Ольга Чигиринская - Операция «Остров Крым»
Пуля толкнула Асмоловского – словно кувалдой в грудь; он упал на одно колено и все-таки выстрелил… Хотел выстрелить еще, но рука не слушалась. Странно, но боль казалась вполне терпимой, он выносил ее без стона или крика, но тем не менее она висела на плече жерновом и гнула к земле все ниже и ниже, а этот говнюк, не размениваясь на второй выстрел, пнул ногой и выбил «макар», заодно опрокинув Глеба наземь, перешагнул через него и исчез в застлавшей глаза черноте…
* * *Томилин истекал кровью и истек, пока Арт донес его до гаража.
Изначально не было шансов. Советские десантники приняли единственно верное решение в этой ситуации: отвлечение пулеметного огня на атакующих под прикрытием БМД, обход, удар в спину. Это разом сводило на нет все преимущества крымских егерей в позиции и вооружении. Отчаянная схватка закончилась тем, что их отбросили с позиций. Все три «Бовы» разнесли гранатами и ПТУРами. Егеря отступили вверх по склону. И их встретили… наверняка автором идеи был Глеб, все здесь рассмотревший… У него уже не спросишь. Хотя замысел в общих чертах удался. Будь у них здесь больше людей и минометов, можно было бы оставить тыл не на Шэма с заряжающим, а хотя бы на отделение. Можно было бы отразить нападение пулеметным огнем. Гноит душу сослагательное наклонение…
Верещагин отбросил пустой магазин, вставил новый, приложился к узкому окну – чем не бойница – и выстрелил по пятнисто-зеленой фигурке, высунувшейся из-за здания генераторной. Фигурка исчезла. Убит? Ранен? Скорее всего, просто убрался.
Интересно, успеют они спуститься, прежде чем всех разнесут гранатами?
Кашук закрылся в аппаратной, и последний, обрезав веревку, должен будет пробиться к нему. За бронированной дверью, возможно, выйдет отсидеться. Дьявол! Теперь красные закрепятся здесь и продержатся до морковкиных заговен…
Он включил «уоки».
– Вершина вызывает базовый лагерь. Гия, вы скоро?
– Арт, мы летим! Продержитесь еще полчасика!
– Патроны вышли. Мы попробуем уйти. Но на всякий случай – прощай.
– Арт!!!
– Прощай, Князь, – он переключил рычажок. – Кашук! Вы открываете дверь только мне или одному из офицеров капитана Карташова и только если наши возьмут гору. Это приказ.
– Да, сэр…
– Прощайте. – Артем взял рацию за антенну, размахнулся и ударил ею о стенку.
В гараже теперь оставалось трое – Верещагин, Шэм и никитский резервист Ваизов. Должен был остаться один.
– Сэр, – тяжело дыша, просипел Ваизов. – Будем тянуть спички с младшим унтером, кто останется?
– Никаких спичек: младший унтер вас спускает, остаюсь я.
– Сэр! – протестующе крикнул Шамиль.
– Отставить разговоры! Кроме меня, Кашук никого в аппаратную не пустит.
– А если они вскроют аппаратную?!
– Они не убьют нас. Кого угодно – но не нас.
– Кто вам это сказал?
– Ты со мной препираться будешь? – рыкнул Верещагин. – Хочешь спасти мою голову – скорее приведи помощь! Вперед!
Шамиль плюнул на пол и бросил Ваизову конец веревки – обвязаться. Сам вернулся к бойнице.
Времени осталось совсем в обрез.
С дороги долетел взрыв, над обрывом вскинулось пламя и облако дыма – это горящего «Бову» попытались спихнуть в сторону и активировали детонатор очередной пластиковой мины. Тот, кто снабдил их оружием и документами, на эту дрянь не поскупился…
Ваизов обвязался веревкой, Шамиль перекинул ее через вбитый в стену крюк для фонаря и начал протравливать – достаточно быстро, чтобы скольжение рядового не превратилось в падение. Верещагин отстреливался теперь один, но перемещался от окна к окну – трюк старый, но довольно эффективный.
– Сэр! – крик прозвучал ему в спину. Шамиль стоял у окна, держась за веревку. Глаза у него были отчаянные. Он, как и Верещагин, мог спуститься за секунды, на одном жюмаре.
– Сэр, давайте вы.
– Пошел! – крикнул Артем. Шамиль выругался сквозь зубы и выбросился в окно.
Настало время выметаться и Верещагину – последняя автоматная обойма расстреляна, а от административного корпуса он будет отрезан, едва на площадку въедет первая БМД. Шамиль был уже внизу – самому Артему этого времени хватило бы спуститься три раза. Он отцепил карабин – тот рыбкой сверкнул в проеме окна и исчез. Артем остался в гараже один против всех. У него была «беретта» и был «стечкин», и было примерно полминуты на то, чтобы пробиться в административный корпус.
Он перекрестился, взял по пистолету в каждую руку и кинулся наружу.
