Владимир Фалеев - Третий глаз
— Садись с нами! — скомандовал басом Сергей Афанасьевич, тряся бородой и указывая физинструктору на фужер. Но Зот потупил виноватый взор, опустил руки.
— Не могу…
— Ты чего?! Рехнулся? — захохотал Сергей Афанасьевич. — Не уважаешь.
Сонечка конфузливо попятилась от Зота, который моргал и улыбался, а сам не двигался. Гости тоже несколько смутились: эка диковина ввалилась в гостиную, где на столах уже исходили паром горячие закуски. Кваша громко крякнул и засмеялся, вернул пустой фужер на поднос Сонечке, по-бойцовски потирая ладони, остановился перед физинструктором.
— Позоришь наше застолье! — проговорил он серди-то. — Не ты обычаи вводил, не тебе и отменять!
Излишний напор на приглашенного человека вызывал неодобрение других гостей, и спасти ситуацию вышел Павел Стрелецкий, красивый, с черной шевелюрой, в опрятном сером костюме — главный инженер управления строительства. Он легонько отстранил толстого, в спортивном свитере Сергея Афанасьевича, без обиняков объяснил физинструктору, о чем тут до него говорилось и какие на него возлагаются надежды. Зот уронил взгляд на пол, и всем показалось, будто вокруг него возникла сияющая аура; он как бы засветился голубоватыми волнами, от него даже полетели искорки.
— Я не цыган, никому не гадаю, — тихо проговорил он. — Если можно не есть, я не ем. Если можно быть бескорыстным и честным, я остаюсь им… Вот и все.
— А ты все-таки убежденный шарлатан! — громко хохотнул Сергей Афанасьевич из-за спины Павла Стрелецкого. — Вот нам и нужны твои способности! Назови поджигателей хуторов! Хотя бы наугад, а мы проверим!
Наступила долгая пауза. Всем было неловко от нелепой сцены, от жестких и невыполнимых требований, но и слова, и все поведение физинструктора тоже было неясным: сел бы со всеми за стол, поел бы душистого мяса или копченой осетрины… Да и ушел бы, посмеиваясь над чудаками.
А Зот заговорил… Он начал тихим, не подходящим для его крепкой фигуры скромным голосом объяснять, что еще в детстве прочитал книжечку про один маленький северный народ. Люди племени поклонялись как священному грибу-мухомору. После трудной охоты на зверей, после рыбной ловли осенью, в дождь и в холод, после пригона к стойбищу стада оленей шаман награждал рыбака, охотника или пастуха «путешествием на небо». Он собирал членов племени в чуме у костра, затем давал в награду избранным лицам по горсточке сушеных мухоморов; пожевав грибов, награжденные ложились спать и видели во сне чудесные кинофильмы; галлюцинации давали им радость видений, в снах разыгрывались приключенческие события, стрельба, погоня, превращения людей в зверей и наоборот; с помощью гриба герой спускался под воду к рыбам, уменьшался в размерах, становился бабочкой и в зимнее время порхал над зелеными растениями и яркими цветочками. Фантазия открывала небо, убирала облака, позволяла лететь к солнцу и звездам, а потом возвращаться на землю в образе орла…
Забыв о еде, гости слушали Зота. А он рассказывал уже о том, что люди северного племени верили: есть, мол, два мира — мир нижний, то есть обычный земной мир с чумом, с оленями, пургой, дождями, шкурами, рыбной ловлей и заботой о детях, и есть мир чудес, сказочный мир мухомора. Стариков по их желанию отправляли в мир чудес раньше смерти и оставляли там навсегда; и шаман при этом угощал кандидатов в страну приключенческих кинофильмов горсткой мухоморов; племя плясало вокруг костра; и два молодца, взяв в руки две веревочки, приложив их с двух сторон к шее «путешественника», поколачивали ими по сонным артериям, и скоро путешественник засыпал вечным сном; его торжественно, без слез и горя, увозили на нартах в лес; там в выдолбленной колоде он поднимался на ветви дерева и оставался навсегда.
— Ой, какие страхи ты нам рассказываешь! — подавали голоса гости, но Зот не обращал на это внимания и продолжал говорить своим бесцветным голосом, что в другой стране, в тропическом краю, другое племя поклонялось как божеству не Мухомору, а Кактусу. И хотя ритуалы, связанные с употреблением кактуса в пищу, были другими, но действие сока кактуса на организм было столь же чудодейственно, как и от мухомора. В конце девятнадцатого века химики обнаружили, что в кактусе содержится алкалоид — адренохорм. Один немецкий фармаколог обратил внимание, что химическая формула адренохорма и содержащегося в крови человека адреналина очень близки. Выходило, что сам человеческий организм вырабатывает вещество, которое производит и кактус. Позже стало известно, что гормон адреналин создается мозговым веществом надпочечников человека, что в каждом грамме ткани надпочечника содержится полмиллиграмма адреналина и одна десятая доля норадреналина…
— Ой, Зот Михайлович, да зачем вы нам это рассказываете? — спохватилась Сонечка, оглядываясь на смирно сидящего на стуле Егора Андреевича Дудкина и на дремавшего на диване Ивана Леонтьевича, хозяина квартиры.
