Душа для четверых - Ирина Родионова
– И чего, – упрямо гудел Палыч, – при детях теперь трупы на воспоминания будем потрошить?
На него зашикали, а Маша, которая все это время стояла в углу и разглядывала исписанные мелким округлым почерком тетради, вздохнула:
– Ну зачем вы так, а?
– А что такое трупы? – вмешалась Аля.
– Это когда у взрослых нет мозгов. – Дана погладила ее по кудряшкам. – Спасибо, Виталий Павлович, за воспитание моих брата и сестры. Уж язык-то можно было и придержать.
– Тебе бы тоже не мешало. Мы начинать будем или у нас сюсюканье? – Палыч побагровел и кистями рук, и пальцами, и жирно блестящим лицом. Чуть смилостивился: – Надо же, на внучку мою похожа. Только глазки темные…
Волонтеры по очереди оставляли отпечатки в планшете, переглядывались и морщили лбы. Галка все еще выглядывала в окно, будто надеялась, что там вот-вот пройдет кто-то знакомый, долгожданный, и даже новая смерть, казалось, больше не волновала ее. Она то замирала в неподвижности, то суетилась, то прощупывала сквозь карман корпус телефона. Делала вид, что ничего ее не беспокоит. Совсем ничего. Ни-че-го. Даже Палыч поглядывал на нее с беспокойством, хоть и не решался заговорить в открытую. Молчали и остальные.
– Кого забираем хоть? – сварливо спросила Галка, все же чувствуя их взгляды. – Вдруг там маньяк-пропойца, а я барышня мягкая, непривычная к таким вещам.
– А разница? – Кристина, гневно блестя глазами, дописала очередное сообщение и сдула волосы с лица. – Все равно никуда уже не денешься.
– Да и вряд ли маньяки любят пушистое. – Маша кинула в нее розовой подушечкой с бантиками и рюшами, улыбнулась.
Галка отбила подушку рукой.
– Ты себе не представляешь, каких только маньяков не бывает. Знакомьте, Виталий Палыч.
Палыч выругался и тут же прикусил язык, вздохнул с таким видом, будто Галка забралась к нему на плечи и подпрыгнула пару раз, как отбойный молоток вбивая несчастного Палыча в землю.
– Нет, вы совсем охамели уже! Указывать они мне тут будут…
– Дети, – негромко напомнила Дана.
– Еще и спиногрызов натащили полную комнату, я вам столько всего позволяю, а вы скоро вообще… вообще… – Он осекся, словно выронил изо рта все слова, что у него были, зыркнул на Галку, но она снова смотрела в окно.
Ни на кого другого привычные вопли Палыча не произвели эффекта, и он съежился в размерах, продышался. Нормальный он мужик, Палыч. Опять, наверное, не с той ноги встал или нервничал просто, что натащил полную комнату молоденьких девчонок в очередной притон, а сам он, даже если понадобится, ничего особо и предпринять не сможет.
Дане захотелось сделать для него хоть что-нибудь. Правда, желание это было недолгим.
– Девочка Саша, девятнадцать лет. – Палыч перевел дух и отодвинул планшет подальше. – Родители живут в своем доме в частном секторе, с Сашей не общались больше года. Выгнали ее за что-то там, мать орет, как умалишенная, нормальных слов не допросишься. Говорит, что нет у нее никакой дочери.
Кристина обхватила себя руками, поежилась от неощутимого сквозняка.
– Потом все же приехали сюда, забрали все мало-мальски ценное, вам забирать ничего нельзя, только на помойку, и воспоминания разрешили передать. Сами понимаете, завещания нет, куда там, девятнадцать лет девчонке… Мать облаяла всех, до кого дотянулась. Ни слезинки, ни жалости. Бедная девочка… на машиниста-крановщика училась.
– Как я, – вставила Галка.
Вот и причина, почему Палыч такой крикливый и несдержанный, – Дана бросила на него еще один сочувственный взгляд. Хорошо хоть, уехала эта мать обратно в свой частный сектор, не пришлось ее выслушивать. От скандала никто не удержался бы.
– А от чего она, эта Саша? Ну… – Машка потопталась на месте.
Палыч покосился на Алю:
– Река, в общем. Вот.
– Утонула? Или убили? – Галка зажмурилась и снова присела на кровать. Ее ткнули в плечо, чтобы замолчала. – И чего теперь, в шарады играть? Надоело уже.
– Ниже по течению от Федоровского моста нашли, – оборвал еще не начавшуюся перепалку Палыч. – А остальное – это тебе в судмедэкспертизу, я вообще-то не врач.
– Нам папа у этого моста кувшинки рвал! – вспомнила Аля, и Дана сухо кивнула ей, уцепилась за мелкую ладошку.
Шапка с лупоглазой пчелиной мордашкой больно кольнула пальцы.
Помолчали.
– Саша, значит, – вздохнула Галка. – Ну, отдавайте нам эту Сашу. Посмотрим хоть на нее.
В стеклянной банке гудела иссиня-черная жидкость, плескалась в шторме, всплескивала и опадала. По комнате прокатилось бормотание, Кристина присвистнула:
– Девятнадцать лет?!
Казалось, что в черноте и мути проскальзывали крохотные золотисто-белые молнии. Дана зачарованно вглядывалась в них, по привычке придерживая Алю рукой, но совершенно позабыв про них с Лешкой. На фоне чистой белой стены банка с чужой памятью выглядела инородно – как прокисший чайный гриб. Вспомнились ревущий пенистый поток чуть ниже моста, мель и некрутые пороги с острыми булыжниками, на которых летом фотографировались отдыхающие или сидели с удочками рыбаки.
Где-то у кустов нашли Сашу. Реку наверняка начало сковывать первым хрупким льдом, и там, под сыростью и влажным наметенным снегом, плавала девятнадцатилетняя девушка с прокаженной душой, лежала в воде, как мертвая русалка с распущенными волосами… Захотелось выйти из комнаты, пусть даже и в общагу, но вместо этого Дана спокойно улыбнулась младшей сестре.
Палыч кашлянул:
– Ты это, мелких…
– А, да. Леш, присмотришь за сестренкой? Выйдите буквально на минутку, а мы пока… заберем Сашины воспоминания.
– Я тоже хочу! – влез Лешка.
Плечи его расправились, голос стал уверенным и хриплым, низковатым – он специально подражал то ли отцу, то ли деду, но выглядело это смешно. Он сцапал Алю за руку, шикнул на нее за тихое хныканье. Аля потянулась к Дане.
– Воспоминания можно присваивать исключительно после шестнадцати лет, да и то с согласия родителей. – Палыч устал ждать и, подхватив Алю на руки, успокоил остальных: – У меня двое внуков, чуть-чуть этой малявочки старше, так что я, можно сказать, заправский дед. Пошли, пошли, я вам такую историю про мертвяков расскажу, закачаетесь…
– Только без аппетитных подробностей, – взмолилась Дана.
Сухо пронеслось по комнате хихиканье. Ушел Палыч, ушли дети, и показалось вдруг, что помутнел и помрачнел свет, а нервозность расползлась по углам и забила в уши: остались лишь волонтеры и банка с черной душой, которую ну никак не хотелось вдыхать, разбираться, как можно было столько всего перенести к девятнадцати годам. Все медлили, и только Дане хотелось, чтобы брат с сестрой поскорее вернулись из коридора.
– Ты как? –
