Ольга Белоусова - Перекресток волков
Я нашел его, мир, в котором небо ночью цвета спелой вишни, а луна похожа на сыр. Где воздух пьян, а Лес дарит ни с чем несравнимую жажду жизни. Мир, который был их домом когда-то. Мир, который должен принять их вновь. Должен. Они слишком долго шли домой.
Уж лучше бы я искал его сотни лет.
Хотя… в каком-то смысле так и было.
— Я звал тебя, потому что мне казалось, что ты где-то рядом, но ты не пришла.
— Я не могла. Это твой сон, твой дом, но не мой. Он не принял меня. Ты же знаешь…
— Да, теперь знаю.
Я очнулся на диване. Дико болела голова. Открыл глаза и испугался.
— Испугался?
— Пришло время решений.
Память вклинилась обжигающей вспышкой между первым и вторым ударами, и это оказалось еще одной потерей в моей и без того невеселой жизни. Человек упал на пол, заливая линолеум кровью, а я смотрел на него и думал о превратностях судьбы. Потом я закрыл дверь, схватил мужчину подмышки и перетащил на диван…
Первое решение…
Я искал смерти — чужой, разумеется, и…
…Он долго приходил в себя.
— Здравствуйте, полковник.
— Кто… вы… что… — прохрипел он. Попытался подняться и тут же упал обратно на диван. Дернулся, кривясь от боли. Шипы, вонзающиеся в горло, вряд ли могут производить приятное впечатление.
Со второй попытки ему удалось сесть. Связанные за спиной руки нисколько не облегчали задачи. Я с интересом наблюдал за его неуклюжими рывками.
— Кто… вы… что… происходит…
Да, кажется, это было сто лет назад. Как жаль, что я не убил его сразу… Теперь уже нельзя.
Я тряхнул головой, прогоняя воспоминания.
— Меня зовут Ной.
— Ной… я… должен… знать вас?
— О! Я на это не рассчитываю! У людей такая короткая память…
— Но… я… знаю?..
— Однажды, года четыре назад, я вытащил вас из горящего дома.
А еще я, кажется, взял его куртку.
— Да-да, я помню…
Он попытался повернуть голову и снова скривился от боли.
— Я бы порекомендовал вам не дергаться, — заметил я. — Ошейник затянут не очень туго, но все же при неудачном движении может проткнуть горло.
— Ошейник?.. Вы собираетесь… пытать меня?.. Что вам надо?.. Сведений? Денег?.. У меня есть… не очень много…
— Нет, спасибо, я как-нибудь обойдусь.
Он осторожно вдохнул, видимо, мечтая, чтобы его шея стала хоть на миллиметр тоньше.
— Тогда… зачем это?
— Хочу, чтобы вы примерили на себя то, что с таким успехом предлагали другим.
— Я… не понимаю…
— Ошейник оборотня. Орудие возмездия, с помощью которого в Средневековье пытали ликантропов. Помните, совсем недавно вы надели такой на моего отца? Прежде чем отправили его на костер? Каких моральных высот достигло общество в ваше исключительно цивилизованное время!..
— Вашего отца?
— Томаш Вулф был моим отцом.
В глазах полковника промелькнуло понимание.
— Так ты — оборотень?!
— Нет, — и это было чистейшей правдой. — Оборотни и чудовища живут среди людей.
— Наверное… ты жалеешь, что не убил меня тогда…
Мы находились не на светском рауте, и мне ни к чему было врать.
— Жалею.
— Но почему же не убил?
Я пожал плечами.
— Я был болен. Сил не хватило.
— Ты… убьешь меня… теперь?
— Я убиваю быстро.
— И на том спасибо.
Он не понял меня. Я всего лишь пытался объяснить, что если бы хотел убить его, то убил бы сразу.
— Томаш Вулф поступал иначе, — добавил он через несколько секунд. Я замер. Человек еще немного помолчал, а потом заговорил, и говорил долго, сознавая, что пока он говорит, он дышит.
Я узнал то, о чем раньше только догадывался. То, что, наверное, было написано в дневнике Тома Вулфа. То, что он уничтожил, прежде чем уйти в огонь.
Я узнал, что отец любил человеческую кровь. И еще… о том, что он… убивал долго. Мама, боже, как же ты жила!.. Ведь ты все видела… Или нет? Или — не хотела видеть?
— …И всегда рядом с телом…
— … Клочок волчьей шерсти… чтобы мы знали, чьих рук это дело…
И еще я узнал о том, что такое одержимость. Человеческая одержимость. Одержимость охотника. Когда одна-единственная мысль захватывает сознание, подчиняя его себе, своим желаниям и потребностям, когда семья становится бременем, и забываешь об обязательствах, данных кому-то, и все остальное, кроме запаха затравленного зверя, уже не имеет значения… Знакомое чувство…
— … А потом внезапно останавливаешься. Я — один… жена умерла, сын отказался от меня… я — один, и я привык к этому…
Они охотятся на нас, волков. Мы охотимся на них, на людей. Я охочусь на людей. Я так же одержим. И так же одинок. Каждый из нас одинок. И иначе не бывает.
