Виктор Слипенчук - Звёздный Спас
Впрочем, фантазия не вполне обыкновенная в ряду прежних уже потому хотя бы, что была разрушена Фивой, то есть тою, для счастья которой предназначалась. Наверное, в этом таилась какая-то человеческая несправедливость, но они уже не были людьми, они были индиго.
Как ни прискорбно, но человек сегодняшний в стремлении к потреблению и нежелании экологически обустраивать свою среду обитания всё более и более походит на прожорливую личинку бабочки (гусеницу). И потому рассчитывать, что он в этой стадии своего развития может избежать Конца света , увы, не приходится. Как гусенице не дано летать, так и человеку-потребителю не дано, подобно человеку индиго , изменять время и пространство. Справедливо это или не справедливо, жестоко или не жестоко – нельзя сравнивать, это другая стадия развития.
Может быть, Бог, как во времена Ноя, возжелал очистить Землю. Возжелал населить её новыми людьми, более нравственными, более богатыми духовно. И люди индиго – своего рода посланцы Бога, которые должны предотвратить Конец света и продлить человеческую жизнь в эволюционно новой стадии развития?
В утреннюю стынь, когда на дворе ещё стояла ночь, Фива, проснувшись, вдруг вспомнила, что ей надо идти на работу. Два прогула подряд ей никто не простит, а все её одежды – под вечным деревом. И хотя жалко было будить Кешу – она разбудила. Поцеловала в щёку, а потом в кончик носа. Он так интересно реагировал – вскидывал брови, чмокал губами, – что она, позабыв о своей цели, стала целовать его из баловства. Так что, когда он проснулся, Фива невольно ойкнула, а потом пожаловалась, что ей не в чем идти на работу.
– Ну так что же ты? – обнимая Фиву, Кеша засмеялся. – Ты же человек индиго – сходи туда и возьми. А ещё лучше – пусть одежды окажутся здесь, на кресле.
– Я не могу, – Фива прижалась к Кеше. – Я боюсь, сейчас там, наверное, ночь, и какие-нибудь страшные звери гуляют под деревом или сидят на дереве.
– После таких заявлений я сам тебя не пущу, потому что теперь под деревом, под которым ты появишься, действительно стоит ночь и действительно гуляют какие-нибудь страшные звери.
Кеша стал объяснять Фиве, что вечное дерево на холме и пространство вокруг, в котором они побывали, создано их чувством из энергетических полей тонкого мира. И если она представила ночь и страшных зверей, то там, в том пространстве, в которое она войдёт, её точно встретят ночь и страшные звери. И это уже опасно, потому что и это пространство, и это дерево, и эти звери так же реальны, как реальна квартира, в которой они находятся.
– Кеша, милый, не отпускай – я не хочу туда! – ещё теснее прижимаясь к Кеше, как бы шутя, взмолилась Фива.
И он, понимая, что Фива не шутит, объяснил ей, что как раз потому, что она не хочет, – не попадёт туда.
– Чувство либо есть, либо его нет. Чувство, которое удаётся скрыть от окружающих, подавить, на самом деле как в компьютере, «отменено» и, скажем так, находится в отсутствии. Понимаешь, твоё чувство-желание тобою же отменено?
Кеша поведал ей, что чувством задаётся вектор движения времени, а волевым усилием временной континуум, изменение пространства, в котором вектор настолько интенсивно сообщается с личными чувствами, что явленные предметы почти всегда как бы извлечены из сознания или подсознания практикующего экстрасенса. Он предложил Фиве вспомнить – когда и где она видела столь грандиозный дуб на холме, а вокруг, в долине, ухоженные деревья, к каждому из которых подведены питающие родники.
И Фива вспомнила – она видела этот дуб-красавец в документальном фильме об Асканийском дендропарке. Живописный пруд, каменные гроты среди плакучих ив, обширные кроны платанов, стволы которых напоминали обнажённые тела людей. И много-много всяких других деревьев, подпитываемых ручейками родников. Но больше всего ей понравился этот, действительно грандиозный дуб на холме – вечное дерево . И ей так сильно захотелось очутиться под ним, что она готова была впрыгнуть в телевизор.
Всё это мгновением вспомнилось Фиве, и ей открылось, что её потому и восхитил этот дуб, что она видела его в другой реальности. Тогда к ней по тропке спустился с холма белокурый мальчик. Он держал в руке синюю луковицу цветка и на фоне необъятной кроны вечного дерева , слившейся с холмом, он как бы спустился с неба. Странно, подумала она, что Кеша не помнит этого хозяина райского места.
