Владимир Фалеев - Третий глаз
Павел распахнул дверь кабинета, пропуская Семена вперед себя и на ходу снимая пальто.
— Слышал, сколько вокруг разговоров о пожарах? И меня уже сулят превратить в робота. Ну, давай рассказывай, что ты там наисследовал?
Не успел Семен ответить, как дверь распахнулась и в кабинет быстро вошел Вадим Корзухин. Громко поздоровавшись, он объявил:
— Павел Николаевич, я провел профилактическую беседу с Митрофановым, чтобы он не болтал о разных метаморфозах людей. Шутит шуточки, а люди верят… А хутора поджигает какой-то местный диверсант!
— Никакой не диверсант, — осторожно возразил Заварухин. — Сами они возгорелись…
— Как это сами?! — топнул ногой Вадим. — В деревнях люди возмущены, они бы пустые хутора к рукам прибрали, а мы их в пепел обращаем. Зачем тогда было ездить расследовать дело? — наседал Корзухин на Семена. Тот молчал, затравленно бросая взгляд то на Павла, то на Вадима. Сухие щеки Семена порозовели.
Лицо Стрелецкого оставалось бесстрастным.
— Чем человек отличается от обезьяны? — Семен вдруг ухмыльнулся Корзухину.
— Чем? — Вадим оторопело отступил на шаг. — Ясно чем. Трудом, речью.
— И лошадь трудится, и роботы болтливы, как попугаи, да не люди. — Семен ссутулился, сел в кресло возле стола. Вадим быстро подошел к Семену.
— У попугаев в голове нет школьной начинки!
— Не угадал, Вадим Алексеевич! — Заварухин, ища поддержки, глянул на Стрелецкого. — И в голове обезьяны есть начинка, и роботы переваривают информацию… На человека сходит о-за-ре-ние! Его посещают гениальные мысли!
— Озарение? Намек на Митрофанова? — Вадим обежал кресло, в котором сидел Семен. — Вы слышали, Павел Николаевич? — закричал озлобленно. — С вашей помощью он въехал в городскую квартиру и каким соловьем запел! Ты, Семен Васильевич, просто боишься назвать фамилии поджигателей…
— Довольно дискутировать! — Павел шлепнул ладонью по крышке стола. — Докладывай, Семен Васильевич, как возникли пожары…
— Люди не хотели везти с собой на новое место времянки. Слух прошел, будто на просеку поступают усовершенствованные домики, комплектом, целыми хуторами. Понимаете? А вагончики действительно мехколонна получила. Вы, Павел Николаевич, сами обо всем догадываетесь… — Семен покосился на Корзухина.
— О чем догадываюсь? — насторожился Павел. — Даже избушку в лесу добрые люди не сжигают, а тут два поселка спалили. Районы только осваиваются, и нас за такое разбазаривание жилого фонда судить могут. Плохо ищете бандитов. Пиши докладную!
— Какие бандиты, Павел Николаевич! — сжался Семен, худые плечи его еще больше ссутулились. — Я знаю в Касачинском всех людей. Они любили свои дома, огороды. Моя жена видела пожар, она ехала с детьми в автобусе… Никто не поджигал…
— Черт знает что ты городишь! То люди хотели получить новые жилые вагоны, то они не хотели перевозить старые щитосборные. Выходит, сами подожгли свой хутор? Прокурору, что ли, пожары передать? Где был начальник мехколонны во время пожара?
— В отпуске.
— А его заместитель?
Разглядывая собственные ботинки, Семен сидел с видом набедокурившего школьника, потупив глаза.
— Хотите, подарю вместо щитосборных хибарок кирпичный город? — тихо произнес Семен и похлопал себя по карману затертого пиджака, как бы говоря этим, что карман не пуст.
— И сколько же в твоем кармане домов? — прищурился Вадим.
— Город. Огромный… Тысяч на триста населения! За пять лет могу построить город, — бойко заговорил Семен, — такой, как Красногорск, или выдать золотом, валютой, по безналичному расчету. Хотите?
— Вы, Семен Васильевич, врите, да не так бойко, — засмеялся Вадим. — Это Митрофанов дал Егору Андреевичу какой-то амулет, сказал, что амулет стоит миллиард. Митрофанов фокусник, а вы кто?
Павел, проявляя заинтересованность, вышел из-за стола, приблизился к Заварухину и спросил почти ласково:
— Сеня, голубчик, как же взять эту громадную выгоду?
— Очень просто…
— Клад выкопать из-под дерева, — подмигнул Вадим. — Сейчас он нас, Павел Николаевич, как Митрофанов… это самое… да нет, он сам с чужого голоса запел!
Павел движением бровей осадил Вадима, мол, шутки не ко времени.
