Генри Олди - Крепость души моей

Думалось о подобной ерунде по самой простой причине: больше не о чем. Двадцать четыре года – краткий срок. Что мог, кого мог – уже вспомнил.

– Юные грёзы мерещатся,С ними и ранний покой.Всё как-то вдруг перепуталось,Пало осенней порой…

Собственное спокойствие вначале удивило. Потом он уже ничему не удивлялся. Разве только одному: кофе принесли. Словно извинились напоследок.

– Всё же тужить нам приходится,Не замолить той тоски.Счастье никак не обходитсяБез мимолетной слезы…

Рыжий провел ладонью по лицу, улыбнулся. Не дождетесь! Случись такое с ним месяц назад, до того дня, когда Сергей ступил на площадь и увидел синий просвет в небе… Тогда бы он не плакал – орал бы, по полу катался. Молил бы о милости, о пощаде.

Значит, не зря эти дни прожиты!

– Слеза, слеза, слезинонька,Катись, моя слеза…

Увидев проблеск света вдали, он встал. Провел пятерней по волосам, подумал и достал расческу. Шевельнул плечами, сбрасывая усталость.

Готов!

03:15

…работать будем мы!..

Молчали.

Все трое: Владыка, Микки, Сергей. Друг на друга не смотрели, словно не замечая. Наконец Владыка приказал:

– Говорите, Пятый из Седьмой Череды!

Микки поглядел вверх, в средоточие тьмы.

– Мне нечего сказать, шеф. Моя работа – охранять подножие Трона. Иному не обучен.

– Мальчишка! – рыкнул Леопард. – Чистоплюй! Если мы не определим этого парня строго в соответствии с Законом, им займутся другие. Надо найти прецедент. Сослать подальше, поглуше… Может, о нем забудут.

– Неужто я – такая проблема? – восхитился Сергей.

– Для нас – да, – отрезал Владыка. – Проявили излишнюю сообразительность – себе на беду. Своим соплеменникам вы ничего не скажете, верю. Однако вами могут интересоваться не только люди. Губить вас всеконечно не хочу, в этом и проблема. Для меня! Для других же – едва ли… Думайте, Микки, думайте! Вы же отличник!..

Не договорил, осекся.

Мир дрогнул, обрушился водопадом ярчайшего, убийственного света. Громовый раскат, дрожь потревоженной тверди.

– СТОЯТЬ! НЕ ДВИГАТЬСЯ! РАБОТАТЬ БУДЕМ МЫ!

Закрыть глаза Сергей все-таки успел. Но беспощадный свет прожигал даже сквозь веки, даже сквозь прижатые к лицу ладони.

03:21

…пуще жизни люблю я Закон…

Керуб ревел.

Острый клюв раскрыт, встопорщены крылья. Глаза-бляшки пылают золотым огнем. Мерно и тяжело ступают когтистые лапы, царапая когтями прочный камень. А за керубом уже вырастали две горы – плечистые, многокрылые гиганты. Тела – металл, светящийся серебром. Красные, словно залитые кровью, личины.

Узкая прорезь рта изронила пламя:

– Работать будем мы! Серафимы, высшие слуги Отца, пламенеющие к Нему любовью, изгоняющие мрак греха. Твой труд завершен, Владыка Камаил, хоть и не закончен.

– Закончен, – возразил Леопард. – Источник опасности ликвидирован. Город спасен.

– Спасен?!

Гигант взмахнул всеми шестью крыльями. Расхохотался, изрыгая языки огня:

– Что зовешь ты спасением, Владыка? Преисполнился город сей греха выше меры всякой, велик вопль на жителей его к Господу. Нам доверено испытать его, испытав же, поступить по Закону. Если потребуется, ниспровергнем мы город, и всю окрестность его, и всех жителей его, и все произрастания земли!

Владыка Камаил поднял руку:

– Одумайтесь! Мы работали скальпелем, вы пришли с секирой. Истреблять должно грех, но не грешников!

Пламя вздымалось к потолку. Падало на пол, оставляя кипящие лужи. Даже керуб не выдержал, отошел подальше.

…Глаза Сергей сумел-таки открыть. Дышалось, правда, плохо.

Не касаясь ступнями камня, гигант приблизился, склонил красную личину:

– Кого вижу я? Не святотатца ли, взыскателя запретной тайны? Отчего не поступил ты с ним, Владыка, как Отец наш с безумным Озой, что простер руку свою к Ковчегу?

Ответа ждать не стал. Выпрямился, дохнул жаром:

– Исправим упущение твое!

– Не смей!

Сергей беззвучно ахнул: синичка!..

– Я – Посланец Третьей Сферы, хранитель и оберегатель. Сей человек под моей защитой!

Девушка в строгом платье, похожая на учительницу со старой фотографии, шагнула сквозь пламя:

– Никто не вправе восхитить душу его помимо воли Отца Небесного. Его властью велю тебе – убирайся! Прочь!..