— Адреналин — гормон кролика, — тихо пояснил Зот, — а норадреналин — гормон льва… Если в кровь поступает адреналин, то человек беспокоится, с увеличением дозы он впадает в состояние угнетения, страха, ужаса и паники… Ну а если кровь принимает в себя норадреналин, то это сопровождается сокращением мышц, самоуверенными действиями, азартом, ненавистью, эйфорией…
— Ты брось нам зубы заговаривать! — бесцеремонно махнул рукой Сергей Афанасьевич. — Мы и без тебя книжки читаем! Кто хутора поджег?
Однако Зот даже не взглянул на него, продолжал объяснять, что каждый человек — фабрика гормонов; спортсменам на соревнованиях запрещено употреблять биостимуляторы, врачи предостерегают людей от излишества транквилизаторов. Это же наркотики! Они есть в снотворном маке, индийской конопле, кокаиновом кусте, в дурмане… Люди давно берут соки трав, кустарников и деревьев, возбуждающие нервные центры или разные органы. Выявлено Очень много «богов», это бобы, кактусы, табак, кофейное дерево, чайный куст, хинное дерево, лютик. Создана промышленность по выпуску морфина, стрихнина, хинина, кофеина, атропина, эфедрина, никотина, новокаина… Алкалоидов более тысячи…
— Надоело! — выкрикнул Кваша. — На кой черт нам твоя лекция!
— Дай нам послушать! — возражали ему.
А Зот неторопливо говорил, что в нашем организме есть гормоны, действующие подобно мухомору, чаю, кофеину, спирту. Из древности идут легенды о воинах-берсерках, которые умели мухоморами возбуждать себя так, что входили в состояние героического аффекта, прорубались мечом сквозь армию противника; но были также люди, которые, не пользуясь биостимуляторами, превосходили их по своей отваге.
— Это не мистика, — беззвучно засмеялся Зот. — Мистика — искусственное возбуждение, поступки в состоянии опьянения или через накачку себя кофеином… В нас есть центры гениальных идей, сказочных фантазий, красивых фокусов и власти над собою…
— А ты покажи! Продемонстрируй свои способности! — обрадовался Кваша. — Чего нас интриговать!
И в тот же миг Сергей Афанасьевич, разинув рот, закудахтал. Гости за столами захихикали, но потом, затаив дыхание, стали слушать, как Кваша передразнивает курицу, снесшую яйцо. Павел Николаевич резко топнул ногой, как бы возмущаясь таким поворотом дела, но вдруг, хлопнув руками, издал крик, подражая петуху. Потрясенная Сонечка спряталась за дверь и выглядывала оттуда сквозь щель между косяком и дверью. А Егор Андреевич, приглашенный в гости в качестве тамады, потешался:
— Ай да Зот Михайлович! Ай да молодец! Так их! В курятник! Ха-ха! Заставь кого мычать, кого верещать, а лучше — лаять по-собачьи!
Однако веселое озорство заместителя начальника стройки произвело сущую панику среди гостей, они проворно попрятались кто в спальню, кто в кухню, в прихожую или в коридор. Не растерялся только комсорг Корзухин:
— Хватит, Зот Михайлович! Гипнозом занимаешься? Запрещено. Ты член штаба нашей стройки! Я тебе приказываю остановить шутки!
Зот изумленно глянул на Вадима, мол, это же концерт, художественная самодеятельность, дескать, и Корзухин может сплясать или спеть.
И в тот же миг ноги Корзухина как бы сами собой заподпрыгивали, каблуки, дробя, побежали по кругу, а носки туфель стали как бы пинать мяч перед собой. Вадим озорно подкидывал плечи вверх, хлопая в ладоши и удивленно поглядывая по сторонам.
— А почему бы не повеселиться! — одобрительно подбадривал Егор Андреевич, притопывая в такт и приговаривая — Ай да физинструктор! Ай да режиссер! Ей-богу, режиссер! А ну поддай жару! Пусть они работают до поту! Ну куриное племя! Ах, молодцы!
И когда увидел, что Стрелецкого и Квашу пот прошиб, обратился к молча стоявшему подле дверей Митрофанову:
— Останови их, голубчик! Довольно, довольно.
И точно, Корзухин перестал плясать, а Сергей Афанасьевич и Павел Николаевич прекратили курино-петушиную игру.
