Ольга Чигиринская - Операция «Остров Крым»
– Да, – вспомнил Семенов, когда уже собрался выходить, – тут крутится этот ГРУшник, Резун… Требует встречи…
– Через час, – сказал командир дивизии. – Или даже полтора…
Выпроводив полковников, Драчев вернулся к дивану, снял ботинки, фуражку и китель, ослабил галстук и вытянулся на мягком замшевом пузе иностранной мебели. У него есть полтора часа, чтоб восстановить силы. Звонить в Одессу он не собирался. Не такой дурак. В Одессу он позвонит победителем, а пока обрыв связи ему на руку.
Драчев не думал, что это задание будет особенно сложным. Батальон Лебедя выкинули из Ялты потому, что нападение было подлым и неожиданным. На этот раз неожиданно будут действовать они, советские десантники. Конечно, война переходит в плоскость партизанской. Даже с уничтожением тактического центра или его захватом. Но партизаны – это несерьезно. Несерьезно как в прямом, так и в переносном смысле. «Партизанами» в СССР называли резервистов, а какие резервисты вояки – всем известно. А в прямом смысле… Вы скажите мне на милость – где тут можно партизанить? Крым урбанизирован донельзя, города друг к дружке так и липнут, все леса объявлены национальными парками, их за день можно пересечь пешком. Прогадали вы, ребята, со своим «Красным паролем», и я вам это докажу…
С этой мыслью он уснул. Разбудил его Семенов, как он и просил, через полтора часа. В спину полковнику дышал ГРУшник Резун.
– В чем дело? – строго спросил генерал, незаметно всовывая ноги в ботинки. – Почему ворвались без спроса?
– Товарищ генерал, – сдерживая нетерпение, сказал разведчик, – я знаю, как снять помехи…
Перед выходом в конечную точку маршрута Верещагин вспоминал, откуда стартовал. Не в первый раз за прошедшие сутки – но сейчас, когда он, связанный, «плыл» от усталости и боли, ему даже не вспоминался, а снился рождественский вечер в доме князя Берлиани.
Осваговец в чине полковника отыскал его в библиотеке.
– От кого прячемся, штабс-капитан?
Рядом с ним на столике стояла бутылка «Солнечной долины», на коленях лежала книга, которую он заложил пальцем, отвлекаясь на разговор: «Красная ракета над Нанга-Парбат».
– Я слышал, у вас проблемы. – Полковник сел в соседнее кресло, вытянул ноги. – С финансированием новой экспедиции.
– Есть немножко.
– Почему? Ведь предыдущие экспедиции были вполне удачными… Или я ошибаюсь?
Верещагин смотрел прямо ему в глаза и молчал.
– Вы просили деньги под одиночное восхождение на Эверест, но вам не дали. Финотделу нужно паблисити. А труп, вмерзший в лед, – очень плохая реклама.
– Да, сэр, – кивнул Верещагин. Когда с тобой так заигрывает полковник контрразведки, легче всего прикинуться дундуком.
– Мы с вами однокашники, – полковник изобразил голосом ностальгию, влил куда-то в бороду немного вина. – Третья Симферопольская… В старые добрые времена мы не очень-то жаловали отличников из простонародья… Всех этих старательных отпрысков вахмистров и армейских старшин… Знаете, как мы таких называли?
– Мобил-дробил… – Верещагин не скрывал неприязни.
– Вас тоже так называли?
– Конечно.
– Вы должны были нас ненавидеть… Обеспеченные, сытые, хорошо одетые – вам приходилось добиваться всего того, что нам доставалось даром. Знаете, как-то в драке я оборвал одному такому мальчику воротничок… И мальчик заплакал. Я привык к тому, что воротнички пришиваются к форме незаметно, сами собой, а он каждый вечер делал это сам. Я бы ни за что в жизни не стал плакать из-за порванного воротничка, потому что я не пришивал его каждый вечер потайным швом…
– Если вас мучает комплекс вины, господин полковник, обратитесь к психоаналитику. Или к священнику.
– Вы верите в нашу победу на выборах?
Верещагин, сжав губы, какое-то время уничтожал его глазами. Потом медленно сказал:
– Может быть… народ, который делает свой выбор… исходя из результатов автомобильных гонок… заслужил то, что получит.
– Уж вы-то такой глупости сделать не могли… – Полковник отхлебнул «Солнечной долины». – Вам все досталось пóтом и кровью, вы пробивались, как танк, – и тут все насмарку из-за вот такого вот богатенького сукина сына…
Ему удалось добиться своего – пробить защитный панцирь.
