Джон Бойд - Повесы небес
"Я знаю, что никто из твоих дедушек не был рыжим, так как твоя мать показывала мне ваш семейный альбом".
По обычаю Харлеча на письме не было никаких почтовых отметок. Оно могло быть послано с любого континента, или из соседней квартиры. Это указывало только на то, что Ред жив и имеет контакты со своим секретарем.
Из письма было ясно, что его главное намерение состояло в том, чтобы подчеркнуть узы нашего общего земного происхождения и сыграть на симпатии упоминанием о моей матери. Мое возбуждение возросло еще больше. Я похлопывал по пистолету в кобуре портупеи и ждал благоприятного момента.
Дома мы больше о Реде не упоминали. У Кары была Джэнет и книги, у меня — курсовые лекции и священнослужения. Я дважды побывал на репетициях в гимнастическом зале, чтобы дать Рено несколько наставлений, как сохранять на лице духовную безмятежность. Механик, обслуживающий сцену, как оказалось, соорудил систему проводов, протянутых от знамен центурионов, чтобы помочь Рено нести крест на вершину холма около футбольного поля. В течение этого периода я часто просыпался очень рано, не отдохнув от возбуждения, и выскальзывал из постели, стараясь не разбудить Кару. Я подходил к стенному шкафу, брал лазерное ружье и бродил по туннелям спящего кампуса в поисках кривоногого обманщика. Холодный металлический ствол охлаждал возбуждение и мне стало нравиться ощущение от поглаживания изгибов ложа. Пистолеты — для женщин. Лучший друг мужчины — ружье.
Я вполне отдавал себе отчет в том, что существует лишь ничтожный шанс того, что я наткнусь на Реда, хотя для него это было самое подходящее время подобрать пищу из мусорных баков или незапирающихся столовых. Но активность давала выход моему настойчивому желанию бродить и поддерживать возбуждение на уровне, необходимом для убийства. Я продолжал охотиться, пока, однажды ночью, не выжег дыру в окне соляриума, когда выстрелил в собственное отражение.
Если Кара и знала о моих ночных блужданиях, она ничем этого не обнаруживала. Как хорошая жена, каковой она и была, она отдалась домашним проблемам, которых прибавилась с момента появления Джэнет. У Кары было дитя, у меня был Ред, и мы были очень счастливы. Даже мое священнослужение шло хорошо. Моя страстная проповедь на похоронах Нессера нейтрализовала эффект фальшивого сообщения Бубо, и Рено вменил центурионам, в качестве сезонных священников, распространять Слово подругам кампусам. Мои собственные службы в церкви по восьмым дням недели часто проводились сезонными проповедниками, если я был занят в это время мирскими делами.
Между тем приближалось время проведения Пасхального представления. Харлеч приближался к равноденствию. На поверхности уже таял снег. Руководитель сцены закончил декорации, была успешно проведена генеральная репетиция и на вершине холма в беспорядке были разбросаны пластмассовые черепа и кости. Планета, приведенная в трепет Рождественским представлением, теперь ждала кульминационной пьесы с такой же алчностью, как дети Земли ожидали вторую серию "Зеленого стрелка из лука" или "Опасные прелести Паулины".
По счастливому случаю, который я считал не совсем подходящим, день весеннего равноденствия приходился на шестой день — харлечианский эквивалент Страстной пятницы 135,[124] в период академических каникул между семестрами. Кара, Джэнет и я решились на семейный выход в соляриум, взяв с собой портативный телевизор. Я не позволил выйти моей семье на поверхность, но с нашей удобной точки, всего лишь в четверти мили от холма, мы сможем воочию увидеть финальную сцену распятия с балкона.
Маленькую Джэнет приподняли, и она была больше восхищена голубым небом и дальним видом моря, чем телевизионным экраном. Из-за того, что пьеса начиналась в предвечернее время, чтобы создать сценический эффект в последнем акте вечерними тенями, Джэнет устала и заснула у материна руках на середине пьесы.
Честно говоря, это было волнующее представление. Драки удалось найти верные штрихи негодяя в портрете Иуды. Оставшись без влияния Реда, отчего исчезла его манера бросать косые взгляды, он, вместо того, чтобы крутить усы, стал нервно теребить бороду. Кики в роли Марии была божественна. Странно, но шимми Тамары в начале Последней трапезы, как оказалось, скорее подчеркнуло, а не уменьшило, торжественность сцены, хотя Кара фыркнула при виде того, что она назвала неуместным танцем. Рено вел роль как но- писаному и во всей части представления, игравшейся под поверхностью, прозвучала лишь одна фальшивая нота. Когда Пилат выдавал Иисуса толпе, на центурионах, охраняющих его, были черные шлемы преторианской гвардии Бубо, тогда как солдат заслона играли кадеты Рено.
