Ксения Таргулян - Корабль уродов

За те несколько часов, что я тут провалялся, будучи уже в сознании, я достаточно хорошо вспомнил всё, что мог, и у меня накопились вопросы.

— Как прошло? — пробормотал я.

Игорь сел на кровать.

— Можно сказать… успешно. Правда, Вренна предупредила Мморока, и почти все Вентедели успели выбраться, а это не входило в планы Сказочника, но… а для тебя и это, наверно, хорошая новость, да? — он рассмеялся.

— Почему? — просипел я, имея в виду что-то вроде «почему Сказочнику надо было сжечь Вентеделей? Разве он крутой борец со злом?»

Но Игорь вскинул брови:

— Ну они же типа твои родственники.

Я закатил глаза. Игорь и это истолковал по-своему.

— Ну как знаешь. В общем, почти все они живы и где-то скрываются. Из персонала тоже многие спаслись. В общем, получился на удивление безобидный взрыв. Ни одного кораблиста в зоне Морской Короны с тех пор не замечено. Через несколько часов после Морской Короны подорвали и все остальные Замки.

Я с ужасом уставился на него.

— Все?

— Ну да.

Вот ублюдки, — подумал я, судорожно вспоминая всё, что можно было бы забрать из моего Замка — но уже поздно.

— Всё это было изначально твоей идеей, — задумчиво заметил Игорь, будто в насмешку над моими мыслями. — Похоже, твой план удался.

Я хотел было что-то съязвить в ответ на это, но, во-первых, мне не хватило бы воздуха на длинную фразу, а во-вторых, Игорь смотрел на меня почему-то предельно серьезно, почти печально. Я попытался прочувствовать эти слова — «твой план удался», — но ничего кроме горькой усмешки они не вызывали.

Я словно дал пинка своей больной бешеной собаке, и она побежала по городу, кусая детишек направо и налево. Часть детишек померло, зато всем остальным сделали прививки, и бешенства они больше не боятся. А собака вернулась ко мне домой и издохла у порога, даже не поскулив мне на прощанье. И теперь ко мне приходит социальный работник и говорит: «Наш город больше не боится бешенства, и все благодаря тебе, дружище». А главное, каким-то подсознательным чутьем я-то знаю, что вакцина временная и бесполезная, но молчу, чтоб ни в чём не обвиняли.

— Ладно, — опомнился вдруг Игорь. — Ты наверно голоден, да? Я сейчас чего-нибудь принесу.

Он вышел из комнаты, а я прислушался к ощущениям. Может, я и был голоден, но класть что-то в рот, жевать и глотать точно не хотел. А вот от воды я бы не отказался. Стоило о ней подумать, и я понял, что меня мучает жуткая жажда.

Игорь вернулся с бутылкой воды, парой банок консервов, пластмассовыми приборами, пачкой чипсов, пачкой сигарет и зажигалкой. Курить хотелось тоже, это точно.

Я понял, что пора садиться, но это не помогло. Я продолжал лежать. Игорь тоже понял, что мне пора садиться, и, пока он подтягивал меня выше по кровати, усаживал и облокачивал на подушку, я проклянул мирозданье.

Закончив, он встретил мой взгляд и засмеялся.

— Скажи спасибо, что Вренну не зову — она б тебе еще и колыбельную спела.

«Если бы Вренна суетилась вокруг меня, это по крайней мере можно было бы понять не только как признак моей немощности», — фыркнул я, но сам тут же усомнился в этой мысли.

Игорь дал мне бутылку, и я, достав наконец руки из-под одеяла, принялся жадно пить. У воды был странноватый вкус, и с каждым глотком мне хотелось пить всё больше и больше. Пока внезапно пищевод не воспротивился и не сжался, останавливая последний глоток под самым горлом. Я поперхнулся, судорожно отдал бутылку Игорю и наклонил голову вниз, чувствуя наступающую волну. Меня вырвало свежевыпитой водой, постель мгновенно стала мокрой, а на подушке, не проникая в ткань, остались медленно таять несколько лоскутков голубой слизи.

Я выругался. Получилось даже довольно громко.

— Что это за хрень?

— Тебя всё время, как ты вывалился из Кристалла, этой штукой тошнит, — виновато объяснил Игорь. — Оно… по ходу, залезло в тебя, пока ты залез в него.

— Что за порнография?

— Хе-хе. Из тебя вылилось уже литров десять, мне кажется. Теперь это уже так, остатки.

Я попытался всё это представить, и меня едва не вывернуло опять, теперь уже от отвращения.

Липкая холодная простыня заставила меня собраться с силами, и я вылез из постели — постоял пару секунд, борясь с головокружением, и сел на пол возле кровати.

— Давай поищу полотенце, — вздохнул Игорь и вышел из комнаты.

