Николай Удальцов - Что создано под луной?
И еще, Риолю показалось, что и сами молодые люди, и улица вокруг них как-то поблекли, посерели, что ли.
Так, что начищенные ботинки молодых людей были самым ярким пятном.
Самым, если не единственным – и на улице, и в молодых людях.Молчание прервал один из них:
– Ты чего, Никита, такой грустный? – только тут Риоль вспомнил о том, что имен молодых людей, он не знал.
Как-то не было повода спросить.
Не было повода познакомиться поближе.
– Да начальник по командировкам загонял. То Тула, то Саратов, – ответил тот, которого называли Никитой.
– Командировочные хоть большие?
– Какое там – рубль десять. Моя пилит с утра до вечера. Такие дела, Вовик.
– Да и мне завлаб попался – тоже гад порядочный, – поддержал товарища Вовик, – Ему докторскую завалили, так он и меня на защиту не пускает. А у меня кандидатская уже давно готова. А у тебя как, Сашка?
– Да как у всех – сижу в КБ, кроссворды гадаю за сто десять. И никакого просвета. Зато Мишке повезло – он теперь референт в министерстве.
– Так ведь он в партию еще на третьем курсе вступил – вот и доверили промокашку министру подносить, когда министр что-нибудь подписывает, – не смотря на то, что слова о Мишке произносились с презрением, чувствовалось, что неведомому Мишке завидуют – Риолю показалось, что Мишкой называют того, кто даже в лесу не снимал комсомольский значок.
И каждый думает о том, что ему самому в партию нужно было вступать еще на третьем курсе.
– Ну, ладно, хватит о работе, то есть о грустном. Мы, кажется, в кино с девушками собрались? Да и фильм классный – «Мертвый сезон».
– А может перед кино, по портвешку? – спросил тот, что звался Вовиком, – Я здесь, рядом местечко знаю.
– После, после. Пойдемте в кино, – сказала девушка, нарисованная углем.
– Ну, пойдемте, – вздохнул Вовик…А Риоль, видя тех же, других молодых людей, начал догадываться о том, что задумал Крайст еще перед первым сеансом.
– Что с ними произошло, Крайст?
– Их иллюзии исчезли.
– Интересно, – подумал Риоль, – Когда пропадают иллюзии – это потеря или приобретение?..Фильм оказался детективом.
На всем его протяжении КГБ, в лице одного профессионала и одного дилетанта боролся с неким профессором Хаасом, который хотел создать газ, делающий людей удовлетворенными жизнью, передающими профессию по наследству, бездумно радующимися каждому прожитому дню и не задумывающимися над не касающимися их проблемами.
– Вот так мы боремся с теми, кто стремиться низвести людей до уровня животных, – проговорил без всякого энтузиазма Никита, – Вот так наша страна борется со всякими Хаасами.
– Причем здесь всякие хаасы, – пожала плечами девушка, скачанная с интернета – Люди-роботвu1099? создаваемые профессором Хаасом – это же мечта коммунистов. Об этом писали все коммунистические классики от Томазо Кампанеллы до Ленина…После сеанса Вовик потащил всех в маленький магазинчик, находившийся в одноэтажном старом доме на противоположенном берегу обводного канала.
В этом магазинчике продавали водку в бутылках и вино, «Портвейн 33» в розлив, прямо из конусообразного стеклянного баллона, в каких обычно продается в розлив сок.
В магазине было несветло, но Риоль увидел новую перемену.
Во-первых, пропал куда-то Сашка. Но этот вопрос разрешился быстро.
– Плюнул наш Сашка на все и завербовался на север. Развелся с женой и смылся.
Говорят, там деньги лопатой гребет. На какой-то стройке стропальщиком.
Потом Никита и Вовик посмотрели друг на друга и замолчали.
Похоже, рассказывать о себе им было нечего…– Какое уныние, – подумал Риоль, – А когда-то эти люди хотели построить рай на земле.
Теперь они ближе к аду.
Хорошо, что об этом они не задумываются…А Искариот в это время подумал: – Унылые всегда в аду…
И выглядели они как-то неуверенно – и неуверенность эта, казалась единственным значительным продуктом их мысли…
Во-вторых, Риоль заметил, что Вовик основательно полысел, а Никита поседел, правда, не на столько, чтобы считать его седым, а так, для первоседия.
Костюмы на обоих сидели мешковато, но так, что все равно было заметно, что мешковатость произведена не одной пошивочной фабрикой. А.скорее временем.
Тупоносые ботинки Вовика совсем не блестели, а ботинки Никиты вообще требовали некоторого ремонта.
– Ну, что – перед фильмом по стаканчику, и в кино, – Никита поднял свой стакан, наполненный непрозрачной, коричневатой жидкостью.
