Генри Олди - Крепость души моей
Сергей вздрогнул, услыхав магическое «лишние пятьдесят». Всякий согласится, это не телицы и не горсть сребреников. Если у Микки телефон сквозь целый век связь обеспечивает, то уж какие-то жалких полвека! И физику напрягать не надо. Мало ли в мире долгожителей?
…Дошло. Ударило молнией.
Он-то и без добавки обойдется, если курить бросит. А вот Аня, Анна Николаевна… 1942-й плюс еще полсотни. И немцев можно будет позабыть, и Сталина, и Хрущева-кукурузника, и Бровеносца. Жаль, им не встретиться! «Инженер Илюшин» как раз 1992-го…
– Согласен!
Далида кошкой скользнула к нему, склонилась, словно желая поцеловать. Ладонью коснулась щеки:
– Ну что, твердокаменный? Вот и слюнки капают, и глазки моргают! Я же говорила, что приемов не счесть. Первый не пройдет – второй сгодится. Не обижайтесь, Сергей, меня они без анестезии ломали…
10:24
…считать природным катаклизмом…
День настал.
В небе чисто, ни облачка. Солнце – теплое, сентябрьское.
Город спал. Слишком долгой, слишком шумной была Золотая ночь. Пустые улицы, закрытые двери магазинов, опущенные шторы. Тихо, спокойно, безмятежно, как после большого праздника. Легкий ветер, первые желтые листья на асфальте.
Утро, обычное утро.
Лишь на миг встала беззвучно у горизонта заснеженная горная цепь. Острые пики, голубой столетний лед, черные склоны, зеленые предгорья. Поманила несбыточным, подразнила…
Исчезла.
Город просыпался медленно, не торопясь. Куда спешить?
* * *– Документы, как я понимаю, требовать у вас бессмысленно?
Большой Начальник встал, когда четверо в одинаковых костюмах вошли в его кабинет прямо сквозь стену. Не дождавшись ответа, сделал шаг к малому столу, к белому телефону.
Двое заступили дорогу.
Начальник кивнул, ничего иного не ожидая. Распустил узел галстука:
– А я догадался. «В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим…» Или вы Змея в предках числите?
Трое сильных молчали. Четвертый резко бросил:
– «И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем…»
Большой Начальник набычился, сжал крепкие кулаки. Шагнул вперед, на гостей, как на амбразуру:
– Город не трожь! Людей не трожь! Я главный, с меня голову снимай. Ясно? Не виноваты люди, за что им гибнуть?! А за беспредел ответишь. И на вас управа найдется!..
Задохнулся, схватился за грудь, но голос не сбавил:
– Меня! Только меня!..
Гости переглянулись. Четвертый спросил:
– А во что ты превратил город? Серебро твоё стало изгарью, вино твоё испорчено водою; князья твои – законопреступники и сообщники воров; все они любят подарки и гоняются за мздою; не защищают сироты́, и дело вдовы не доходит до них!
В горле захрипело. Начальник выдохнул:
– Я виноват. Я и отвечу. Остальных – не сметь! Меня берите!
Четвертый, подумав, рассудил:
– Благо тебе, князь беззаконный, но храбрый, не устрашившийся постоять за людей своих. Не тронем в день сей ни тебя, ни народ твой. Но настанет еще и день грядущий!
Выждав, добавил другим тоном:
– Всю документацию за последние дни – нам. Всякое расследование прекратить. Случившееся считать природным катаклизмом. Забыть как можно скорее. И учти, князь беззаконный… Если что, первыми погибнут твои внуки.
* * *Фотограф Вадим Васильевич скользнул взглядом по роскошному среднеформатному «Hasselblad H2D», красовавшемуся на столе. Качнул седой головой:
– Нет, не возьму. От вас, граждане, мне подарков не надо. Молчать? Да, обещаю. Что я, самоубийца?
И не выдержал:
– Что будет с другими? С тем парнем, Сергеем? С остальными?
Двое в сером пожали плечами.
– Не наша компетенция, – равнодушно ответил первый. – Думаю, все обойдется аналогичным обещанием.
– Клясться у нас не принято, – вмешался второй. – Но такое обещание вроде шахидского пояса. Лишнее слово – и в клочья. Скажете, мы плохо относимся к людям? Мы, Вадим Васильевич, такие же подневольные. Все под Ним ходим.
Старый фотограф скривил узкий рот:
– Кто бы сомневался!
Бог ехал в пяти машинах.От страха почти горбатаВ своих пальтишках мышиныхРядом дрожала охрана…
12:55
…Слеза, слеза, слезинонька…
До площади скорым шагом – пять минут. До назначенной встречи – столько же. Сергей прибавил ходу. Опаздывать не любил, пусть эта встреча его и радовала мало.
Обещал? Значит, надо идти.
