Сибирская Симфония - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Тихон выглянул из укрытия. Из ворот главного цеха вышел лысый худой мужик в чёрной повязке, сопровождаемый горбуном. «Тимофей Тимофеич», — понял Тихон, и тут же до него дошло, что тот баянист из клуба и президент Балалаечной Компании — одно лицо.
Теперь стало ясно, почему представление в клубе так быстро закончилось — президента компании заранее предупредили о предстоящей облаве, и он быстро вернулся в цеха, чтобы организовать оборону. Но как же так, подумалось Тихону, высокое начальство — и участвует в подпольных концертах? Начальство — и распоряжается стрелять в КГБ? Это же уму непостижимо!
Ко двору стали стягиваться мужики из окрестных кварталов. Теперь, помимо балалаек, на перевязях они несли ещё и двустволки. Все молчали. В тишине были слышны только хруст снега под валенками, лай собак вдалеке и шум ветра.
— Друзья! — воскликнул Тимофей Тимофеевич, взобравшись на пригорок. — Мы выиграли первый бой с ненавистной машиной. Завод, цирк и подпольный клуб освобождены! Но это ещё далеко не конец! Нам предстоит ещё долго сражаться за свою независимость. Скоро, очень скоро настанет час, когда наш город впервые за много лет вздохнёт по-новому, и тогда мы! Балалаевцы! Станем первыми по-настоящему свободными мужиками и медведями во всей Сибири!
Толпа ответила восторженными воплями, стрельбой в воздух и игрой на балалайках. «Бунт», — понял Тихон, и уже было подумал идти куда-нибудь подальше, но внезапно вспомнил о цистерне с отработанным топливом и о своём долге перед родной электростанцией.
Смело раздвигая локтями собравшихся, Тихон подошёл прямо к балалаечному магнату, стоящему в окружении близких ему соратников.
— Я тут у вас цистерну забыл, — сказал он. — Вы мне её отдайте, а то мне на полигон надо.
— А, инженер, так это твоя цистерна! — воскликнул Тимофеич и приказал двум надсмотрщикам: — Взять.
Тихон смахнул с плеча ружьё и потянулся за патронами, но рогатый надсмотрщик оказался проворней — подошёл и оглушил сибиряка чем-то тяжёлым…
6. Пленник.
Очнулся Тихон в мрачном подвальном помещении, связанный по рукам и ногам. С потолка капала вода, стекая в маленькие лужицы на мраморном полу. Сбоку тускло светил очаг, в котором виднелись какие-то металлические инструменты.
— Ага, оклемался! — воскликнул Тимофей Тимофеич, наклонившись над пленником. Рядом стоял горбун Федот, а на стоявшую рядом тумбочку взобрался Архип — похоже, все они были заодно. — Что, Тихон, не ожидал?
— Ну, почему не ожидал, всякое в жизни бывало, — философски заметил Тихон.
Президент балалаечной компании кивнул. Федот злобно расхохотался:
— Ничего, теперь ты наш пленник!
— Спасибо, я уже понял, — кивнул Тихон. — Куда вы дели мою бочку с отходами?
— Её КГБ-шники забрали, — сказал Архип. — А нам без радиации никак. Без радиации мутанты не производятся.
— Так топливо же там отработанное, какие мутанты?
Тимофей Тимофеевич и Федот переглянулись. Архип продолжил:
— Ты, брат, видать, не знаешь. Мутанты — они же как… Они от радиации возникают. Сначала один мутант появится, из простого человека. Потом из первого второй отпочкуется, и так дальше. А топливо, хоть и отработанное, излучает хорошо!
— Молчи! — рявкнул на него Тимофей Тимофеевич. — Не стоит кому ни попадя о таких вещах говорить. Я тебе, Тихон, хочу предложить сделку. Ты тут не местный, подозрения не вызовешь. Мы тебя пускаем, ты идёшь в местное КГБ, отбираешь бочку и привозишь её на санках к нам. А мы тебе платим табаком, куньими шкурками и балалайками.
— Я вам так скажу, мужики, — нахмурившись, сказал Тихон. — Я на ядерной станции всю жизнь проработал. Почти. Родную ядерную станцию не продам!
Балалаечный магнат хмыкнул.
— Ну, ты думаешь, у тебя есть альтернатива, Тихон. Но ведь у нас есть в заложниках твой друг, Алексеич!
Два рогатых надсмотрщика втолкнули в камеру его друга. Видно было, что его морили голодом и трезвостью.
— Тихон! — воскликнул он. — Спаси меня. Сделай, как они просят, чего тебе стоит? Твоё начальство и не узнает даже, что ты бочку не на полигон отдал, а сюда.
Сибиряк задумался. Алексеич был прав — в принципе, Тихону ничего не угрожало. Начальство всё равно не узнать о том, что бочку надо доставить на полигон. Да и знать он не знал, где этот полигон находится — слышал, что за городом, а где конкретно ему не сказали. При желании, он мог бросить радиоактивные отходы ещё в поезде, случайно забыть их в любом овраге, и не мучиться.
Но совесть, чувство долга перед родным предприятием не давали ему покоя.
Меньше всего он любил подобных сомнений и необходимости выбирать — между другом и родным предприятием. Тихон нахмурился и зарычал по-звериному, пытаясь разорвать верёвки. Рогатый надсмотрщик подошёл ближе и замахнулся кнутом, но Тимофей Тимофеич остановил его.
— Ну, так что ты выбираешь? — спросил балалаечный президент.
— Ваша взяла, — сказал Тихон, а сам подумал: «Ещё не вечер».
— Вот и славно, — Тимофеич кивнул надсмотрщикам, чтобы развязывали Тихона. — Соберём твои вещи обратно, дадим наставление, и отправим в КГБ.
7. Застенки
Без лыж Тихон до сих пор чувствовал себя немного неуверенно — ходить в одних валенках по улице казалось столь же нелепым занятием, как гулять по дому в одних носках. К тому же, Тихон никогда раньше не бывал в застенках — мрачном оплоте КГБ. Поговаривали, что оттуда не возвращаются. Потому он шёл туда с некоторой боязнью. Ко всему прочему, буквально спиной чувствовалась слежка сатрапов балалаечного магната.
Здание местного КГБ стояло неподалёку от вокзала — невысокое, но массивное и угнетающие. Приглядевшись, Тихон заметил, что герб двуглавого медведя на фасаде покосился вправо, что, очевидно, говорило о либеральном уклонизме местных властей. Не топтаный снег у фасада красноречиво указывал на отношение к властям горожан, люди обходили здание стороной, словно заражённое.
Впрочем — так и было. Радиоактивная бочка без сомнения находилась где-то внутри.
Не дойдя метров двадцать до постовых, Тихон остановился и попытался вспомнить наставления Тимофея Тимофеича — что говорить, на что напирать, но потом мысленно махнул рукой и решил идти напролом. Авось — повезёт. Только собрался идти дальше, как к нему подошли два крупных мужика, с тремя полосками на тулупах и в шапках, похожих на старые кепки-трёхколки.
— Ты с какого району такой странный, мужик? — спросил левый,
