Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
– Обязательно разберусь, – пообещал я. – Но ты бы могла и сама им позвонить.
– Это мужское дело, – отрезала она. – Я же тебя не заставляю ужин готовить. Не то, чтобы мне трудно, просто дело принципа.
Линией доставки я пользовался только для добывания горячительных напитков и кофе. Обедал и ужинал – где придется. Теперь, похоже, мне предстояло расстаться со многими вредными привычками. Жизнь круто меняла курс. Меня неумолимо влекло в семейную гавань. Похоже, молодость кончилась, наступила пора зрелости, а вот созреть толком я не успел. Я знал, конечно, теоретически, что любовь приобретают, теряя свободу, но не предполагал, что это произойдет так стремительно и неотвратимо. И что петля любви так быстро и плотно ляжет на мою шею…
Я, кажется, взгрустнул, и Коля это заметил.
– Ну, а как у тебя на трудовой стезе? Ты ведь, помню, в Паскали метил. Я даже удивился, что ты в этот ГУК попал. Что, думаю, за ГУК такой… Спросил – мне говорят: это те идиоты, которые между астероидами летают. Ну, я тогда был крайне юн, романтика везде мерещилась…
– Ты и сейчас не очень возмужал, – заметил я сварливо. – А дела – дела идут. Работаем… Под непосредственным руководством папы Сюняева.
– Сюняева? – изумился Коля. – А чей он папа?
– Да вот, Валентинин папа.
– Так ты Сюняева? – еще больше изумился он. – И что, тот самый Сюняев?
– А чем он знаменит? – спросила Валентина. – Может и не тот вовсе.
– Ну, который ловит всех… В космосе разных бандитов отлавливает.
– Тот, – сказал я. – А ты-то его откуда знаешь?
– Так его все знают.
– А Гирю знают в твоих кругах?
– Нет… Какую гирю?.. Нет, гирю не знают.
– Это фамилия такая. Начальник. Мой и ее папы Сюняева.
– Нет. Начальников я не знаю. Кому они нужны – начальники…
– Начальники нужны подчиненным, – заметил я внушительно. – Недавно меня начальник озадачил, теперь ковыряюсь в архиве, ищу чудеса.
– А зачем они?
– А вот начальник хочет узнать, как их делают, и стать волшебником.
– Нашел?
– Пока нет. Но велено найти. А раз велено – найду.
– Ты мне потом расскажешь, что вы там ищете, – немедленно встряла Валентина.
– Никак нет, гражданин начальник!
– Поче-му?
– А пото-му. Работа такая: никому – ничего! Секретно! И в этом вопросе поблажек не будет.
– Будет. Я сама позвоню Гире и узнаю.
– Тогда он меня выпорет и поставит в угол. Ты этого хочешь? Не хватало только, чтобы жены лезли в дела мужей.
– А вот мама всегда в курсе, где что случилось.
– Это – пожалуйста. Но у меня, лично, ничего не случилось. Я работаю. И посторонних прошу удалиться!
– Но я же не посторонняя, – горячо запротестовала Валентина. – Я доучусь и попаду в ваш отдел. И должна быть в курсе.
– Вот когда это случится, тогда и поговорим. А пока – я бы попросил!..
Просьбу мою удовлетворили. Разговор переметнулся в сферу политики. Модной являлась тема контроля за деятельностью в сфере науки. Можно ли запрещать исследования, несущие потенциальную опасность для человечества? Коля сцепился с Валентиной, я больше отмалчивался. Братец витийствовал, проникая умственным взором в самое отдаленное будущее, и рисуя картины одну мрачнее другой. Валентина высказывала осторожный оптимизм.
"Конечно, если вас, мужиков, оставить один на один с тайнами природы, вы Бог знает что натворите. Угробите и себя, и природу. Но мы, женщины, этого не допустим".
К часу ночи мы с Колей истощили запасы юмора и сарказма, после чего приступили к серьезным разговорам. Валентина слушала, подперев голову руками, и, судя по всему, готова была заснуть. Но на предложение отправиться в постель ответила отказом.
"Вот еще! – сказала она. – Я уйду, а вы тут наговорите бог знает чего, да еще и поссоритесь в придачу. Может вы есть захотите, да мало ли…".
Мы с Колей переглянулись. Он пнул меня ногой под столом и незаметно показал большой палец. Но это не укрылось от всевидящего ока Валентины. Она загадочно усмехнулась и похлопала Колю по плечу.
– Мы ведь теперь с тобой родственники, правда?
Коля подтвердил, что не имеет на этот счет никаких сомнений.
– Тогда в следующий раз ты и мне давай свой палец посмотреть.
Коля смутился, и я быстренько перевел разговор на другие рельсы:
– Ну, а ты-то сам как поживаешь? Какие планы на будущее?
– Я-то? Да как – живу помаленьку…
– Как творческий процесс?
– Не здорово, – признался он. – Творческая немочь. Надо менять стиль жизни. Знаешь, я пришел к выводу о том, что все эти господа творческих профессий – обыкновенные бездельники. Лезут из кожи вон, пытаясь удивить общественность, а она не удивляется. Куда ни сунься – везде все испробовано предыдущими поколениями.
– Да оно и раньше так было, – возразил я. – Жили же…
– Ощущение, что цивилизация перевалила через пик развития, и начинает деградировать.
– И в чем это выражается?
– Ну-у, – Коля пожал плечами, – например, в отсутствии глобальных целей. Какова перспектива? Доберемся до границ системы. Освоим Внеземелье. Расплодимся. А что потом?
– Потом – суп с котом, – сказала Валентина. – Ты сначала расплодись.
– Вот именно! – Коля возбудился. – Уже и плодиться не хотим, и размножаться не желаем. Лень. Подошли к границе, а за ней – ни-че-го.
– Еще не подошли. Может лет через сто – двести.., – сказал я.
– А дальше? Вот ты, так сказать, непосредственный участник штурма вселенной, видишь перспективу?
– Я много чего не вижу. Да у меня и времени-то нет рассматривать.
– Правильно. Ковыряетесь там в своих авариях, что-то куда-то возите, а о том, есть ли в этом смысл, и думать не хотите!
В этот момент я подумал, что Колькина болтовня удивительно перекликается с текстом, который достал Гиря из синей папки.
– Правильно, – сказал я. – На это существуют поэты и художники. Лица творческих профессий. Именно они призваны обеспечить потребности человечества в смысле жизни и прочих глобально-этических компонентах бытия.
– Ну, попер агитацию! – Коля сморщился. – Из чего я тебе должен высосать смысл жизни? Где рабочий материал? Где связь с иными цивилизациями? Где пришельцы из иных миров и встречи с братьями по разуму? Где, наконец, обещанные межзвездные корабли?
– Будут, – твердо заверил я. – Дай срок.
– Ой ли?
– Потерпеть нельзя? Я сказал: будут, значит – будут! – для убедительности я стукнул кулаком по столу.
– Вот то-то же… Мы ведь заперты здесь, как в бочке. И вынуждены копать вглубь. Изучаем человека. Так его изучаем, сяк изучаем, и ничего хорошего не обнаруживаем. Сдери верхний слой, а там обезьяна! И остается нам одно: религия и мистика. И начинается всякая чушь. Я знаю одного деятеля, он непрерывно занят тем, что отображает на полотно свое подсознание. Такой вот черный треугольник, в нем звезда неправильной формы и желтого цвета, а в ней червяк самого гнусного вида. Это только кажется, что искусство открывает новые сущности. На самом деле, оно только собирает из набора кубиков разные домики. Перебирать можно долго, но когда-то ведь все переберешь… Ты думаешь, зачем я сплавлялся к океану. Кубики ищу! Пейзажики, церквушечки, всякие там излучины рек и лунные дорожки. Но все это уже бы-ыло! Летал на Марс – все то же самое. Ну, пыльные бури, ну, голые скалы. И что?
– И что?
– А ничего. Надоело!
– Тогда вот тебе Валентина – садись и рисуй.
– Я-то нарисую, только ты об этом пожалеешь.
– Это еще почему?
– Потому что истинный художник, прежде чем ваять, должен влюбиться в изображаемый объект. Иначе он чертежник, или маляр.
– Ну, и получишь по шее. Зато будет иметь место творческий процесс.
– Да мне не жалко – хоть сто раз. Я готов к жертвам! Но, видишь ли, и сам объект должен воспылать чувством к художнику. В некоем смысле. Любовь – штука взаимная. Иначе она суть не любовь, но вожделение!
– А ты глубок! – изумился я. – Стань философом. Или пророком. Начни проповедовать. Что-нибудь про карму и перевоплощение.
– Все это чушь собачья, – заявил Коля с отвращением. – Я вот недавно был в Непале. Знаешь, где это?
– На Памире? Или где?
– В Тибете. Крыша мира – слыхал?
– Да слыхал, слыхал, – усмехнулся я. – Я ведь в горы хожу изредка.
– А чего же тогда Ваньку валяешь? На Памире… На Кавказе!.. Я серьезно. Про Рериха знаешь? Поехал туда, учение выдумал. Этика, то, се… А рисовал, между прочим, прилично.
– Я в курсе, – сказала Валентина.
– Ты конкретней, – посоветовал я. – Был в Непале. И что?
– А то. Дай, думаю, съезжу, посмотрю, что он там увидел такого. Ну, и… Вот… Там до сих пор сохранились монастыри. А в них сидят ламы. Занимаются – кто чем. Некоторые держат связь с космосом, другие просто звезды считают. Есть частично помешанные, есть – полностью. В целом довольно посредственно, но кое-что – интересно. Ты слушаешь?
– Ближе к сути. Что ты там почерпнул?
