Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
"С завтрашнего числа я начну размышлять над ключевыми словами, а ты – над перебором. А сегодня – ни-ни! Хватит!", – подытожил я.
Всю дорогу к дому я размышлял над ключевыми словами. Какие бы это должны быть слова? Вероятно, редкостные и заветные. Гиря такие знает. Я – нет.
Только входя в лифт, я очнулся. Сегодня мне предстояло впервые вернуться со службы в лоно семьи. И если говорить откровенно, я испытал легкое волнение. Основываясь на предыдущем опыте, совершено невозможно было предположить, как поведет себя Валентина. Например, я возвращаюсь и обнаруживаю в вазе засохший цветок вместе с запиской. Там сказано: "Прости, это была минутная слабость. Я решила уйти – так будет лучше. Валентина". Или, я возвращаюсь и в моей квартире обнаруживаю третьего, который объясняет мне, что они с Валентиной старые школьные друзья, когда-то расстались, но теперь встретились, и любовь вспыхнула вновь.
Да, уверенность меня покинула. Я чувствовал, что недостоин Валентины. Кто я, собственно, такой? Довольно серая личность, маловыразительная и унылая. Надо радоваться уже тому, что королева подарила мне две ночи. А ведь ваза разбита, и скорее всего Валентина ушла без всяких объяснений…
Не скрою, когда я давил кнопку звонка, мое состояние было близко к обморочному. А когда дверь открылась, я почти потерял сознание. Ибо на пороге стоял мужчина.
И только собрав в кулак остатки мужества, я нашел в себе силы узнать своего младшего брата.
Это был Коля, собственной персоной во плоти и крови. Тот самый Коля, который исчез два месяца назад. Мать его потеряла и терроризировала меня звонками, почти ежедневно вызывая для переговоров. Коля – кошмар нашей семьи.
– Колька! – заорал я. – Это ты? Чтоб ты лопнул!
– Здорово, братан! – в свою очередь завопил Коля, и упал в мои объятия.
Я, разумеется, его обнял и облобызал. А потом развернул на сто восемьдесят и дал хорошего пинка.
– Ты что творишь! – заверещал братец, отлетая к ванной. – Что за фамильярности! Это что, проявление любви и братской привязанности?
– Ты где был, свинья? – осведомился я. – Ты почему матери не звонишь, животное? И сколько это будет продолжаться? Где был, отвечай?!
– В одном месте, – пробурчал Коля, одновременно почесывая ушибленный зад и ушибленный локоть. Чего дерешься?..
– И в этом месте не было ни одного видеофона? Я на Луне торчал месяц, через день звонил!
– Конечно не было. Мы сплавлялись на плоту с мужиками.
– Куда это вы сплавлялись?
– К Ледовитому океану, куда же еще…
– Ясно, – сказал я. – Утратили связь с цивилизацией? Отвечай, сын гиены и шипучей змеи!
– Отвечаю, брат мой, – смиренно произнес Коля. – Мы с группой лиц плыли по великой сибирской реке, с целью набраться впечатлений и образов.
Мой младший брат – художник. Личность фантасмагорическая и непредсказуемая. Сегодня он летит на Марс для запечатления восходов и пыльных бурь (хотя, как их можно запечатлеть – не знаю), а уже завтра его можно встретить среди лунных пейзажей с кистью, мольбертом и зубилом, ибо послезавтра он ваяет скульптуру обнаженной танцовщицы в дебрях Камбоджи. А мать объявляет всепланетный розыск… Словом, паразит без изъятий!
– Ну, ты тоже хорош, – буркнул он. – Стоило оставить без присмотра на пару месяцев, как он уже женился, и вовсю живет семейной жизнью. Свинство, да и только!
– Кто женился? Я женился?
– А это, по-твоему, что? – он указал рукой на дверь в кухню. – Или мне привиделось?
Я оглянулся. В дверях стояла Валентина. Боже мой! Она там стояла и улыбалась. И это была она. У меня гора свалилась с плеч. Я даже пожалел о содеянном пинке. Достаточно было просто дать по шее. Но я был в стрессовом состоянии, и меня можно было извинить.
Услышав мою реплику, Валентина наклонила голову и слегка выгнула бровь.
– Стало быть, вы, любезный друг, у нас еще холостой и не женатый? – поинтересовалась она.
Все было на своих местах…
– Но Валентина, дорогая, ты ведь не можешь придавать такое значение фразе, оброненной случайно, как бы невольно, можно сказать, с пылу с жару. Ведь я только что пнул любимого брата, и, естественно, волнуюсь за его здоровье…
В своем голосе я умудрился разместить нотки подобострастия, а в движениях отвратительную суетливость. Все это было для меня внове.
Валентина молча улыбалась. Образовалась томительная пауза. Я попробовал ее заполнить:
– Кстати, откуда у тебя это замечательное платье – оно тебе необычайно идет!
