастые узоры, то смогла бы увидеть Джайну Наруми, которая сидела напротив парня, раскрасневшаяся и улыбающаяся от выпитого вина и комплиментов.

Иногда она в самом деле прижималась носом к стеклу, глядя сквозь прозрачные цветы на женщину, которую уважала, которой боялась и которая, несмотря ни на что, ей все же нравилась. Она думала о том, каким образом Финнену удалось охмурить Джайну, но знала, что ей никогда этого не понять, даже если тот опишет всю сцену слово за словом и жест за жестом. Дело было не в понимании, а в инстинкте, таланте. У Финнена этот талант имелся, а у нее нет.

Каира отодвинула остатки остывшего глинтвейна на другой конец столика. Все холодное до сих пор вызывало у нее неприязнь. С другой стороны, она настолько устала, что ей, собственно, было уже все равно.

Она заметила, как за матовым стеклом Финнен поворачивается в ее сторону и поднимает руку, будто собирался кому-то помахать, но передумал.

Каира встала и прошла через зал к столику, за которым сидели Финнен и Джайна.

При виде нее женщина побледнела, улыбку с ее лица будто ветром сдуло. Она посмотрела на Финнена, и во взгляде ее оказалось больше боли, чем злости.

– Я так и знала, что это будет она… – пробормотала Джайна. Похоже, она уже немало выпила, и у нее заплетался язык. – Как ты мог со мной так поступить?

Каира, не привыкшая к подобным сценам, смутилась, не зная, куда деть руки, и чувствуя себя полной идиоткой, а Джайна Наруми вызывала у нее как жалость, так и неприязнь.

Финнен, похоже, нисколько не переживал и тем более не смущался. Он положил ладонь на руку Джайны, а та, к удивлению Каиры, не убрала ее, лишь отвернулась к стене и еще сильнее сжала губы.

– Эй, – мягко сказал парень. – Я ведь просил тебя, чтобы ты мне поверила? Я сразу честно предупредил, что один раз солгу, а во всем остальном буду говорить правду. Именно это – та самая единственная ложь. Единственная. Все прочее – правда. С начала до конца.

Джайна все так же смотрела в стену. По ее