– Кеша, и откуда ты всё это знаешь? – как бы по инерции попыталась удивиться Фива, но не удивилась. Ей откуда-то сказалось, что всё это Кеша знает и помнит из всего окружающего, из самого воздуха, которым они дышат.
И тогда она спросила его о том, что действительно не укладывалось у неё в голове.
– Пожалуйста, объясни – как происходит, что Солнце, которого сейчас нет на небе, там, в другом пространстве, оно есть? Или всё же его сейчас там нет – ведь Солнце одно?
– Оно там есть, – уверенно сказал Кеша и постучал себя по лбу. – Оно зажигается нашим сознанием.
– Стало быть, это иллюзия? Солнце, зажжённое сознанием, – это иллюзия, это какой-то своеобразный самогипноз! – воскликнула Фива и ещё плотнее прильнула к Кеше.
Услышав, как взволнованно бьётся её сердце, он сказал, чтобы она успокоилась:
– Всё, о чём мы говорим, не содержит ничего страшного.
Он улыбнулся.
– Все наши страхи здесь.
Кеша опять постучал себя по лбу.
– Наш научный руководитель, известный тебе Богдан Бонифатьевич, ориентируя нас, аспирантов, на работу в ЛИПЯ, заранее предупредил: «Не ищите чудес – их нет. Ищите знание – оно есть. Всё, что люди зовут чудесами, есть только та или иная степень знания».
Солнце одно для всех, и в другом пространстве оно такое же, потому что оно – то же самое Солнце, что и здесь. Земля имеет информационное поле, включающее в себя ноосферу и все информационные потоки всего сущего, что были, что есть и что будут (точнее, возможны) на нашей Земле. В любой точке информационного поля Земли присутствует полный объём информации обо всей Земле. Всё здесь. И ночь, и день. И Солнце, и Луна. И окружающие нас планеты, и космос в своей конечности и бесконечности.
Так что, переместившись в тонкий мир и слившись с любым из информационных потоков Земли, которые во множестве подпитывают её информационное поле (открытую вовнутрь и вовне сферу), мы в мгновение ока оказываемся там, где присутствует наше волевое усилие. Которое, кстати, проявляется только там, то есть только в той точке информационного поля Земли, где реализовывается. И тут уж, поверь, если твои представления, требующие волевого усилия, происходят днём – в новом пространстве будет день, а если ночью – ночь. Именно волевое усилие является вектором наших желаний, то есть точно знает, в какой точке сознания или подсознания находится ответ на вопрос, и извлекает его.
Информационное поле Земли с лёгкостью реагирует на наше, людей индиго , волевое усилие потому, что оно идентично информационному полю Земли. Мы с ним состоим из одной и той же вездесущей материи. И, подобно Земле, в каждой точке, или, скажем так, корпускуле, содержим полный объём информации и о своём теле (субстанции Я ), и о теле Земли. Мы – как бы калька, компьютерная копия с текста Земли и, естественно, своего Я .
Кеша вдруг задумался, захваченный новой внезапной мыслью.
– И дело тут не в том, что информационное поле состоит из вездесущей материи, словно невидимая плащаница Бога. Тут дело в нас. Мы, люди индиго , стали духовной частью Земли, её интеллектом. Мы чувствуем свою особую миссию , как, очевидно, её чувствовал Ной. И должны заниматься не бесплодными фантазиями, а жить и строить спасительный корабль. Корабль для всех живых существ, способных воспринять и новое небо , и новую землю.
– Но мы не знаем, что такое Ноев ковчег сегодня. Может быть, это звездолёт, а может быть, это что-то другое? – сказала Фива.
– Именно другое, – обрадовался Кеша. – Один за всех, все за одного – вот что такое сегодняшний Ноев ковчег .
Видя разочарование, с которым Фива восприняла его слова, Кеша разгорячился. Стал объяснять, что благодаря Иисусу Христу человечество преуспело в понимании сути один за всех. Пусть с трудом, но сдало экзамен на зрелость. Масса примеров и во время войны, когда ценою жизни лётчики уводили пылающие самолёты от жителей мирных городов, сёл и деревень. И сейчас масса примеров героизма людей, происходящих ежедневно повсюду, он не будет их перечислять.
Но есть в девизе и другая стадия духовного развития – все за одного , которая воспринимается как злая насмешка. Ведь – семеро одного не ждут. За ради одного живота класть на жертвенный алтарь жизни всех людей, всего человечества представляется если не безумием, то высшей несправедливостью.