– А что за фильм? – спросил Крайст.
– Комедия. Говорят классная. «Любовь и голуби».
После этого все вернулись к кинотеатру.– …Ну, как? По-моему, смешно, – проговорил Вовик, когда они вышли из зала.
– Ага. Особенно Гурченко – как она: «Люськ, а Люськ – интеллигенция!» Очень мило показано.
Риоль посмотрел на девушку, нарисованную акварелью.
Девушка посмотрела на Риоля:
– Помнишь их молодыми? У них были мечты. А теперь – этих дегенератов из фильма, попеременно гоняющих жен, детей, голубей, соседей, любовниц – они признают милыми.
– Они признают их милыми в кино для того, чтобы не признаваться себе в том, что в жизни они такие же.
Девушка, скачанная с интернета, обернулась к Крайсту:
– И эти люди так много говорили о свободе?
– После жизни при социализме, многие вспоминают о свободе, только читая передовицы газет.
– Почему же их газеты пишут не правду?
– Иначе все поймут, что тоталитаризм – это признание неправоты…– Зачем ты свернул их жизнь в эти три дурацких фильма? – к девушке, нарисованной акварелью и девушке скачанной с интернета подошла девушка, нарисованная углем.
«Это уже почти женский бунт», – успел подумать Риоль еще до того, как Крайст спросил:
– Ты думаешь – это сделал я?..– …Верни их обратно на платформу пригородной электрички, – девушка, скачанная с интернета, говорила таким тоном, что Риоль понял, что она не отступит.
Видимо, это же понял и Крайст:
– Это не сложно.
– Чего хочет женщина – того хочет Бог, – тихо сказал Риоль, а Искариот, посмотрев на него, ответил:
– Бог приходит в ужас от одной мысли о том, что мы так думаем…– Крайст, ты – молодчина. Я тебя люблю! – девушка, скачанная с интернета, поцеловала Крайста в лоб.
А стоявший в стороне Искариот, сунул руки в карманы брюк дорогой французской тройки и процедил:
– У Бога от людской любви весь лоб в синяках…* * *…Асфальт на платформе был старым, щербленным, местами сошедшим с бетонных плит, из которых платформа собиралась.
Огородь, когда-то покрашенная зеленой краской пооблезла и кое-где недосчитывала свои прутья – такая платформа не имеет возраста. Ее могли поставить и год, и десятилетие назад.
Но здесь, почти в лесу, все это выглядело не неряшливо, индустриальной неряшливостью, способной испортить любой пленэр, а, скорее, патриархально.
Провинциально, не смотря на то, что пригородные платформы бывают только вокруг больших городов.
Так выглядит в лесу проселочная дорога – не вызывая подозрений в причастности к милитаризму или близости к власти.
Пригородная платформа ничем не хвастается.
Когда все поднялись по скособоченной деревянной лесенке без перил на это лесное место встречи людей и электричек, солнце поднялось высоко, и листва верхушек деревьев заблестела в его лучах всеми оттенками светлой зелени, разделяя ежедневный праздник природы с голубизной неба.
И даже в тех местах, где на платформу падала тень листва, уверенная в себе, продолжала игру в блеск.
Ртутно, подвижно, живо.
– В такую погоду хочется жить, – прошептала девушка, нарисованная акварелью.
– И жить долго, – тихо добавила девушка, нарисованная углем.
Что сказала девушка, скачанная с интернета, Риоль не расслышал, но ему показалось, что то-то вроде:
– И часто…«Вот мы и вернулись на платформу», – подумал Риоль: «Интересно, что будет дальше?»
Ему было понятно, что и возвращение, и дальнейшее продолжение событий, хотя бы на не большой период времени, зависят от планов Крайста. Вернее, от того, что Крайст захочет ему, Риолю, показать. И потому, что он становился невольным соучастником, определяющим будущие события, Риоль испытывал непривычный дискомфорт – до сих пор он сам, один, принимал решения, отвечая за поставленные задачи.
Но никогда не влиял на условия, в которых принимались решения, оставаясь всего лишь свидетелем.
– Не переживай, – проговорил Крайст, кладя свою тонкую, прозрачную, покрытую сеткой голубовато-красноватых вен, руку на плечо Риоля, – Ты действительно только свидетель.
Просто дорог много…– …Эх, и время нам досталось хорошее, – проговорил молодой человек с комсомольским значком, – И погода сегодня отличная.
А, что, профессор, говорят, что жизнь – это магазин. Только платим мы в нем не деньгами, а своим временем.
– Нет, – ответил Крайст, – Из магазина можно уйти, не купив ничего, но сохранив деньги.
