Ольга Чигиринская - Операция «Остров Крым»
Верещагин помедлил.
– Я даю вам слово, что при малейшей опасности убью его.
Он заметил, как перекосило Гальперина и добавил:
– Я не люблю изящных слов вроде «ликвидировать».
– Я тоже.
– Понятно… Вы, наверное, и в самом деле кровно заинтересованы… если засветили мне агента в Главштабе?
Гальперин оскалился.
– Что, опять устроите «охоту на ведьм»? Предупреждаю сразу: наш агент – не еврей.
– Да хоть черт… – Артем откинулся назад, чтобы справиться с головокружением. – Конечно, я сделаю… Что смогу. Когда и с кем вы меня отправите?
– Над этим сейчас работают.
– Я хотел бы немножко отдохнуть…
– Боюсь, совсем немножко, – сказал Гальперин.
– Можно вопрос, алуф-мишне?
– Да…
– Какие у сеген-мишне Файнштейна были личные причины меня выручать?
Исаак Гальперин помедлил с ответом. Потом все же сказал:
– Он приехал с матерью, отцом и старшим братом в Израиль в семьдесят первом году… На второй год службы загремели под самый Йом-Киппур. Ну, и случилось так, что Мишка Файнштейн попал в плен… После войны он умер. Покончил с собой. Есть вещи… с которыми не всякий мужчина может жить. Вот так.
Арт не знал, что сказать.
– Если бы ты видел, что с ним было сегодня утром… Понимаешь, не мог я его удержать. Даже если бы я ему запретил… Короче, повезло тебе. Фаина тебя хорошо заштопала?
– Я в нее влюбился.
– Много у нее таких… поклонников. С тебя бутылка – после войны.
– Если буду… в состоянии.
– Что тебе сейчас нужно? Кроме отдохнуть?
– Алка-зельцер, свитер и пара теплых носков.
– Сделаем. Ложись здесь, на диване. Часа три у тебя есть.
* * *– С добрым утром, дорогие товарищи! – Семен слегка тормошил его за плечо.
– Не тряси, больно.
– Тысячу извинений. Я принес тебе твою форму.
– Уже?
– Автоматическая прачечная «Файнштейн и компания»: стирка, сушка, глажка, художественная штопка. Предприятие борется за звание прачечной высокой культуры обслуживания.
Арт с сомнением посмотрел на советские камуфляжные брюки и корниловскую куртку. Сочетаньице…
– Давай, давай, снимай мои пасхальные штаны, – торопил Сема. – А то мне не в чем будет на шпацир ходить. Трусы, так и быть, дарю.
– Спасибо огромное. Джемпер тоже твой? – Видимо, не нашлось ничего похожего на корниловскую форменную тишэтку.
– Мой. И чего я сегодня такой добрый? Ты быстрее, человек ждет, – сеген-мишне зашнуровывал ему ботинки, пока Артем влезал в свитер и застегивал штаны.
Куртку он надел морщась: бурые разводы так и не отстирались до конца.
– Который час?
– Половина седьмого. Вру, двадцать шесть минут.
– Можно попрощаться с твоей матерью?
– Обойдешься.
– Передай ей от меня благодарность.
– Сделай что тебя просят – вот и будет ей благодарность.
Они говорили это уже в лифте.
В гараже ждала машина. Большой, довольно обшарпанный «лендровер».
– Это он? – спросил водила.
– Он. Второй уже там?
– Как птенчик в гнездышке. Загляни, посмотри.
Верещагин заглянул вместе с Файнштейном.
– Ух ты, – сказал израильтянин. – Ну, Лева с ним круто обошелся…
В кузове «лендровера» лежал связанный по рукам и ногам, пьяный до потери пульса капитан ГРУ Владимир Резун. Файнштейн скосил глаза на Артема и сказал:
– Злорадствовать нехорошо, сын мой.
– А я вообще довольно гадкий парень, святой отец.
– Куда едем, босс? – спросил водитель.
– В Главштаб, – ответил за Верещагина Файнштейн.
– Яки…
И тут Арт его узнал.
Боб Коленко, тележурналист, оголтелый охотник за сенсациями.
– Семен, – повернулся он к моссадовцу. – Ты что это надумал?
– Дареному коню в зубы не смотрят. Садись в кабину, быстро, не отсвечивай.
Артем скрипнул зубами и забрался в кабину к водителю. Мотор взревел, «ровер» рванул с места. Файнштейн в зеркале заднего обзора помахал рукой. Ладно, все равно уедем не дальше ближайшего поста… Даст Бог – не расстреляют сгоряча, при виде советских штанов.
– Вы – это он? – спросил водитель.
– Я – это я, – содержательно ответил Верещагин.
Ближайший пост оказался на перекрестке Пирогова и Нестерова. Впереди замигали фонариком. Загорелись фары «Воеводы», перегородившего часть дороги.
– Патруль, – тихо сказал Боб. – Доставайте картонку, сэр.
– Нет у меня никакой картонки – все вещи, кроме куртки, уехали в «фольксвагене».
В кабину вторгся луч мощного фонаря. Артем зажмурился.
Дверца открылась.
– Кто такие? – спросила тень в дождевике.
– Капитан Верещагин, следую в Главштаб, необходимо встретиться с полковником Адамсом. С кем имею честь? – Он подставил лицо под изучающий луч.
– Что? – удивилась тень, – Ты слышал, Стэн? Капитан Верещагин… А почему не тень отца Гамлета?
– Подпрапорщик Ромашевич, – Артем прочел имя, вышитое на кармане, и осатанел как-то мгновенно, несмотря на собачью усталость, – вы болван. Да будь я хоть шпион, хоть черт – вы немедленно должны передать меня хотя бы в штаб батальона. У меня ценный пленник, у меня сведения, которые могут стоить нам всем жизни, а вы тут строите из себя большого человека.
– Извините, сэр, – мгновенно сказала тень. – Конечно, я позвоню в штаб, сэр… Порядок есть порядок, сэр… А вы? – уже не так начальственно спросил он у Коленко.
– Доброволец из штатских, – ответил за него Артем. – Сам я вести не в состоянии, вы что, не видите. Послушайте, мне очень некогда. Я должен быть в Главштабе как можно скорее.
– Извините, сэр! – Ромашевич давился смущением. – Но мне придется задержать вас, сэр. Сейчас я свяжусь с вашим начальством… Вы… Посидите пока в караулке…
Десятью минутами позже подпрапорщику удалось-таки связаться с Сарабузом. И ему даже позволили переговорить с подполковником Ставраки.
– Да, сэр! Нет, он жив, сэр! Честное слово! Как выглядит? Ну, по правде говоря, выглядит так, словно забыл дома свой пластиковый мешок. Извините, сэр. Нет, документов нет. Ай-ди тоже нет, говорит, отобрали. Что? Одну минутку…
Он положил трубку на стол и заглянул в кладовку придорожной закусочной, где была устроена импровизированная караулка. – Капитан, подполковник Ставраки спрашивает, когда вы с ним виделись в последний раз, кто с вами был и о чем вы говорили…
Выслушав ответ, он вернулся к телефону.
– Он говорит, это было во вторник, с ним был подпоручик Козырев и говорили вы о кобыле князя Волынского-Басманова. Еще одно: с ними пленный. Капитан советский, пьяный как зюзя… так точно, ваше благородие. Ждем, ваше благородие…
* * *– Нет, вы скажите, это вы подали «Красный пароль»? – наседал Боб.
– Не я, – честно ответил Артем.
– А почему же тогда Семен занимается вами? Думаете, я не знаю, кто такой Семен? Я отлично знаю, кто он такой.
– Возможно, у него были какие-то свои, личные причины.
Боб хмыкнул, поелозил на мешке резиновых перчаток. На нем было не так удобно, как на мешке термоперчаток, но лучшее сиденье в кладовке он уступил Артему. Караульные угостили их остывшими пирожками из автомата и кока-колой. Ненавижу это сладкое дерьмо, сказал Боб, и осушил банку в два глотка. Артем сделал только один глоток, и его тут же вырвало. Опытный унтер диагностировал все то же сотрясение мозга и в караулке Артема уложили на мешки с термоперчатками. Действие коктейля «коньяк-опиум» было на исходе, и Артем смог бы сейчас сосчитать все свои швы, не раздеваясь. Разговор он поддерживал именно для того, чтобы отвлечься от этой арифметики.
Конечно, Файнштейн знал, что они не уедут дальше ближайшего поста. И Боба Коленко подсунул ему не случайно. И даже – вот добрая душа! – поделился с ним кое-какой информацией.
– Боб, а что вам наболтал Семен?
– Наврал, что я сделаю лучший репортаж в своей жизни. Что моей помощи просит тот самый офицер, который подал сигнал к началу войны.
– Воистину наврал. Я прошу за него прощения, Боб.
– Послушайте, капитан! Я чуть ли не сутки мотаюсь по нашим фронтам и тылам со своей камерой. И везде говорят о таинственном офицере, который передал «Красный пароль» и был убит красными на Роман-Кош. А в Корниловской дивизии так прямо называют имя этого офицера. Ваше имя, капитан.
– А как ваше полное имя? Борис? Роберт?
– Бонифаций, – слегка смутился журналюга. – Не надо ржать.
– Не буду. – Верещагин действительно старался избегать всяких предельных для ребер и носа нагрузок. Ему казалось, что один чих – и все, что собрала Фаина Абрамовна, разлетится вдребезги.
– Вы опять уводите меня от темы. Капитан, я же не требую настоящих военных тайн. Но люди, жизнь которых подвергается опасности, имеют право хотя бы знать правду. Как так вышло, что военные решили оказать сопротивление советским войскам?
