Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории - Михаил Юрьевич Харитонов
Он подошел к Тёмке и тут же принялся притоптывать, подпрыгивать и водить плечами. Костыльков понял это так, что Сухарянин обозначает свои права насчет первой пойманной тачки. Коля жил в глухих ебенях на другом конце Москвы, поэтому вопрос доезда для него был актуален.
– Бр-р, колотунище какой, – наконец выдавил из себя Кол. – Тебе хорошо, ты в куртке.
– А тебе кто мешал в куртке? – поинтересовался Тёмка. Каждое слово выбивало в воздухе короткую белую дорожку.
– Ну не ношу я такого, блин, – поморщился Коля. – Слушай, там Олежек на тебя гонит.
– Да пошел он, – Тёмке было неинтересно слушать про Тителя.
– Бр-р-р, колотунище, – Сухарянин принялся растирать голыми руками коленки. – Не-а, не моя страна.
Костыльков вздохнул. Эту фразу от Сухарянина он слышал раз тысячу, не меньше.
– Все тут говно, – продолжал Кол.
– Кино тоже? – Тёмка не хотел разговаривать, но, как всегда, не удержал язык.
– Кино особенно. – Кол засунул руки за пазуху. – Вот ты скажи, Тимофей…
– Я Артём, – тяжело вздохнул Костыльков. Они были знакомы с Сухаряниным с института. Кол всегда путал «Тимку» и «Тёмку», каждый раз извинялся и снова путал.
– Сорьки, – отмахнулся Сухарянин. – Ну вот скажи честно: тебе все это не остоелозило?
– Три раза по сто, – не стал отрицать очевидного Костыльков. – И что ты предлагаешь? Уехать? Нас там ждут?
– Ну что значит «ждут». – Кол снова засунул руки в карманы. – Я о другом. Уехать-то можно. Но и там хрень. Работа-работа-работа.
– Телки, – подсказал Костыльков.
– Ну да. Страшные. И феминистки.
– А чего бы ты хотел? – Костылькову надоел бессмысленный разговор, но он никак не мог его закончить.
– Миллион-миллион-миллион долларов Cэ-Шэ-А, – пропел Сухарянин. – И жизнь будет хар-ра-ш-ша. Хотя нет… Чуваков с лимоном я видел. Ничего особенного. Лимон нужен под бизнес, чтобы деньги всегда были, а так чего, быстро проешь, и все. Бизнесом я заниматься не хочу. Хочу делать кино. Но мне не дадут. Я умею снимать, а это никому не нужно. Ни тут, ни там.
– Угу, – выдохнул Тёмка.
– Ну чего «угу»? – прицепился Сухарянин. – Ты можешь себе представить нормальную жизнь, какую тебе хочется? Я вот честно скажу – не могу. У меня воображения не хватает. Каждый раз где-нибудь засада…
– Ты о чем? – Костыльков почувствовал, что замерз по-настоящему.
– Я про засаду, – Кол все притоптывал и ежился, – она везде. Если у тебя нет, ну, допустим, денег, тебе херово по-одному. Если есть, тебе скоро тоже становится херово по-другому. Если ты мудак и быдло, тогда ты сам себе злобный буратино. А если умный, вокруг тебя никого не будет, кроме злобных буратин… извини, к тебе не относится. Короче, куда этот мир ни целуй, везде жопа. Покажите мне другой глобус.
– Свежие у тебя идеи. – Костыльков случайно глотнул холодного воздуха и замолчал.
– Да уж куда свежее… Ладно. Я чего. Не одолжишь мне стольник грина до января? Очень надо.
Тёмка мысленно застонал.
– Не могу, мне нужно банку платить, – повторил он то же самое вранье.
– Ты же Люське дал, – не отстал Кол.
– С чего ты взял? – решил выяснить ситуацию Тёмка.
– Пощёкин тебя продал, – Кол хмыкнул. – Так чего, стошку? Ну полтишку хотя бы, окей?
Тёмка скривился. Сухарянин никогда не просил значительных сумм, но и никогда не отдавал, считая это неэстетичным, особенно между своими. Денег было жалко.
– В другой раз, окей? Мне правда деньги нужны, – нашел в себе силы отказать Тёмка.
Кол не ответил, только сильнее сгорбился.
Откуда-то из-за поворота заурчало, мазнуло светом фар. Сухарянин разом подобрался, подпрыгнул на месте и вытянул руку фюрерским жестом.
Под фонари выехал ветхий «москвич» с ветвистой трещиной на переднем стекле.
– Слышь, я простужаюсь, мне в ебеня ехать, – быстро-быстро проговорил Сухарянин и рванул к останавливающейся машине. Тёмка остался на месте, надеясь на то, что водила не договорится с Колей на ебеня за сколько-нибудь реальную сумму. Надежды не оправдались: после коротких переговоров Кол, поправляя полы пальто, загрузился на переднее сиденье. «Москвич», яростно взвыв на морозе, укатил. Снежная тишина сомкнулась за ним, как вода.
Костыльков мерз уже минут пятнадцать. Если бы не обстоятельства, он вернулся бы, но теперь это было ну совсем некстати.
Он пялился на зарешеченные окна дома напротив, закрытый киоск из белых щитов, увитый разноцветными лампочками. Лампочки ритмично вспыхивали и гасли, и от этого улица казалась как-то по-особенному пустой. Некстати вспомнилось, что через неделю Новый год. А то ли сегодня, то ли завтра – католическое Рождество.
«Календарь – дурацкая штука», – думал Тёмка, пытаясь отвлечься от холода. Когда-то, когда он еще пытался работать по специальности, ему пришлось делать программку для перевода календарных дат в разных традициях. Как оно там было?.. Память не подвела и на этот раз: декабрь по-латински – децембер, десятый месяц. У римлян год сначала считали с марта до декабря. Потом добавили январь и февраль. Януариус и фебруариус. Что-то он такое про это читал… Януарий – месяц открытых дверей, по имени какого-то ихнего бога. А фебруарий от чего? А, ну да. Februm, очищение и покаяние. Понятно, что месяц короткий – меньше каяться…
Прогромыхал грузовик, оставив по себе долгую стылую вонь.
Мысль соскользнула в привычную колею. Костыльков подумал, что ему уже тридцать пять. Полжизни минус в любом случае, и как бы не бóльшая: тянуть до семидесяти Костыльков считал для себя нереальным. Да стариковство – в любом случае не жизнь. По крайней мере, в этой стране.
«Тридцать пять лет ушли, как дети в школу, – думал Тёмка, поддергивая низ куртки, чтобы хоть как-то оградиться от едкого холода. – Тридцать пять, через два месяца тридцать шесть. Четыре года до сорокета. За четыре года что-нибудь изменится? Нет. Значит, можно считать, что сорок. Пора итожить жизнь. Что он успел? Два неоконченных высших. Ладно, сейчас это никого не парит». Он сам себя считал человеком с образованием, окружающие были того же мнения. Хуже с профессиональным ростом. Кто он в этом смысле? Потерявший квалификацию программер, средней паршивости рекламщик и неплохой продажник. Неплохой, но не блестящий: потолок уже виден. Подрабатывал журом: писал статейки о компьютерных игрушках в гламурный журнал «Анатоль». Оттуда выперли – не поладил с ответсеком. Проработал полгода пиарщиком в «Прайм-медиа», куда его пристроил Вячик Прилёв. Там ему выписали хорошую денежку и не особо трюмили за косяки. Это, пожалуй, была самая бархатная лямка из всех, в которые он впрягался. Вечера в «Летчике»,