И еще… еще я узнал о том, как погиб отец…
— Он позвонил мне домой… он не оставил мне выбора… Все оказалось неправдоподобно просто… уж не знаю, почему, но он попался на мою нехитрую приманку… Я видел его только один раз, до начала процесса… Кто же знал, что мы не довезем его до суда?
Костер.
— Костер… Это не мы. Суд Линча. Знаешь, что это такое?
Моя мать учила меня человеческой истории.
— Машину, в которой перевозили оборотня, остановили в трех кварталах от тюрьмы. Мы не смогли отбить его у толпы. Да, наверное, не очень-то и хотели. В самом деле, не стрелять же в людей, мечтающих восстановить справедливость?..
В самом деле…
Да, я узнал… Я бы предпочел умереть в неведении, но, к сожалению, мне не грозили ни неведение, ни смерть.
— Теперь ты убьешь меня?
Его голос был почти спокоен, хотя я слышал, как растягиваются жилы на руках в бессмысленном стремлении человека разорвать веревку. Страх… Мои пальцы непроизвольно начали трансформироваться. Страх перед неизвестным, перед пауками и желтым волчьим взглядом. Думаю, мой отец не доставил им удовольствия посмотреть, как мы меняем форму.
— Да?
Я не мог убить его. Я ненавидел каждое его слово, но не мог убить его. Нельзя забирать обратно то, что сам когда-то подарил. А я однажды подарил ему жизнь. Кто бы мог тогда предположить?.. Вот дьявол!
Проснулся Клык. Он подсказал мне решение. Что ж, путь будет так.
Усилием воли я возвратил себе прежнюю форму. Мышцы ныли от пережитых перемен. Приблизился к человеку. В его глазах явственно читался ужас. Я облизнулся, тряхнул головой. Нет, убивать нельзя.
— Да?
— Вы это уже спрашивали.
Я провел руками вдоль чужого лица, забирая свет. Человек дернулся в испуге и тут же вскрикнул — тонкие иглы ошейника мгновенно впились в шею.
Клык вспыхнул ярко и погас. Кожей я чувствовал его тепло. Когда все закончится, Клык снова станет холодным.
Потом я подошел к двери, повернул ключ в замке.
— Я не убью вас, полковник. Говорят, иногда жизнь становится страшнее смерти. Я хочу посмотреть, правда ли это.
Я ушел. Ушел быстро, боясь поддаться соблазну крови.
Бэмби повесил трубку телефона, тяжело опустился на стул.
— Это из больницы… Мой отец ослеп, Ной, — сказал он хрипло и жалобно.
Я знал. Прошло два дня, и сегодня утром Клык стал холодным.
— Ты расстроен? — спросил я.
— Н-незнаю… наверное… да…
Он был расстроен.
Как я мог объяснить ему, что всего лишь хотел спасти его жизнь?
— Подожди, возможно, это временно… — сказал я, зная, что это — навсегда. — Что тебе сказал врач?
— Что я должен… должен приехать… приехать забрать отца… Он сам просил… Там Анна, мамина сестра… Может, не надо ехать?.. Мне ехать, Ной?
— Ехать, Бэмби.
Я сказал ему то, что он хотел услышать.
Врачи так и не смогли выявить причину внезапной слепоты Артура Чернышева. «Как будто батарейки сели…» А ведь так оно и было.
— Артур Чернышев? Ной! Он же… он… ты что, не знаешь!?
Это кричала Лиза. Оказывается, были на земле еще люди, которые узнавали о родственных связях моего друга позже меня. Это немного утешало.
— Почему ты не сказал?! Ты что, не знаешь…
Бэмби уехал в больницу к отцу. А я имел неосторожность все рассказать Лизе.
— Знаю, — оборвал я ее, размышляя, стоит ли жизнь человека моих усилий.
— Но…
— Во-первых, прекрати орать, Лиза! А во-вторых, каким образом это касается тебя?!
Она немного сбавила тон, но не настолько, чтобы я почувствовал существенную разницу.
— Самым прямым! — Да?
— Да! Как я могу встречаться с его сыном? Меньшее, что сделают со мной, когда узнают, это просто запрут в доме! Или выгонят из племени! Или убьют Бэмби!
— Твой отец все знает, — заметил я спокойно. — И пока я что-то не вижу, чтобы тебя запирали в доме или выгоняли из него.
— Что?!
— Собственно говоря, именно Эдвард с Яном донесли до моего сведения подробности биографии Бэмби. Когда я пришел в поселок, я не знал, что Артур Чернышев — его отец.
