Душа для четверых - Ирина Родионова
Он вообще не ответил – сосредоточенно смотрел на дорогу и двумя руками держался за руль.
Тишина повисла скверная, липкая. Маша проснулась окончательно, взглянула Сафару в лицо:
– Ты чего… правда, что ли?
– Да все нормально. – Он отмахнулся, но нервно, с напряжением. Маше стало не по себе. – Сердечко пошаливает, оно у меня увеличенное чуть ли не с детства, мать смеется: «Большое сердце, большой человек». Колоть стало, ну, как иголочкой, я – к терапевту. Операция будет, в общем. Месяц и семнадцать дней. Я так уточняю, просто на всякий случай…
– Ты, – Маша надавила на слово голосом, будто это оно было во всем виновато, – просто на всякий случай не стал бы ничего говорить.
– Так заберешь или нет?
Маше хотелось ударить кулаком в стекло и закричать, что он не умрет, потому что такие улыбчивые и полные радости Сафары обязаны жить до ста лет, радоваться и радовать всех вокруг своих светом. Что он молодой и, как бы ни барахлило сердце, врачи вылечат. Что про эмоции и память стоит говорить, только когда совсем плохо, а с ним все хорошо, хорошо-хорошо, ХОРОШО! Это невозможно. Так нельзя, неправильно.
Зарыдать, в конце-то концов.
Вместо этого Маша шмыгнула носом, вытерла его рукавом и кивнула:
– Заберу. Точно.
Он глянул на нее странно, но согревающе:
– Спасибо. Взрослеешь, Маш. Правда, что ли, кот на тебя так действует…
– Еще как действует, – вздохнула она и, собравшись, начала свой долгий и тяжелый рассказ о том, как они с Сахарком пытались привыкнуть друг к другу, сжиться, справиться. Смириться.
И как ничего у них не получалось.
Глава 11
История из общаги
– Ножками шевелим, – буркнула Дана, дергая Алю за руку.
Младшенькая изо всех сил бежала следом, сбивалась, повисала мешком. Лешка брел за ними, длинноногий и сутулый, с великоватыми для его худого тела руками. Он вечно вырастал из брюк, рубашек и курток, а мама жаловалась, что у них нет столько денег ему «на шмотье». Лешка шмыгал носом, как будто был в чем-то виноват. Он то и дело заглядывал в телефон, но с легкостью поспевал за Даной.
От ветра ныли зубы, и ей казалось, что каждая щетинка на бритой голове покрылась ледяным панцирем. Солнце ползло к горизонту, огромное и рыжее, как вылинявшая собачья шерсть. Надо было успеть добежать до темноты.
– Слушай! – прикрикнула Дана на брата, злясь на себя, на всех вокруг и понимая, что неправа. – Может, без телефона быстрее будем идти?!
– Не будем, конечно, – философски ответил Лешка, – а так еще и с удовольствием топаем.
– Если ты не уберешь мобильник, я тебя убью, – пообещала Дана. – Будет тебе удовольствие.
– А долго еще? – Аля запыхалась.
– Почти пришли. Каждый день тут ходим, а ты все спрашиваешь и спрашиваешь.
– А мы же к папе идем, да?
– К папе.
– А папа сегодня добрый или злой?
Дана задумалась.
– Если успеем, то будет добрый.
В кармане, не умолкая ни на минуту, жужжал мобильник. Волонтеры ждали Дану в новой квартире, и сама она с нетерпением ждала, когда передаст малышню с рук на руки и уедет в наступающую ночь, в новую человеческую память. Машину она решила сегодня предусмотрительно не брать, слишком уж мрачный ходил отец в последние дни. Ей пришлось сбегать в садик за Алей, Лешку сунули в довесок, чтобы Дана проветрила брата, растрясла его, но Лешка упрямо не хотел трястись и переписывался с кем-то, сохраняя таинственное выражение лица.
Дана резко остановилась посреди улицы, Лешка ткнулся ей в спину и отступил. Аля дернула сестру за рукав:
– Ты же замерзнешь…
Только сейчас до Даны дошло, почему телефон не успокаивается. Звонили не девочки, не злой Виталий Палыч. Звонил отец.
Кожа на руках побагровела и стала резиновой, Дане пришлось подуть на пальцы – сенсор не работал. Солнце скрылось за каскадом многоэтажек, Лешка подпрыгнул на месте и открыл в телефоне игру, Аля прижалась к ногам старшей сестры. Окатило горячим в груди, но Дана понимала, что это обман.
– Я долго буду вам названивать?! – вместо приветствия заорал отец.
Дана спокойно улыбнулась Але и ответила так ласково, как только могла в этом красно-голубом леднике, по ошибке казавшемся улицей:
– Мы уже возле дома.
– Беги быстро, с мелкими посидишь. Я отъеду по делам.
Дана поперхнулась:
– Но я же отпрашивалась на вечер!
– Перенесешь.
– Я не могу, это срочно.
– Опять жмурики? – Видимо, поездка отцу предстояла хорошая, потому что он казался на удивление терпеливым. – Не последние в твоей жизни, ничего страшного. Пусть Алексей математику решит, и Алю искупаешь вечером.
– Но…
– Ты глухая?
Дана замолчала. Она знала, что бесполезно уговаривать и умолять, отец уже все решил. А она мысленно была там, в новом чужом доме, слушала, как ехидная Галка измывается над Палычем, как Кристина скребет карандашом в блокноте, а Маша тихонько плачет, гладя вышитое крестиком полотенце.
– Не грусти, – хмыкнул отец в ответ на ее молчание. – Ты же не девочка по вызову, можешь и отказаться. Все, я уехал.
Дану передернуло, а отец сбросил вызов. Гудки. Зашвырнуть бы телефон в заснеженные колючие кусты, растоптать его, разломить экран, чтобы отец никогда больше не смог ей дозвониться…
– Новый план! – скомандовала Дана. – Мы не идем домой, мы бежим на остановку. И едем на приключение.
– Приключение… – Аля от восторга шептала так тихо, будто боялась спугнуть.
Лешка покосился на старшую сестру из-под челки, но благоразумно промолчал. В конце концов, Дана ведь обещала как-нибудь показать им мир волонтеров, память других людей. Значит, это случится сегодня.
…Через последний двор пришлось нести Алю на руках – она устала и замерзла, хныкала без остановки, просилась к маме. Лешка лез из-под локтя, вытягивал длинные руки и предлагал передать маленькую ему, но Дана упрямо шла вперед. Ничего страшного, эта ноша не тянет, даже если руки смертельно затекли.
– Глупо нас туда вести, – в очередной раз сказал Лешка.
Губы у него налились синевой, будто он объелся черной смородины. Дана и сама уже была не рада такому «приключению».
– А куда мне вас девать? – огрызнулась она, подсаживая Алю поудобнее.
– Домой. Я бы приглядел.
– Ага. И квартиру бы сожгли, и соседей бы затопили – плавали, знаем. А отец потом меня… В общем, вместе погуляем, хоть жизнь посмотрите настоящую. Полезно для неокрепшей психики.
– Зато у тебя прям окрепшая, – фыркнул Лешка, но замолчал.
Вообще, Дана была к нему несправедлива, и если бы он еще чувствовал пальцы на ногах и на руках, то
