Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1
– Сейчас спуститесь в переход, выйдите к Александровскому саду и прямо до конца.
Пара удалилась.
«Этот вопрос задавали здесь столетия назад и будут задавать столько же», – подумал г-н N, но тут же задержал дыхание от неожиданной мысли:
«Где наше сердце, милок?» – вот что спрашивала женщина того, кто давно и напрасно путал сердце родины с лицами сменяющих друг друга в высоких кабинетах людей. Лицами и сердцами несчастных, ни в чём невиновных, обреченных на казнь людей.
Старый кинотеатр
За стеклом мелькали сопки, деревеньки. К одной из них – Большой Речке, об этом подруги, конечно, не знали, Самсонов в студенчестве, вместе с Иваном, здоровым, полным парнем из тех мест, летели точно также, только в другой машине. За телевизором. Ванька сказал, что родители купили новый. Такие вещи в каждой комнате общаги, которая считалась уже приличной, имей она занавески, не стояли, и хоккей – почитаемую всеми без исключения игру, – приходилось смотреть в холлах. Прекрасные виды Ангары лишь укрепляли поднятое настроение парней.
Родители встретили радушно. Мать накрыла на стол. Она то и дело бросала взгляд на одного из новых друзей, с кем вот уже второй год сын просыпался, делил дежурства по кухне, сессии, отмечал праздники. О чем прежде знала лишь по рассказам своего чада. Выпили. В конце обеда отец вызвал отпрыска на разговор, и визит приятелей, неожиданно скоро, был завершен погрузкой двух кулей картошки на пропитание вместо заветного ящика с экраном. Здраво рассудив, что для учебы оно полезнее, глава семейства втихую, потому как был еще и директором местной школы, надавал подзатыльников сыну, чтоб впредь советовался, и отправил их с богом обратно.
– Куда ты летишь?
Полина, не обратив внимания на реплику, и, словно делая одолжение, начала размышлять вслух:
– На «Волжской» – Валентин говорил, что снесен. И «Мира» на Байкальской уже нет… – Она перечисляла старые кинотеатры. – А до нашего «Художественного» власти ручки-то шаловливые – не доходили. Как ждал. Догоняешь? А мы балду били три дня.
– Не сглазь.
– Послушай… – женщина повернула голову к Елене, – тот мужик, ненормальный, что с куклами, сказал… манекен говорит только с детьми… – Полина что-то быстро соображала, – так, если ты не помнишь ничего, то и осталась той, кем была в детстве! И он вынужден будет разговаривать с тобой!
– Кто?
– Да манекен же! Если повстречаем! – Она рассмеялась.
– Где?!.. – буркнула подруга и тут же вскрикнула: – Держи руль!
Мимо с возмущенным воем пронеслось серебристое купе «Тойота Пщвик».
«У Юльки Мишиной, в Лос-Анжелосе, такая же, – подумала Елена и как-то спокойно удивилась своей памяти. – Юлька… магия своеобразной красоты которой, очаровала одного знакомого. Даже это помню!» Но другие мысли тут же отвлекли ее.
Что Полина стала воспринимать всерьез далекие, казалось, от реальности события, вовсе не радовало. Впрочем, и не огорчало. Однако Елена тут же замолкла, явно не собираясь обсуждать их; совсем недавно они вызывали подозрения в ее «нормальности». Тем более, когда одна из них за рулем. Однако мысли о том визите, о странностях, да уже и многое другое, о чем Елена не уведомила подругу, жужжащим роем, путаясь и толкаясь, кружились в голове, возвращая совсем иную память. Раздражая лишь отсутствием ответа. Такие моменты выдавала отстраненность. Но откуда это было знать Полине! Всё в те дни списывалось на переживания.
– Так с чего ты взяла, что он стал бы разговаривать со мной? – равнодушно, как могло показаться со стороны, спросила Лена.
– Кто?
– Манекен.
– Для неторопливых умом повторяю: потому что с детьми! – раздраженный голос не учитывал ее размышления. – Но сначала в кинотеатр! – Подтвердила вчерашнее намерение подруга, и, сигналя джипу впереди, на их полосе, притопила педаль. Очередная пара изумленных глаз осталась позади. Мелькнул залив, пароход-музей, плотина и через десять минут они были в центре города. Миновав узел связи, в котором много лет в «междугородке» отработала тетя Тамара, подруга матери, ныне живущая в Москве, затем цирк, она повернули направо. Светофор долго не давал «зеленый».
– Заело, что ли? – нетерпеливо бормотала Полина, думая, как много знакомых перебралось за эти годы в столицу. И зачем? Москва ей не нравилась. И не только суетой… не суетой, а столпотворением, сумасшествием, безразличием к людям, как казалось каждому попавшему в ее водоворот, но и постоянной «неубранностью», неухоженностью в длинной весне – так получалось, что в другое время там она бывала редко. Весной же, пролетом в уже зеленеющую Европу, Полина с мужем останавливались в столице на пару дней.
