Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1
– Да я точно знаю, когда… исполнился год, как погиб муж. Вот на следующий день и началось.
Вдруг лицо женщины преобразилось:
– О господи! Чуть не забыла! Смотрите, что я сегодня нашла, – она вынула из кармана халата свернутый вчетверо листок. – Это письмо Андрея Борису… нашла в пиджаке. Странное какое-то… помню, был неприятный разговор на именинах… возьмите…
Виктор Викторович развернул лист, губы зашевелились. Через минуту глаза вернулись на середину. Крамаренко вслух прочел: «Если с вашей дочерью поступят так же, как поступили с девушкой и ее матерью в рассказе Мопассана «Загородная прогулка», рассказе, в котором нет и тени осуждения двух негодяев, – вы будете готовы убить подонка. Забывая, как за день до трагедии восхищались кумиром, который и воспитал этих подонков, внушал вам, что ничего скверного в их поступке нет. Всего лишь шалость! – буквально кричит ученик Флобера со своих страниц, будто опасаясь, что один из нас очнется и бросит написанное в сточную канаву. Более того, учит, как это нужно делать, чем обставлять, какой принимать вид и выражение лица, чтобы общество не осуждало, считая вас милым проказником. Это потом его читатель станет насильником или педофилом, а сейчас парень, которого вы хотите растерзать, всего лишь поверил художнику! Его дьявольской кисти. Это же гений! Впрочем, несомненно, гений. Только чей? На службе у кого? А наследники? Вы найдете их в каждой библиотеке, книжном магазине, да теперь уже в каждом доме! Наследников, как и первых, так учили и продолжают учить родители, педагоги, вы, наконец. Перечень соучастников преступления огромен. Набокова вы дарите близким, нимало не задумываясь, что тысячи больных «Набоковым» сидят в тюрьмах за растление детей. А ведь они всего лишь успели от страниц перейти к действию. Восхитительная универсальность метода! Гениальность приёма! Не правда ли?! Перо, бумага и чудовище над ними. Это оттуда выползла «толерантность»! Оцените, какова маска! У однополых браков, у церебральных «сортингов» и других способов объявить себя исключительным, «не таким»… объявить себя нелюдем, потрясающий успех! Так что, осторожнее с «Госпожой литературой»! Думаю, отдавать власть ей преждевременно… она всего лишь призрак Эльсинора, как и прежний его хозяин. Помните, на что решился говоривший с ним? Скольких убил? И чем кончил? Так пусть меня минует ее указующий перст. Благодарю…»
Он перебросил взгляд вниз.
«… главное, самое страшное, как замучили, не дают мне покоя ваши слова о том, что будь у Гоголя в тот злосчастный момент, книга Сирина «Слова подвижнические», он мог бы пойти на трагический шаг – сжечь рукописи. Вы сказали, что шли к пониманию книги несколько лет… я же прочел за ночь… Потрясение, нет сверхпотрясение уничтожило, растоптало мои…»
– А где продолжение? Здесь обрывается.
– Ох, Виктор Викторович… Откуда же мне знать? Вы ж на дату посмотрите… месяца не прошло… мертвому писал.
Только тут Крамаренко увидел вверху цифры. Однако из рук себя не выпустил.
– Странное письмо… и резкое… вполне в духе Андрея. – Как можно спокойнее попытался заметить он. – Да и я приложил руку, чего уж там… А дата, ну дата… – и не найдя что ответить, мужчина с сожалением заключил: – только вряд ли оно поможет…
Лист вернулся к хозяйке.
– Вы сказали, началось все после годовщины смерти Бориса?.. – мы говорили в Союзе о нём. Я хотел позвонить, но счел неуместным. Думал заехать, да не вышло…
Гость сконфузился, снова опустил голову и сложил руки в замок.
– Послушайте, Галина Николаевна, – неожиданно спохватился он, будто вспомнив что-то, – о Борисе… всё хочу спросить… правда, не к месту, но раз уж завел… книга, которую не дал мне редактировать, та, последняя, где она? Почему не издаете?
– Он ведь написал: тринадцать месяцев ждать… В записке. Потом можно. Разве вы не знали, Виктор Викторович? Вот уж почти срок.
– Нет. Вы не говорила мне об этом, а я как-то не счел… А зять? Андрей знал?
Женщина задумалась.
– Книга… ну конечно, Андрей ездил в банк, «Альфа», знаете, на бульваре Гагарина, взял еще доверенность. Сейф-то оформлен на меня. Там и записка лежала. Забрал наш подарок сестре папы на юбилей… Точнее, Борин подарок. Он не успел… Мне даже казалось почему-то, что тянул… Небольшой дагерротип, старинный… очень нравился Лиде. Японский, позапрошлый век. Сестра живет в Москве, а он собрался туда в командировку на три дня… остановился у нее… и подарок передал… И пропал. – Она достала платок и промокнула глаза. – Уже больше недели. Ни звонков, ни «эсэмэс». Недоступен.