Я посмотрел на сухой паек, разложившийся на прикроватном столике, испытал секундный приступ аппетита, тут же понял, что меня вывернет от любого веществе в пищеводе — и закурил. Волны никотина сладко заливали изголодавшийся по сигарете организм.

Вскоре вернулся Игорь с полотенцем, а затем, не прошло и получаса, как в палату набилась целая толпа посетителей, пришедших поглазеть на меня внезапно подвижного и говорящего. Я пытался отвечать им и отшучиваться, но от галдежа и духоты, которую они принесли с собой, меня начало мутить, и я с трудом воспринимал смысл их слов. А потом как-то неожиданно стало тихо, и рядом со мной осталась только Вренна.

Я представил себя со стороны — лежу бледный, тощий на полу возле кровати, бормочу что-то, медленно перевожу мутный взгляд туда-сюда — вот она и разогнала всех. Меня снова свело от отвращения к собственной беспомощности.

Вренна меняла постель.

Мне чертовски захотелось остановить ее и прогнать, но это бы только ухудшило мое положение — мало того, что сам о себе позаботиться не могу, так еще и капризничаю.

Она закончила и обернулась ко мне, ожидая, наверно, увидеть, что я без сознания. Наткнулась на мой взгляд, тихий и безумный, и отвела свой.

Всё это было до боли неловко. Мы оба, должно быть, то и дело вспоминали, как я в прошлый раз так валялся, при смерти, а она стояла надо мной, безрадостная и безучастная, точно зная, как именно яд убьет меня. Сейчас я валяюсь если не при смерти, то полуобморочный, и она без понятия, как мне помочь, бегает и суетится вокруг меня, чуть ли не слюнки подтирает, а стоит мне посмотреть на нее — и она притворяется враждебной и безучастной. И самое тупое, что, черт возьми, будь она на моем месте, а я — на ее — так вел бы себя точно так же — точно так же бегал бы вокруг нее и точно так же отводил глаза. Да что же за отношения у нас, нелепые и болезненные! Почему мы не можем обходиться друг с другом как нормальные люди?

— «Как ты себя чувствуешь?» — насмешливо спросил я сам себя и сам себе ответил: — «Гораздо лучше» «Я рада, что ты пришел в себя».

Она зажмурилась и беззвучно рассмеялась. Обернулась ко мне с усмешкой:

— Конечно, давай будем говорить бессмысленные фразы, это же так весело и занимательно.

Я улыбнулся. Она присела рядом и в ответ на мои вопросы стала неспешно рассказывать свою версию произошедшего в Замке.

На протяжении двух следующих дней мне становилось хуже. Я не мог ни есть, ни пить и физически чувствовал, как час от часу мои силы иссякают. При этом я довольно много бодрствовал, не разрешая себе уснуть, и в голове моей крутились самые мрачные мысли. Я думал, что пришло время мне платить за все мои ошибки, что я должен был умереть еще на балу, захлебнуться в кристалле, но мне удалось вывернуться из лап смерти и убежать — но всего на несколько дней, а теперь костлявая вернулась за своей добычей. Я вспоминал все ситуации, когда моей жизни грозила опасность (а их оказалось удивительно много), и говорил себе, что выжил в них только потому, что моя роль в этом мире еще не была сыграна до конца. А теперь, когда я расторг Договор — моя задача выполнена, и я могу и должен умереть.

Всё это время рядом со мной кто-то дежурил, пытался помочь мне — и чаще всего это была Вренна. Иногда я почти не замечал ее, иногда начинал с тихим жаром пересказывать свои мысли, и она пугалась и злилась на мой фатализм, но утешить меня не могла.

Потом я надолго отключился, а когда пришел в себя, то увидел над собой незнакомого человека в очках с непроницаемым выражением лица.

— Лежите, — требовательно сказал он, когда я начал шевелиться. — Я поставил вам капельницы — не двигайте руками. Как ваше самочувствие?

Самочувствие было на удивление приличное.

А не прошло и часа, как начались всяческие врачебные экзекуции, которые сводят на нет любой фатализм и любую философию.

Как вскоре выяснилось, этими экзекуциями, как, собственно, и спасением, я был обязан Якобсу. Впрочем, косвенно.

Мое состояние казалось безнадежным не только мне, но и окружающим. Маясь безысходностью, Якобс позвонил Артуру. Не чтобы поделиться горем — скорее, наоборот: притвориться, что всё в порядке… но разговор мгновенно вышел из-под контроля:

— Господи, да я вам с Джеком тысячу раз звонил! Где вы? Что с вами? Почему вы две недели не брали трубки? Мекс всё твердит, что у нее видения, и вы в беде!

Якобс опешил, замялся. Было бы издевательством сказать, что мы были в Морской Короне за десять минут до взрыва, но всё хорошо, мы успели сбежать, вот только Джек прямо сейчас умирает.