Площадка простреливалась уже насквозь, пули щербили бетон за спиной капитана – он упал на живот и пополз… Наткнулся на какое-то препятствие. И понял, что это – Глеб. Капитан Асмоловский, которого он думал, что убил.
Под Глебом натекла лужа крови. Кровь пузырилась на его губах, и Арт знал, почему – кровь скапливалась в плевральной полости и не давала дышать. Нужен был дренаж, и быстро – счет шел на секунды. На те самые секунды, за которые Артем рассчитывал добежать до аппаратной.
Он проклял все на свете, подхватил Асмоловского за подмышки и поволок к гаражу.
– Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, – по ним не стреляли.
Арт очень надеялся, что его видели – это давало хоть какие-то гарантии на то, что красные предложат сдачу вместо того, чтобы забросать гранатами.
– Factorem coeli et terrae, visibilium omnium, et invisibilium.
Верещагин положил Глеба на пол, разрезал комбез и тельник.
– …Et in unum Dominum Jesum Christum, Filium Dei unigenitum, et ex Patre natum ante omnia saecula…
Обычно он молился по-русски, но сейчас латынь, холодная и чистая, как горная вода, успокаивала бешено колотящееся сердце. Он обтер рану салфеткой и разорвал зубами пакет с дренажной системой.
– …Deum de Deo, lumen de lumine, Deum verum de Deo vero. Genitum, non factum, consubstantialem Patri per quem omnia facta sunt…
Руки тряслись. Верещагин весь собрался в кулак, чтобы сделать все правильно. Он с десяток раз повторял эту нехитрую операцию с резиновой куклой, но – это было совсем иначе. Тут не подкрашенная водичка, а кровь, и настоящие, а не пластиковые ребра нужно считать, пока они ходят ходуном…
– …Qui propter nos homines, et propter nostram salutem, descendit de coelis. Et incarnatus est de Spiritu Sancto ex Maria Virgine; et homo factus est.
Слух донес рокот БМД, нарастающий, переходящий в рев – он уже не слышал собственных слов.
– …Crucifixus etiam pro nobis, sub Pontio Pilato passus, et sepultus est…
Кровь пошла в пакет. Положить бы Глеба повыше, но некуда и нет сил. Теперь высыпать прямо в рану порошок гемостата. Все. Перевязка. Он проверил, как плотно держится на ране салфетка, наложил пакет и перехватил бинтом…
– Et resurrexit tertia die, secundum Scripturas. Et ascendit in coelum; sedet at dexteram Patris…
Пот заливал глаза. Он попробовал вытереть лоб – и размазал кровь Глеба по своему лицу.
Хриплое, сбивчивое и судорожное дыхание раненого выровнялось. Асмоловский дышал и жил.
– Et iterum venturus est cum gloria, judicare vivos et mortuos; cujus regni non erit finis.
Звук моторов стих, зато площадка наполнилась выкриками и топотом ботинок. К гаражу пока никто не подходил – боялись стрельбы. Артем не мог сдвинуться с места, не мог поднять руки – казалось, все силы его оставили. Теперь, в относительной тишине собственный шепот казался ему оглушительно громким.
– Et in unum Spiritum Sanctum, Dominum et vivificantem; qui ex Patre Filioque procedit…
Страх появился позже, когда немного отпустила усталость. В тот момент страха не было – было просто сомнение относительно своей способности встать и что-то сделать. Он чувствовал себя оловянным болваном на морозе: тронь – рассыплешься.
От него больше ничего не зависело. Почти ничего: собственная жизнь.
– ..Qui cum Patri et Filio simul adoratur et conglorificatur; qui locutus est per prophetas.
Через полчаса здесь будет Карташов. А красные через какое-то время окажутся в той же ситуации, в которой были корниловцы: три патрона на шесть человек.
– In unam sanctam, catholicam et apostolicam Ecclesiam…
«Но что может произойти за эти полчаса? Как минимум, они захотят узнать, где наши и сколько их. Как минимум».
– Confiteor unum baptismam in remissionem pecatorum…
– Эй, беляки! Сколько вас там? Выходите и сдавайтесь, считаем до трех, потом кидаем гранату. Раз!
– Отставить! Отставить, Васюк, я сказал! Там капитан!
«Целых два».
– Expecto resurrectionem mortuorum, – Верещагин поднялся с колен, – еt vitam venturi saeculi, – отстегнул пояс с кобурой и ножом, бросил его за дверь, шагнул в дверной проем. – Amen.
Под десятком прицелов он повернулся и встал лицом к стене. Собственные руки показались ему невыносимо тяжелыми, а чужие, быстро обшарившие тело, – отвратительно огромными.
– Лицом, – сказал майор.
Верещагин повернулся к Лебедю лицом. Выдержать взгляд несложно, взгляды не оставляют синяков.
– Ах тварь… – сказал за спиной майора Палишко. – Ну и тварь…
– Сними шлем, – медленно и спокойно проговорил Лебедь.
Трое заскочили в гараж, вынесли Глеба.
– Положите его повыше, – сказал Арт. – Чтоб метр над полом был, не меньше.