– Не увиливайте, сударь. Вы не ответили на мой вопрос.
– Просто я имел в виду, что мы еще не полностью, так сказать, не до конца оформили наши отношения…
– А! – воскликнул Коля. – Так вы их еще не оформили. И, как я понимаю, назревает семейный скандал. Пропорционально растут и мои шансы.
– То есть? – осведомился я.
– Ну, мы тут с Валентиной как раз обсуждали вопрос о том, что делать, если отношения не заладятся. Я предложил свою кандидатуру, но мне было сказано, что пока нет оснований для беспокойства.
– Не понял! – сказал я грозно. – Ты что, по шее давно не получал?
– Оставьте это, сударь, – сказала Валентина. – Ужин на столе.
И удалилась на кухню, покачивая бедрами.
– А! – сказал я. – Ты понял? Я прихожу со службы, а ужин – на столе!
– Это любовь, – заявил Коля убежденно.
Постепенно мы скопились на кухне, Коля достал откуда-то бутылочку, и уже через полчаса воспылал идеей нарисовать портрет Валентины анфас. Сама же Валентина желала быть изображенной только в профиль. Я подбрасывал хворост в пылающий костер спора об искусстве портрета Валентины, и периодически утверждал, что вполоборота – лучший ракурс. После кофе братец размяк, и заявил, что Валентина лучше всего смотрится в натуре.
"И со скалкой в руках", – добавила Валентина.
Братец мой – человек, несомненно, выдающийся. Он имел обыкновение падать как снег на голову, и медленно таять прямо на глазах. Вот и теперь он заявил, что не желает обременять нашу семейную жизнь своей персоной, а посему, убедившись, что все в порядке, отправляется в стратопорт и улетает в Сан-Франциско, где его ждет некто Джудит.
– Никаких Джудитов! – сказал я как можно более строго.
– Это, между прочим, особа женского пола, – заявил брат.
– Не имеет значения. Какие могут быть Джудиты в одиннадцать часов ночи? И потом, ты слегка навеселе – тебя в стратоплан не пустят.
– Меня? – изумился Коля. – А как они это сделают?
– А я говорю: ты ночуешь здесь, и прямо с утра летишь в Саратов. Предстанешь перед мамой, она убедится, что ты здоров физически и умственно, а потом лети к своей Джудите. Она ведь не мать?
– А я не знаю… Я знаю, что она художник.
– Вот когда узнаешь, тогда и полетишь!
– Представляешь, он меня так с самого детства терроризирует, – пожаловался Коля Валентине. – Он и тебе все лучшие годы испортит.
Валентине мой брат явно понравился. Она одарила его одной из самых роскошных своих улыбок и сказала:
– Правда, Коля, ну куда сейчас, на ночь глядя, в Сан-Франциско. Это будет выглядеть очень глупо и неуместно.
– Полагаешь? – братец наморщил лоб. – Но ведь там сейчас полдень, и к вечеру я буду на месте… Ну, хорошо, я остаюсь. Джудит потерпит – она баба спокойная. Изложите культурную программу на вечер.
– Просто посидим, поболтаем. Глеб тебе расскажет о своей работе. Правда, Глеб?
– А как же! – сказал я. – Но сначала пусть доложит, откуда у него сведения о моем вступлении в брак.
– Да что тут рассказывать. Мне позвонили и сказали: срочно приезжай, Глеб женится. Я – хлоп в обморок, еле откачали. И сразу сюда.
– Кто позвонил?
– Женщина. Или девушка – изображение было нерезкое.
– Интересно.., – сказал я. – Но все это очень странно!
– Это я позвонила, – вмешалась Валентина.
– Ты? – изумился я.
– Я.
– То есть, сведения получены из первых рук, – заметил Коля удовлетворенно.
– Но Валентина, дорогая, откуда ты вообще узнала о его существовании?!
– Странный ты мужик, Глебушка, – сказала она, пожимая плечами. – Неужели ты всерьез можешь думать, что я собралась замуж неизвестно за кого? Я все выяснила про твоих родственников, да и про тебя тоже… Я не только Коле позвонила, но и с твоей мамой познакомилась.
– Да?
– Да.
"Да-а.., – подумал я. – Вот уж да, так да…"
– Ну и правильно, – сказал Коля.
– И что же… Хм… С мамой вы нашли общий язык?
– Да как будто бы. Она сказала, что в ее время такие дела делались иначе, но, в конце концов, с тобой жить мне, а не ей. Она рассчитывает увидеть нас в самое ближайшее время.
– Знаешь, Валентина, кажется, я тебя недооценил. Прав Петр Янович, трижды прав!
– Ну, положим, у тебя еще будет достаточно времени меня переоценить, – заметила Валентина. – Между прочим, линия доставки сегодня барахлила, пришлось идти за продуктами. Ты завтра разберись с ними – что это за глупости, в самом деле.