– Не надо! – прошептал Сергей. – Не надо, не поможет…

Опомнился, закричал, обжигая горло:

– Уходи, пожалуйста! Не надо!..

Поздно! Темная молния ударила из щели-рта. Девушка упала…

…Птица упала, в последний раз дрогнула крылом.

Затихла.

Эх, птичка-синичка!..

– Все ли сказали слово свое? – громыхнуло под сводами. – Или есть тут еще безумец?

– Есть, – откликнулся знакомый голос.

Микки оправил пиджак. Ударил тросточкой о камень:

– Всесильный! Отдай святотатца мне. Ибо пуще жизни люблю я Закон, человека же сего ненавижу в сердце своем. Повели сокрушить кости его, растерзать плоть, прах же развеять без следа. В том вижу я свою награду.

– Да будет так! – упало сверху. – Делай свое дело, и покончим на этом.

На зеркальном лице – зеркальная улыбка. Трость вновь ударила в твердь. Пятый из Седьмой Череды подошел к человеку, протянул руку:

– Я был прав, Сергей. В нашем славном городе произошла очень интересная история.

Коснулся пальцами…

Тьма.

10:01

…даже праха…

Первой вернулась мелодия. Следом пришли слова – те самые, про слезинку. Еще ничего не понимая, просто радуясь, что слышит, он бездумно повторял их, не вникая в смысл.

…покажется… что плачется… и боль в душе уляжется…

Его крепко тряхнули за плечо.

Придержали.

– Не упадите, – сказал памятный голос. – Костюм новый, жаль пачкать.

Сергей открыл глаза, скользнул взглядом по миру. Улица, дома. Стертый булыжник. Деревья с пыльными кронами. Неяркий осенний свет.

Облака.

Микки.

Сергей сбросил с плеча чужую руку. Выпрямился:

– С костей начнем? Или с мяса?

Микки на миг задумался:

– С документов. В кармане пиджака у вас паспорт, три справки и диплом. Первым делом ознакомьтесь. А вообще, рискну повториться, я вам не слишком завидую. Война, мобилизация, тиф…

– К-какой тиф?

Сергей огляделся. Знакомая улица, знакомые дома. Знакомые? Этих фонарей не было. Куда-то пропал асфальт. И вывески…

– Тиф? – моргнул Микки. – Да какой угодно. И сыпной, и возвратный. Ладно, мне пора, разбирайтесь дальше сами. Свою задачу я выполнил. В вашем мире, в вашем времени от вас, Сергей, не осталось даже праха.

Вскинул ладонь к невидимому козырьку, пристукнул тростью.

– Постойте!

Сергей протянул руку, сжал в пальцах воздух.

Вдохнул, выдохнул…

На заборе, покрашенном известкой, желтела подозрительного вида газета. Наклеена косо, уголок оторван.

– Там должно быть число, – громко произнес Сергей, подбадривая себя голосом. – Число и год.

Подумав, добавил:

– Век тоже. Наверное…

Оставалось подойти – и взглянуть.

Заря над Содомом

Не поздно, ты можешь еще посмотретьНа красные башни родного Содома,На площадь, где пела, на двор, где пряла,На окна пустые высокого дома,Где милому мужу детей родила…

День первый

10:17

…мы несем весть…

– Куда?

Двое шли по ступенькам с размеренностью автоматов.

– Куда, говорю?!

Двое шли в ногу, как на плацу.

Охранники сдвинули плечи, заступая дорогу. Сержант Рябоконь, молодой и тощий, взялся за рукоять дубинки. Он чувствовал себя джедаем. Лейтенант Млын, бывалый дядька с седыми висками, просто ждал. В животе лейтенанта бурчал маленький оркестрик. С утра Млын позавтракал вчерашним кулешом, и его пучило. Рябоконь, гаденыш, потешался насчет «газовой атаки». Млын глотал «Эспумизан» и отгавкивался: «Поживи с мое!»

Двое остановились на три ступеньки ниже охраны. Переглянулись; не сговариваясь, почесали кончики носов. Первый ткнул пальцем за спины стражей порядка: туда, мол. В мэрию.

Куда ж еще?

– Немые? – предположил сержант Рябоконь.

Лейтенант Млын пожал плечами.

– Нельзя, – отрезал он. – Сессия.

Двое молчали. Ждали.

– Записывайтесь на прием, – велел Млын. – Вам назначат.

Его не поняли.

– Вход на запись слева за углом.

Млын показал рукой для наглядности.

Двое не двинулись с места. Они внимательно смотрели друг на друга. Словно решали, стоит ли разговаривать с умственно неполноценными.

– Весть, – наконец сказал первый. – Мы несем весть.

Лейтенант вздохнул:

– Сектанты. Шли бы вы, граждане, а?

Будь его воля, Млын послал бы придурков к известной матери. Еще бы и в зад напинал, для ускорения процесса. Но у него имелись инструкции.

– Без толку! Не пустят!