Это была незначительная ошибка. Я видывал и худшие в кино на Земле, но такие технические погрешности тревожили мое чувство соразмерности. Возможно, так было запланировано Редом в качестве дани тщеславию декана. Насколько я помнил, на генеральной репетиции преторианской гвардии не было.
Вдруг я вспомнил замечание Реда о том, что солдаты декана принимают приказы только от самого декана. Ред, со своим чувством реализма, не позволил бы смешать черную форму вместе с зеленой формой кадетов. Единственным способом, которым можно было добиться участия преторианцев Бубо в представлении, являлся приказ Бубо, но Бубо совершенно не интересовался драматургией.
Я размышлял над этой проблемой, когда зрители перемещались из подземного зала на устроенные на поверхности трибуны вблизи холма. Чтобы сохранить непрерывность представления для телевизионных зрителей, Драки вписал в пьесу сцену с Вараввой и стражниками, когда Варавва узнает, что он будет освобожден в тот день, в который будет казнен Христос. Это была виньеточная сцена, но в ней присутствовал пафос и я был весь поглощен этой сценой, когда камеры переключились на толпу фарисеев[125] на поверхности, и я повернулся к натурной части представления, наблюдаемой из обсерватории.
Мы с Карой решили взять спящее дитя и вместе с ним выйти на балкон, чтобы лучше видеть действие.
Снаружи стояла великолепная погода. Ни облачка не омрачало небо кончающегося дня, а температура воздуха была благоприятной. Странно, но я был убежден, что погода продержится еще пятнадцать минут, нужных для финальной сцены, прежде чем небо потемнеет и толпа в ужасе побежит с Калварии.
К этому времени времени толпа на поверхности, сдерживаемая центурионами, протянулась вдоль всего пути следования крестового шествия и в этой толпе покачивался крест, высоко поднимаемый рыжебородым Рено, с помощью проволок, протянутых от штандартов солдат, эскортирующих его.
Затем из толпы появилась согбенная фигура Христа, реалистично подкашивающаяся под бременем креста. Один раз он упал и что-то сильно сдавило мне сердце так, что даже перехватило дыхание. Когда Христос падал и вставал, штандарты преторианцев даже не шевелились.
Теперь я понял значение преторианской гвардии. Они были там по приказу Бубо, по приказу, который они должны были беспрекословно выполнить, а я ведь потребовал от декана, чтобы Ред был распят на кресте.
Это Реда О'Хару собиралась распять и моя мания исчезла от перспективы остаться одиноким при виде другого человеческого лица.
— Кара, это же Ред, одурманенный "порошком послушания"! Бубо убьет его, если я не успею добраться до него первым!
Я повернулся и помчался к нижней рампе, проклиная себя за то, что не послушался предчувствий. Под поверхностью до вершины холма было около мили. К тому времени, как я прибуду, они уже вобьют гвозди и, несомненно, преторианцев проинструктировали образовать каре, чтобы отогнать меня. Но им не было известно о том, что я ношу лазерный пистолет.
Оружие, которое я предназначал для Реда, послужит ему защитой. Придется применить поражающий огонь, но мой товарищ будет спасен. И если мне придется выбыть из игры в соответствии с моими собственными правилами, на моей стороне будет самый лучший защитник на Харлече.
Я бежал, проклиная буквальное мышление харлечиан, и, хоть я и ругался, страшная ирония ситуации потрясла меня. Реду хотелось в этой сцене реализма. Та самая преторианская гвардия, которую он назначил для Бубо, подчиняясь дисциплине, которую навязал сам Ред, вобьет гвозди в его же ладони.
Неудивительно, что я не нашел Реда. Его содержали в священных камерах декана, поили, кормили и пичкали сильными дозами "порошка послушания", о котором когда-то упоминала Кара, чтобы приготовить его к этому ритуальному жертвоприношению. Никто не подумал обыскать эти камеры, так как в сознании харлечиан они были табу.
Никогда туннели Харлеча не казались мне такими длинными. После вечности иссушающих легкие усилий, я добрался до пустого сейчас футбольного зала и промчался вдоль него к длинному пандусу, ведущему наверх. Но прежде, чем я его достиг, на пандус с верхнего выхода вылился рассыпающийся поток объятых паникой харлечиан. Река мертвенно-бледных лиц, объятых древним ужасом, разливалась по пандусу — на поверхности бушевала электрическая гроза.