Семен заговорил увереннее:
— Стройматериалы в Нефтяные Юрты возят самолетами. А если за одну зиму дать туда железную дорогу, то удешевим каждый кирпич в девять раз. Значит, и каждая добываемая тонна нефти подешевеет…
— Эх-ма! И дураку понятно, что воскресенье — выходной, — разочарованно усмехнулся Павел и отошел к окну. — Мы строим первую очередь дороги до Искера — двести пятьдесят километров. Наступит срок, доберемся и до Нефтяных Юрт.
— Лет через семь… — вкрадчиво подсказал Заварухин. — Чего мы ковыряемся на южном плече? Зачем нам эти двести пятьдесят километров, если по ним возить нечего?! Искер — провинциальная дыра! Бросить бы рельсы сразу к главной точке — через болота и тайгу!
Павел какой-то миг непонимающе глядел на Семена, потом, спохватившись, изобразил левой рукой чашку и, как бы помешивая в ней правой, проговорил:
— За обедом съедают салат, потом суп, после него котлету и все запивают компотом. Есть очередность. Нельзя же все блюда смешивать в одной чашке…
— Сколько за идею заплатишь? — Семен протянул к Павлу ладонь.
— По закону… — Стрелецкий вернулся к столу, открыл дверцу тумбы, вытащил толстую в коленкоровом синем переплете книгу, быстро перелистывая страницы, уперся пальцем в строчку. — Вот, читай!
За открытие размер вознаграждения до пяти тысяч рублей…
Не глядя на Павла, наморщив лоб, Семен медленно встал и сделал шаг к двери.
— Я ведь не шучу, Паша…
Павел, стоя, перелистывал страницы.
— Вот, за рацпредложение при годовой экономии в сто рублей получишь награду десять рублей, при выгоде в пятьсот рублей начислим сорок пять рублей, свыше ста тысяч рублей — полпроцента… Максимум опять же пять тысяч…
— Ну а если за изобретение?
— За изобретение?.. Так, за изобретение, это за технически новое решение при экономическом эффекте свыше ста тысяч рублей получишь два процента от суммы…
— Отлично! — Заварухин вернулся к столу. — За экономию в миллиард мне на руки дашь двадцать миллионов.
— Не дури, — углубился в чтение книги Павел. — Есть для жадных, как ты, оговорочка: максимум награды не будет превышать двадцати тысяч…
— Ну не будет, так и города вам не будет! — Семен прошелся по ковру возле Корзухина. — Не отдам идею, и конец.
Захлопнув справочник, Павел спрятал его в стол.
— Мы, дорогой Сеня, не на базаре, там частник может заламывать за какие-нибудь орехи неслыханную цену. Рассказывай идею! — Подумав, добавил: — Действительно, на вечере физинструктор дарил Егору Андреевичу какой-то амулет, якобы ценою в миллиард…
— Я дачу намерен купить. — Семен вдруг подозрительно оглядел Корзухина, кислая физиономия которого выражала недовольство.
— Дачу? — прищурился Вадим. — Материальный уровень повышаешь на сто процентов, а духовный как же? Причину пожара не выяснил, но дачу уже выпрашиваешь!
Стрелецкий через стол протянул комсоргу руку для пожатия:
— Спасибо, Вадим! Мы с Семеном еще помозгуем. Вадим обиженно смолчал, но у двери задержался, чтобы напомнить, что Семен Васильевич часто общался с физинструктором, который кому угодно голову задурит, что их обоих надо бы рентгеном просветить.
— Да, беседовал я с Митрофановым о пожарах, — кивнул Семен, когда комсорг вышел за дверь.
— Он не сулил меня в робота превратить? — ехидно спросил Павел.
— Шуток, что ли, не понимаешь? — Семен с безразличным видом пожал плечами. — Говорил он, что люди сами иногда превращаются в ворон, в зверей… Не по чьей-то злой воле, не подумай!
— Ни в чем я тебя, Сеня, не подозреваю. Говори дело.
— Да уже сказал.
Павел вышел из-за стола, приблизился к Заварухину и, тронув студенческого товарища за плечо, спросил:
— Меня не интересует, где ты взял идею. Я не боюсь превратиться в робота, объясни, в чем суть идеи.
— А не надуешь? — покосился на него Семен.
За окном, за корявыми ветвями тополя, ослепительно сияло весеннее солнце, за дорогой, по которой сновали машины, на пустыре зеленела полянка. Семен и Павел с минуту молча глядели в голубую даль, думая каждый о своем. На столе зазвенел телефонный аппарат, но Павел не взял трубку. В дверь заглянула Зиночка и увидела: Павел Николаевич в опрятном синем костюме, плотный, красивый, и Семен Васильевич, сутулый, в сером мятом пиджачке, неглаженых, нависших на ботинки брюках, стояли у окна и разговаривали тихо, будто заговорщики. Она беззвучно притворила дверь.
Глава 1