– Богатенький сукин сын здесь ни при чем, – Верещагин отложил, почти отбросил книгу. – Просто мы все здесь зажрались, вроде той лисички, что приставала к дрозду: сперва накорми меня, потом напои, потом насмеши, а потом напугай. А моя бабка и одна из моих теток погибли в немецком концлагере, отец – в советском. Я не торгую свободой. Зачем вы завязали этот разговор, господин полковник? Вряд ли для того, чтобы меня подразнить – не такой же вы дурак… Вы весь вечер присматривались к Князю, а потом вдруг выловили меня в библиотеке – зачем? Что вам нужно от Георгия?
– Ничего… пока. Вернее, я не решил, от него или от вас.
– От меня вам ничего не перепадет.
– На что спорим? Десять минут – и вы будете мой. С потрохами и ботинками.
– Это что, вербовка?
– Да. Позавчера, – «Солнечная долина» полилась в бокалы, – Крым действительно потерял последний шанс на сохранение своего суверенитета. Единственный человек в советском аппарате, который мог бы предотвратить оккупацию Крыма, трагически погиб. Теперь не имеет значения, победит Союз Общей Судьбы – СОС – на выборах или нет. Весной Крым оккупируют. В самом худшем варианте это выглядит так: превентивная бомбардировка аэродромов и военных баз… Даже если мы задействуем все системы ПВО и все самолеты… Вы помните численность нашей боевой авиации?
– Двести тридцать машин…
– Двести сорок пять: только что прикупили эскадрилью «харриеров». СССР сосредоточит на побережье свыше тысячи самолетов, транспортники я не считаю. Они просто вобьют нас в землю. Затем – морской и воздушный десант. В победу над СССР не верит никто. Эта крупная и мелкая политическая сволочь сейчас присоединяется к СОС по одной простой причине: боится войны, которая неизбежна и исход которой предрешен… – Полковник закурил. Верещагин допил вино, как воду, и налил себе еще.
– Есть только одна возможность выиграть эту войну, – фраза осторожно вылетела вместе с дымом. Полковник ждал, что Верещагин подхватит мысль. Верещагин молчал. Даже не потому что осторожничал, а потому что был заворожен развернувшейся в уме картиной: высадка советских войск без предварительной бомбардировки, без подготовки, на «ура-шапками-закидаем». Чешский сценарий.
– Чешский сценарий. – В бороде исчезло еще полбокала, потом полковник воткнул в нее сигару. – Армия входит в страну сравнительно мирно. Плохо организованная, непрофессиональная, деморализованная армия… К ночи первого дня вторжения, я думаю, она будет разорганизована и деморализована вконец. Проще говоря, пьяные солдаты и офицеры займутся грабежами.
Контрразведчик глотнул дым и медленно выпустил его через ноздри. Он ждал развития темы.
– А… они что-нибудь знают о шестидесяти тысячах резервистов, которые сидят по домам со своим оружием?
– Хороший вопрос, Арт. Очень хороший вопрос.
– Как насчет хорошего ответа?
– Они знают, что у нас есть ополчение, но не могут отнестись к нему серьезно. Резерв Советской армии – третьесортное воинство даже по советским меркам. Они не представляют себе, насколько это в нашем случае совершенный, отлаженный и готовый к работе механизм. Но ему нужно дать старт в определенный момент. Пистолет без триггера не стреляет… Вы согласны стать триггером, Арт?
– Почему я, а не Георгий?
– Потому что «В Уэльсе теплые дожди» он впервые услышал от вас.
– Не понимаю…
– Не важно. Вы согласны?
– Согласен.
– Вот так сразу? Не торгуясь?
Арт пожал плечами.
– В этой игре приз бывает только один, и вы не можете его сделать больше или меньше.
Полковник кивнул и первым вышел в ярко освещенную гостиную, в запах хвои, в новогодний смех и в песню:
– Что же за всем этим будет? – А будет апрель…– Будет апрель, вы уверены? – Да, я уверен…
У княжны Багратиони-Мухрани прекрасный голос.
Артема пнули ногой и велели подниматься. Идти получать свой приз.
«Но подавать я не стану виду…»
Его провели через ретрансляционный центр, уже забитый ранеными десантниками, кое-как оказывающими друг другу первую помощь, в тот самый кабинет, где они с Глебом пили кофе. Майор сидел на столе и сам цедил что-то из захватанного бумажного стаканчика. Арта посадили перед ним на стул, Палишко встал за спиной.
– Сигнал к началу боевых действий – твоя работа? – без вступления спросил он.
– Какой сигнал?
– Товарищ майор, можно я ему врежу? – спросил Палишко.
