Паромщик - Джастин Кронин
– Проктор!
Голос, зовущий меня, раздавался откуда-то из необъятной дали. Голос из моря, летящий сквозь звезды.
– С тобой все в порядке?
Ее вопрос вернул меня к реальности. Я увидел траву и деревья вдали, ощутил ветер на щеках. Все стало знакомым и обыденным. Тия по-прежнему сидела за рулем, глядя на меня через открытую пассажирскую дверцу. Я вернулся в машину.
– Извини, меня немного укачало.
Она встревоженно посмотрела на меня:
– Вид у тебя, прямо скажем, не блестящий.
– Сколько я там находился?
Вопрос заставил ее нахмуриться.
– Не знаю. Может, секунд тридцать.
Тридцать секунд. А для меня – как несколько дней.
– Может, поискать ридер и проверить процент твоей жизненности? – предложила Тия.
– Только этого не хватало. Довольно с меня дурацких измерений и осмотров.
Мимо пронесся тяжелый грузовик, и нас обдал резкий порыв ветра. Я почти забыл, что мы остановились на обочине дороги, где ездят другие машины.
– Почему ты так беспокоишься о ней? – спросила Тия, глядя не на меня, а перед собой. – Я об этой Кэли.
Я беспокоился? Для этого не имелось никаких оснований, она же не была моей приемной дочерью. Однако меня не покидало это странное ощущение.
– Я знаю одного человека, – сказала Тия. – Наверное, он поможет отыскать ее следы.
– Одного человека, – повторил я.
– Он не из «три-эс», если ты подумал об этом.
– Я вообще ни о чем не думал.
– Пусть будет так. Но я ему доверяю, он профессионал высокого класса.
Я был не в том положении, чтобы отказываться.
– Мне понадобится день-другой, чтобы связаться с ним. Если кто и может разузнать, что приключилось с этой Кэли, то один только он.
– Хорошо.
Мы помолчали.
– Наверное, тебе пора домой, – сказала Тия.
Она была права; я не мог вечно прятаться. Но оставалось еще одно дело, с которым следовало разобраться до конца дня.
Узнать адрес Джейсона оказалось несложно: я зашел в ближайшую телефонную будку и открыл телефонную книгу. Я думал, он обитает в другом месте. Большинство молодых людей предпочитали жить в центре города, поближе к работе и развлечениям. Дом, где снимал квартиру Джейсон, стоял на западной окраине города и соседствовал с оживленной магистралью. Здание было старым, довольно обшарпанным, без лифта. Мы поднялись на второй этаж. Кнопка звонка отсутствовала. Я несколько раз постучал в дверь. Ответа не было. Спустившись, мы увидели, что шторы на его окнах плотно задернуты. Мы вернулись в дом и стали расспрашивать жильцов.
Никто не видел его ни в этот день, ни в выходные.
15
Нельзя сказать, что он совсем не видит. Видит, но очень слабо. Размытые, лишенные границ очертания, пятна цветного тумана. Смещающиеся тени подсказывают ему, как происходит то или иное движение. Если сравнить движущиеся предметы с кометами, он видит лишь их хвосты. Таков мир, в котором он живет и занимается повседневными делами: умывается, одевается, справляет естественную нужду, ест и засыпает, чтобы назавтра встать и начать новый день.
Было время, когда он мог видеть наравне с другими. Но однажды все изменилось. Это случилось в каком-то переулке. Он был молод, неистов и горяч. Трудно сказать, что именно в его поведении вызвало гнев охранников. В таких случаях часто говорят: оказался не в то время, не в том месте и не с теми людьми. Черт бы побрал эту житейскую мудрость! Он ничего им не дал, да у него и не было ничего. Впрочем, охранники и не собирались поживиться за его счет. Кажется, он все-таки что-то крикнул им, и тогда… Его били дубинками, кулаками и носками сапог. Все это обрушивалось на него с разных сторон, а когда охранникам надоело его избивать и они удалились, окружающий мир изменился. Превратился в подобие туннеля с темными стенами, внутри которого плясали искорки. Он думал, что это пройдет, однако привычное зрение не возвращалось. Стены лишь смыкались, а искорки превращались в неясные цветные вспышки. Однажды утром он проснулся и не мог понять, день сейчас или ночь, бодрствует он или это ему снится.
Вскоре он на собственном опыте убедился: быть слепым не означает вообще ничего не видеть. Его зрение просто поменяло направление, переключившись с внешней, физической реальности на внутреннюю – реальность разума. Внутри него рождались новые мысли, а вместе с ними рождался и новый образ жизни. Мир стал тем, что он чувствовал, уже не отягощенный тиранией зрения.
Затем возникла настойчивая потребность заняться живописью. Как еще запечатлеть свое новое понимание, чтобы поделиться им? Он и понятия не имел, с чего начнет. Раньше, когда он прекрасно видел, ему и в голову не приходило взяться за кисть. Но в своем новом состоянии, среди визуальной тишины, он чувствовал безмерную нежность ко всему, что существует. Он словно прощал мир за все, чем тот был.
Итак, лица.
Когда они впервые появились на его холсте, он даже не понял, что изображает их. Это было… когда? Много лет назад. Утро началось с привычных действий: он провел руками по чистому холсту, примериваясь к очередной картине. Затем, почти вплотную прильнув к мольберту, начал писать. Он работал над картиной так же, как вол тянет плуг, целиком сосредоточиваясь на том, что у него под носом. Только вместо комков земли это были участки холста. Он живописал начавшийся день так, как ощущал его: ностальгически, с оттенком беспокойства и скуки. Использовал оттенки синего и зеленого для кругов и квадратов. Изображенные им формы означали здания, стоявшие косо, словно тяготение по-разному действовало на каждое из них. Он почти вошел в состояние транса, как вдруг волшебство оборвалось. За его спиной кто-то стоял.
– Кто эти люди?
Клэр. Та, что всегда приносила ему полуденную еду. Она поставила поднос на рабочий столик, где Паппи держал свое хозяйство: банки с кистями, тюбики с красками, растворители и масла. Все