Встал он поздно. Без всякого удовольствия сжевал завтрак, приготовленный матерью, прогнал соблазн в виде последней сигареты в пачке.
Задумался.
На службу спешить не надо – выходной. А что надо? Искать Ковчег? Ночной разговор теперь казался верхом глупости. Вспомнилась бабушка – смертельно больная, не желавшая расставаться с надеждой. Пенсия уходила добро бы на лекарства – на травы, целебные медные браслеты, пижамы, тканые на Тибете, чудодейственные стельки для обуви. Бабушка все понимала, соглашалась, когда ее пытались убедить. И все равно тратила последнее. Жить! Что вся мудрость мира перед этим простым словом?
Пятьдесят лет с доставкой по адресу? Да кто тебя станет слушать, дурачина! Зачем тратиться, если работа сделана? В живых оставят – и ладно.
Из дому вышел, поглядел, нет ли поблизости знакомой синички…
…Птич-ка!
И пошел в сторону метро. Где искать Ковчег, Сергей понятия не имел, а потому решил продолжить свой прерванный маршрут. «Так пусть же Память говорит с тобой…»
…Чужое скучное здание на том месте, где была гимназия. Пустой двор дома на бывшей улице 8-го Съезда Советов. Областная библиотека закрыта по случаю выходного. Улицы, по которым когда-то ходила Аня. «Пройти нужной дорогой, если понадобится – дважды, трижды…» Нет, синичка, не поможет! Память… «Пускай она, безмолвный мой ходатай, идет к тебе с признаньем и мольбой…»
Шумный проспект, тихие переулки. Временами рыжий поглядывал по сторонам: не стоит ли где Ковчег? Даже возле объявлений задерживался. Вдруг вывесил кто-то белую бумаженцию с телефонами? «Найден Ковчег. Верну за разумное вознаграждение». Как там было в «Полуденном Крае»?
«Крысоморъ»?
А потом Сергей услышал песню. Не далеко, не близко, словно на соседней улице. Мелодия знакомая: старая пластинка из отцовой коллекции. Жаль, разбилась! Удивился, за угол заглянул. Ничего, никого. Почудилось, видать. Вспомнил слова, четыре строчки:
– Слеза, слеза, слезинонька,Катись, моя слеза.Тужить ведь не новинонька,Но это есть душа…
Слова нелепые, смешные. Зато мелодия душевная. Не для него, Сергея Илюшина, эта песня. Он-то плакать не будет, не плачут призраки!
Про песню забыл, на часы взглянул. Пора на площадь.
13:02
…если это «потом» наступит…
– Это здесь и было? – Далида кивнула в сторону потока машин. – Окно в Прошлое?
Сергей вспомнил синеву давно погасшего дня. Там стоял броневик, там – казаки, сюда генерал вышел. А здесь были они с Аней.
С Анной Николаевной Великовской.
– Не окно, – рассудил он. – Целые ворота. Да, именно тут.
Люди спешили в метро. Маршрутка поджидала пассажиров. Дальше пристроился сувенирный лоток. Художник-одиночка, восседая на раскладном стуле, без особого рвения водил карандашом по бумаге.
…Синичка. Синичка?!
Мелькнула, рассекла крыльями осенний воздух. Почудилось? На миг стало тревожно. Нет, не тревожно – страшно.
Далида, осмотрев площадь, обернулась:
– Сергей! Сережа! Я должна перед вами извиниться. Вчера я вела себя мерзко. Даже вспомнить стыдно.
Скривилась, как от боли:
– Я вам говорила: меня не вербовали. Ломали об колено, в грязь лицом тыкали. А тут вы – чистый, наивный, влюбленный. Да-да, я в курсе. С вашей девушкой случилась беда. На этом вас и взяли. Простите!
Протянула руку, улыбнулась:
– Ломать вам пальцы не буду. Мир?
– Мир, – согласился Сергей. – Правда, Ковчег я не нашел.
Далида прикусила яркую губу:
– Теперь я и сама не знаю… Надо ли этой своре помогать?
Поглядела по сторонам:
– Место, где свершилось чудо… Наверное, самое скучное место в мире. Видите художника? Этот чудак рисует аллегорию Вечной Тоски. Давайте подойдем? Мы тихонько, он и не заметит.
13:10
…два свидетеля, как вы и велели…
Знакомые контуры домов. Автомобили бегут по асфальту. Размытые силуэты людей. Все как в жизни, только жизнь карандашная. Слева и справа – ровные линии уходят ввысь. Еще одна пересекала их под верхним срезом.
– Не получается, – густым басом сообщил художник.
Обернулся – бородатый, щекастый, румяный. Дохнул тяжким перегаром:
– Хотите, подарю, молодые люди? Могу с автографом.
– Почему не получается? – поразился Сергей. – Очень узнаваемо. Все, как есть…
