Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории - Михаил Юрьевич Харитонов
– «Датабанк»? – Олежек пожевал губами. – Извини, не мой уровень. Хотя могу набрать один телефончик…
– Не нужно набирать телефончик, Олег. Мне нужны деньги. Пять тысяч семьсот пятьдесят долларов. У меня хорошая память.
Тёмка перестал отодвигаться от Олежкиного пуза, которым тот заталкивал его назад в комнату, и оно тяжело уперлось ему в туловище.
– Я тебе дал в долг. Между прочим, без процентов, – сказал Костыльков, нажимая на последние слова.
– Тёмушка, сейчас вообще так вопрос не стоит. – Пузо усилило давление. – У меня свободных денег как таковых ноль.
– То есть ты мне не отдашь мои деньги? – на всякий случай уточнил Тёмка. – Так, как договаривались? Не позже чем через месяц, по первому требованию? Прошло шесть месяцев. Я лох?
– Ну я же говорю, – на толстой роже Олежека обозначилась честная купеческая улыбка, – у меня система. Как проработает, так сразу. Че непонятно? А сейчас – ну ты, это, пришел, предъявы какие-то, я фигею. Ладно, у тебя проблемы, могу понять. Но ваще-та, если бы ты мне…
– Хорошо, – Костыльков набрал полную грудь воздуха, – я так понял, что ты не хочешь отдавать мои деньги, Олег? Окей, я тоже не хочу делать некоторых вещей. Меня Прилёв спрашивает, кто его начальнику в «Олме» в уши нассал, я глаза отвожу. Надоело, знаешь ли, твою жопу прикрывать.
Олежек дернул губами, как от кислого.
– Ты че, совсем ку-ку? Прилёв… ты его хоть по жизни знаешь?
– Я знаю Вячика. – Тёмка тоже постарался улыбнуться, улыбка вышла так себе. – Он никак пережить не может, что его из «Прайм-медиа» поперли. До сих пор интересуется, кто залупой свистел, – Костыльков сознательно употребил прилёвское выражение, чтобы до Тителя дошло.
– Тёмка, милый, иди на хуй. Он ко мне как я тебе никогда, понял? И он тебя пошлет, как я тебя посылаю, – неубедительно сказал Тительбаум.
– Давай проверим, Олег? – Костыльков заглянул Олежеку в глаза. В глазах Олежека Тительбаума ничего особенного не было. Глаза как глаза. Моргала. Зенки. Лупалы.
– Ну вот чего, – сказал Титель, не смущаясь. – Бум считать, что ты фуагры мне на уши не мазал, а я не кушал. Насчет денег, может, у меня чего-то появится через неделю… не могу. Через десять дней, а реально две недели, где-то так…
– Ты меня не понял. – Костыльков чувствовал, что другого шанса не будет. – Мне деньги нужны сейчас.
– Не понял ты меня, Тёмушка. Я тебе человеческим языком говорю: завтра я лечу в Питер. Я тебе и так навстречу иду. Через две недели что-то будет. Оки-доки?
– У тебя мои деньги, Олег. Отдай мне их. Сейчас. – Тёмка поймал себя на странном чувстве – как будто он сжимает в руке жабу, а та упирается противными склизкими лапками и пытается вырваться. – Я знаю, что они у тебя, Олег, – добавил он с нажимом.
– Охуел? Это для Питера деньги, – ляпнул Олежек и тут же понял, что попался. – Ну блядь, если ты со мной вот так, да? Ладно, хорошо, прекрасно. Я даю пятьсот бачей минус билет на Питер минус на гостиницу…
– Мне не нужно пятьсот бачей, мне нужны все мои деньги, – сказал Тёмка, дивясь собственной решимости. – Или мне придется просить в долг у Прилёва. Он мне, конечно, так просто не даст, придется сидеть, разговаривать. О тебе, например.
– Не, ну ты ваще, ну ты че… – Олежек набычился, но в его буркалах обозначилось – впервые за все эти годы – что-то вроде понимания того, что на этот раз придется подвинуться.
Неприятный разговор продолжался еще минут десять. За это время Тёмка успел покурить, выпить еще полста и предотвратить две попытки Олежека в последний момент куда-нибудь сбежать. Костыльков знал, что Олежека нельзя выпускать из квартиры, иначе он непременно удерет, в надежде, что, пока его не будет, проблема как-нибудь решится сама собой. Если б не декабрь на улице, Олежек, наверное, все-таки сбежал бы, хоть в тапочках на босу ногу.
Деньги нашлись, когда Тёмка уже и в самом деле собрался звонить Прилёву и даже набрал номер. Уже в самый-самый последний момент Олежек попытался отыграть назад семьсот пятьдесят долларов, давил и клянчил, но Костыльков понимал, что уступать нельзя ни копейки, иначе получится, что ему эти деньги не так уж и нужны. Чтобы пресечь разговоры, Тёмка попросил у него в долг хотя бы тысячу, месяца на два. Олежек несколько охренел от такой наглости, но деньги все-таки принес.
Сидя на унитазе – сортир был единственным местом в квартире, где можно было уединиться хоть на какое-то время, – и механически пересчитывая мелкую грязную зелень, Костыльков думал о том, на кой черт он связался с этим уродом.
Тительбаум появился в его жизни семь лет назад. Свел их Сухарянин, который знал Олежека по студийным делам: Титель когда-то заказывал у него на студии рекламный ролик. Тогда Титель показался Тёмке деловитым и хватким. И когда Олежек предложил ему партнерство, решил не отказываться, рассчитывая, что вдвоем им удастся то, чего Костылькову не удавалось в одиночку. Будущие успехи отметили девятого мая в азерботском шалмане – под бронебойный харч, шампусик из пластика и крики «ура» непонятно в чью честь. Олежек быстро нажрал поллитра московского коньяка в одно рыло, рассказывал несмешные еврейские анекдоты и косил пьяным мокрым глазом на Люсю: Тёмка непредусмотрительно пригласил ее с собой, о чем впоследствии очень и очень пожалел.
Позже, когда Костыльков познакомился с Прилёвым, то поинтересовался, что он думает о Тителе. Прилёв пожевал губами и сказал: «Ну, чутье у него есть: попадалово чует и обязательно попадает». А знакомый астролог, просчитав Олежеков гороскоп, сказал: «Бизнесом ему заниматься категорически противопоказано», объясняя это «квадратом Меркурия и Нептуна с ретроградным движением» и прочими малопонятными словами. Тот же астролог, составив гороскоп самого Костылькова и сделав какие-то операции, сообщил ему неприятную новость о том, что они с Олежеком неким мистическим образом связаны, и стал что-то такое бормотать насчет аспектов, тринов, квадратов, каких-то там «сожженных Венер» и прочего словесного пипифакса. Когда же Костыльков попросил изложить все это человеческим языком, астролог сказал так: «Понимаешь, он по жизни все время будет ронять тарелки с супом. И весь этот суп окажется на тебе. Если не сделаешь от него ноги».
Увы, сделать ноги, по большому счету, так и не получилось. Олежек мотался по Тёмкиной жизненной траектории как привязчивая черная кошка. К тому же добрая половина Тёмкиных друзей так или иначе принадлежали к Олежековой компашке, пили с ним и все такое прочее.
«Вообще-то, – думал Тёмка, – у Олежека понты снаружи, а внутри овсяный киселек». Большинство