В Иркутске снег всегда лежал до последнего, таял быстро, а тепло наступало так же скоро.
Светофор дал «зеленый», и через три минуты они припарковались у бывшего «Гиганта». Перебежав, нарушая правила, улицу, женщины оказались у кинотеатра. Дверь была заперта. «На месте… уже хорошо, – удовлетворенно похлопав по двери, отметила Полина, – не зря ехали». Энергичная не по характеру, а по требованиям жизни, она, даже окажись по-другому, не признала бы столь длинный путь ошибкой, а искала бы кнопку вызова. И нашла: кнопка стонала, вдавленная до упора. Всё было напрасно. Они уже собрались уходить, как дверь со скрипом отворилась, и недовольный мужчина с бородой, в низко надвинутом кепи, показался в проёме.
– Вы по дополнительной смете?
– Да, да, по ней! – Полина уверенно прошла внутрь. Елена машинально следовала за подругой. – А вы кто?
– Сторож. Кому же туточки быть-то? – недовольный голос мужчины прогудел за спиной. Лязгнул засов. – Как на ремонт закрыли, так и сижу бобылем, хе-хе. – Усмешка показалась натянутой и безрадостной, глаз совсем не было видно. – Вот сегодня сказали, вы подойдете. Ну, а я в том кабинете устроился, – он кивнул направо, вглубь коридора. – Вы уж распоряжайтесь сами…
– А как попасть в зал? – видя запертые двери, быстро сориентировалась Полина.
– Дык, ключ есть… как же… без ключа-то. Сейчас принесу.
Сторож заковылял к себе.
– Ну, ты даешь! А если «те» придут?
– Ну и что? Не ювелирный, поди. Переживут.
Подруга уперла кулачки в бок, и сумочка жалко повисла за спиной, словно прячась от стыда и неуемной решительности хозяйки.
– А что ты хотела? Чтоб я правду сказала? Мол, знаете, дедушка, вот здесь, в этом зале, однажды приключилась сказка? И нам хорошо бы повторить? Не разделите компанию?
Елена согласно кивнула.
– Вот… сейчас и отопрём… – мужчина направился через фойе к зрительному залу.
Створка больших дверей с облупившейся краской раскрылась и, пискнув ржавыми петлями, встала на полпути.
– Всё. Дальше не идет. Да вам хватит, – уже веселее проворчал старик, и, поворачиваясь, чтобы уйти, оглядел их снизу доверху, будто оценивая.
– Ты поглянь, ловелас хренов. А глазищи-то какие! Заметила? Уже не может, а чтоб еще и не хотеть, у бога не просит. – Она шагнула было вперед, но тут же остановилась: – Э-э. Постойте! А где свет?
– Да где ж ему быть-то. Тута. – Сторож вернулся, и в темном проеме что-то щелкнуло.
Помигав, будто решая, гореть или нет, одна единственная лампа вспыхнула, едва осветив первые ряды. Чернеющие кресла, уходя вверх, сливались с темнотой.
– И это всё?
– Тут уж, милаи, ничем не помогу. Как говорится, чем богаты… Да глаза-то молодые, – он ухмыльнулся, – чай попривыкнут, попривыкнут… – и, шаркая, удалился.
– Ну, вот… узнаешь? – Полина сделала несколько шагов вперед.
– Да, Поля…
– Лет двадцать меня так не называла. Надо же… Ну, пойдем.
Глаза действительно стали привыкать, и женщины уже видели не только последние ряды, но и стену с чернеющими отверстиями, через которые когда-то, пронизывая темноту вместе с лучом, и упираясь в экран, оживали такие далекие, но дивные персонажи детства.
Они крадучись прошли между кресел.
– Здесь, не помнишь?
– Вроде здесь, – неуверенно ответила Лена.
Кресла жалобно скрипнули. Тишина зала нарушалась каким-то потрескиванием и шорохом под потолком. Где-то в коридоре ухнула дверь. Прошло несколько минут.
– Где мы? – вдруг спросила Лена подругу.
Две женщины лет тридцати пяти оставались сидеть в центре зала.
– В кино. Твоя мама просила сводить. – Полина усмехнулась. – Пошли, – раздраженно добавила она, – сейчас будут запускать на следующий сеанс.
– Какая мама? Какой сеанс? Мы ведь сами решили… там, в кемпинге…
– Зачем тогда спрашиваешь? Мне иногда кажется, ты играешь со мной, – устало ответила Полина.
– С тобой?
– Со всеми нами. Так идем?
– Я спрашиваю, где мы сейчас? Понимаешь? Сейчас!
Вдруг внизу, в полумраке, под самой лампой у дверей что-то шевельнулось. В проёме показался сторож. Он, тяжело ступая, начал подниматься к ним. Подруги замолчали. Старик как-то странно огляделся, будто убеждаясь в собственном одиночестве, и промычал:
