Душа для четверых - Ирина Родионова
Маша решила не расстраиваться раньше времени.
И все равно расстроилась.
На крыльце стояло алюминиевое ведро с горячей кашей, из которой то тут, то там, как черные гнилые стволы из речного потока, торчали кости, и незнакомец попросил Машу подождать. Он убрал лопату и рабочие рукавицы, плеснул половником по пестрым мискам, чашкам и тарелкам. Псы забегали взад-вперед, заскулили, залаяли, и одному из них, безухому и припадающему на лапу, Маша даже улыбнулась, хотя побаивалась собак. Тот в ответ добродушно завилял хвостом, а когда ему в вольер спустя мгновение влетела миска с кашей, то радостное тявканье разнеслось по всем окрестным дворам.
Псы были неухоженные, в струпьях и с густым слежавшимся подшерстком, но никто из них не выглядел отощавшим или больным. Маше захотелось тоже покормить их чем-нибудь, хотя бы огурцом или грушей, но она постеснялась лезть в сумку за овощами и фруктами – засмеет ведь. Обед подходил к концу, псы довольно чавкали, вылизывая пустые миски, каша в ведре закончилась.
– Заходи, второй этаж, первый кабинет. Можешь чайник щелкнуть, я переоденусь пока.
Маша поднялась по лесенке, озираясь по сторонам. Кажется, это была старая контора, которую неловко переделали в офис, и теперь комнаты стояли пустые, заколоченные, лишь кое-где висели распечатанные на принтере таблички: туристическая контора, замерщики окон, установка кондиционеров. На стене под огромным, кое-как прикрытым листом картона окном пестрел масляный затертый пейзаж. Художнику не хватало ни умения, ни таланта, но рисовал он искренне и с душой. Маша любила такие картины. Непропорциональный и какой-то весь выгнутый мужичок шел по песчаной дороге, а вокруг него цвели тюльпаны и ирисы, свисали сочно-зеленые лианы, облетали кленовые листья, и небо с облаками-перышками казалось высоким, недостижимым… Маша долго разглядывала выпуклые мазки, даже трогала их рукой, и ей казалось, что картина эта – хороший знак. Не обязательно во всем быть идеальной. Надо просто делать свое дело и верить, что получится. Улыбка против воли растянула губы, и Маше захотелось скорее увидеть Сахарка.
В нужной комнате стояло несколько деревянных кресел с вязаными накидками, стол с подпорками вместо ножек, а на побеленной серой стене – календарь с котятами за прошлое тысячелетие. С подоконника едва слышно хрипело радио, рядом с чайником в пакете лежали сахарные крендельки и песочное печенье, пахло пылью и старостью.
Маша не глядя зажгла электрический чайник и присела на краешек одного из жестких кресел. Сквозняками тянуло со всех сторон, незаклеенные окна тоненько дребезжали и позвякивали, но то ли от толстого старушечьего ковра под ногами (на который Маша смогла наступить, только разувшись), то ли от неубиваемых, расползшихся алоэ в пластиковых ведерках из-под майонеза кабинет казался ей на удивление уютным.
А потом появился незнакомец в растянутой футболке и даже наспех причесанный, без сена в волосах. Буркнул, не глядя:
– Стас.
– Маша, – быстро ответила она.
– Сладкое будешь?
– Нет, спасибо. – Маша понадеялась, что он не станет расспрашивать.
Стас и не расспрашивал. Налил две кружки крепкого чая, проглотил пряник одним махом и упал за теткин стол:
– Рассказывай.
– Что?
– Ну, почему кота этого решила забрать, он же облезлый, дикий. Где живешь и с кем, хватит ли у вас денег на уколы, на питание ему, нет ли детей маленьких. Прорепетируем перед тетей.
И Маша, отхлебывая горький кипяток из кружки, принялась рассказывать. Она ничего не утаивала, говорила обо всем: о волонтерстве и муже Анны Ильиничны, о вычищенной слабыми руками квартире, о мисках Сахарка у стены, которые теперь лежали в Машином рюкзаке на всякий случай, и о том, как они обычно разбирали вещи. Как Галка пререкалась с Палычем, Кристина рылась в поисках чего-нибудь для картины, а сама Маша… «ну, тоже помогала». Ни слова о слезах, которые сопровождали каждый ее вечер с чужой «душеводицей», как любила повторять Дана, – значит, все же спрятала от Стаса немного. Щеки потеплели от смущения.
Стас смотрел на нее внимательно и даже с интересом, часто кивал – Машу вообще редко когда так слушали.
Остыл чайник, за окном столпились сумерки, и все чаще и чаще Маша поглядывала в телефон. Стас отвел ее на первый этаж в «кошатницу»: огромный и гулкий зал в мелких клетках и переносках, несколько вручную сделанных когтеточек с намотанной на тонкие древесные стволы пеньковой веревкой, запах мочи, влажной стружки и чего-то кислого… Коты встретили гостей молчанием – в отличие от прыгающих и чересчур дружелюбных псов, они глядели исподлобья. Стас провел Машу к дальней стене, где в плетеной корзине на мягкой детской пеленке лежало почти с десяток котят – слепых и нервно запищавших, стоило только электрическому свету вспыхнуть у них над головами. Они копошились, тыча друг в друга влажными носами, тянули почти невесомые лапы, и Маша не выдержала, присела к ним, накрыла клубок рукой – котята примолкли и замерли, словно бы почувствовали ее тепло.
– Дурью не майся, – посоветовал Стас, – намучаешься с Сахарком своим. А этих нам коробками подбрасывают, каждую неделю, я уже, как заправская мамуля, любого инвалида с пипетки выкормлю…
Маша посмотрела на него снизу вверх – он хмурился и специально кривил лицо, но Маше показалось, что она впервые увидела его настоящим. Без этой шелухи в виде сигарет, саркастично приподнятой брови и показной суровости – с пеленкой на плече, писклявым комком в ладони, на которого Стас ругался и которого мог ущипнуть за крохотное ухо, но все равно кормил.
– Дохнут, как мухи в рамах. – Он кивнул на окно. – Но кого-то выхаживаем, живут себе в клетках. Некоторых на улицу выпускаем, когда место заканчивается. И денег нет. Даже на еду.
Маша осторожно кивнула, не зная, что сказать. Внутри нее разлилось чувство, которое она прежде не испытывала и которому потому не могла подобрать название, – что-то вроде нежности, желания прийти сюда и завтра, и послезавтра и вместе со Стасом заталкивать в уличные вольеры куртки с заброшенных дач, подсыпать накошенную за городом траву и нести молоко в трехлитровых банках для котят, которые снова поползли из корзины, но Стас быстро накрыл их пеленкой, чтобы не разбежались.
К забору подъехала машина, заглох мотор. Посигналили.
– Это тетя. – Стас нацепил на лицо маску. – Сейчас я корм занесу, он по десять килограммов, а у нее спина сорванная, она и телят этих, ну, псов, на себе к ветеринару таскает, а потом…
– Помочь? – предложила Маша, не зная, чем она может быть полезной.
– Тут сиди, – скомандовал он. – Следи за