– Ну, ну, успокойтесь. Неделя не срок. С мужчинами всякое случается. – Крамаренко вздохнул, понимая «неутешительность» такого довода.
– Да он же не такой! Что вы! А я, я сейчас подумала про книгу… Может, тоже взял? Рукопись была в конверте. Показать кому, да мало ли… не знаю… или задумал что другое, а? Вы же знаете, он мог, мог! Только причем она здесь? Да! Вспомнила! Андрей еще раз ездил в банк, на другой день, сказал – что-то забыл. Я тогда не обратила внимания… – женщина вдруг умолкла. – Думаете… это связано?
– Даже не знаю пока… Вы сказали – командировка?
– Ну да.
– Странно. Кто мог направить? Что-то не так… Странно, – повторил гость. – А книга… надо просто проверить. Вполне возможно всё на месте. Хотя вам не до того…
– Да что вы, если надо… я могу…
Резкий звонок в дверь заставил их замолчать.
– Сидите, сидите, я открою, – Крамаренко встал.
В прихожей послышались голоса. Через минуту он появился в комнате: – Полина с Леной приехали. Может, отложим?
– Что отложим? – Елена стояла уже у входа в зал.
– Да мы с Виктором Викторовичем собирались доехать в банк, посмотреть, на месте ли одна вещь.
– Книга?
– Ты уже знаешь?.. – гость удивленно посмотрел на дочь.
– Полина рассказала, – та кивнула за спину. – Я тоже поеду.
– Так… ведь… – неуверенно пробормотал мужчина.
– Она в порядке… в относительном, – подруга вошла в комнату, – но почему вас это занимает?
– Виктор Викторович, можете съездить с Леной… У нее тоже есть доверенность, – тихо произнесла мать, не понимая, радоваться ли последним словам, и коснулась пальцами руки мужчины… – прошу вас.
– Ну, я тогда на кафедру, завезу заявление на отпуск… А то какой-то странный больничный получается у вашей дочери, Галина Николаевна, – подруга посмотрела на хозяйку.
– Спасибо, Полиночка, спасибо, – мать через силу улыбнулась, понимая, что не услышит сейчас рассказа о главном.
– Тогда поехали, – сказал Крамаренко и тут же вспомнил, как расписано у него послеобеденное время: «через два часа у губернатора… совещание по культуре… откладывалось три раза…». – А то боюсь, потом времени не будет.
– Конечно! – глаза Елены засветились надеждой. – Едем.
Гость пристально посмотрел на неё и встал.
Если честно, он не видел связи между возможной пропажей книги и молодым человеком. Соломинка в его сознании не превращалась в спасительное бревно. Но иначе он поступить не мог. Чувство сопереживания жене друга, понимание новой беды, делало решение верным и единственным, несмотря на чрезвычайность обстоятельств рабочего дня. Взгляды Виктора Викторовича не допускали даже колебания. Но думал он уже о другом – о разговоре перед самой командировкой, который завел Андрей, получив совет пройти по Малой Никитской. «А ведь он действительно говорил как-то странно, мечтал увидеть всё и сразу…» – думал мужчина, глядя на ступеньки, набегающие снизу и две женские фигуры.
– Мы уедем отсюда на такси, Полина. А ты утряси всё на кафедре.
Он махнул рукой в ответ на немой вопрос, обращенный к ним через открытое переднее стекло авто.
Полина бросила машину за светофор от университета, прошла быстрым шагом вдоль улицы и через пять минут уже поднималась по лестнице, обдумывая, что скажет в ответ на возможные расспросы. Женщина повернула с площадки в коридор и тут обнаружила, что ошиблась. Это был третий этаж. Кафедра находилась ниже. Когда она повернулась, то увидела знакомых – Бочкарева и Галину Андреевну, которые стояли у окна и тоже заметили ее. Здраво рассудив, что было бы глупо ретироваться и, уловив плюс в приватности случайного разговора до неизбежных вопросов в коллективе, Полина направилась к ним.
– Привет! Не спрашиваю, как поживаете… вижу – хорошо.
Полина изобразила улыбку.
– Хорошего не помаленьку! – кивнула в ответ женщина, пока ее спутник, напрягшись, смущенно жал руку подруге общей знакомой. Галина смотрела так, будто оценивала возможность продолжения разговора. Ничего и никогда не могло вывести ее из равновесия.
– Как дела у математиков? – высвобождаясь от не в меру длинного рукопожатия, весело спросила Полина. – Вижу, после праздничка отошли? Двух недель хватило? – Она озорно посмотрела Виктору в глаза и, не дожидаясь ответа, повернулась к спутнице: – Ну, отчего же так скромно? «Не помаленьку»! Воркуете, вижу, с настроением, как голубки.
