Сергей Шведов - Подкаменная Тунгуска

— Эт-то как понять? Пусть они русских на цепь в подвал сажают, как меня когда-то посадили?

— Нет, только не русских, а своих соплеменников, если им это нравится. Да пусть даже человеческие жертвы из своих приносят. Маосталинисты учтиво извинились перед малыми народами за многовековое угнетение и пообещали больше не вмешиваться в их внутренние дела. Не строить для больницы, школы, не печатать учебников и не строить дорог. Без финансовой подпитки нацмены сделали глубокий выдох, а вдохнуть уже не смогли. Русские перестали быть дойным стадом. Аллах не разрешает лечить младенцев? Тогда «иншалла» — на все воля Аллаха. Рожайте без роддомов.

— Так они ж повыздыхают, эти малые народцы. Горе им будет.

— У транснациональных горнодобывающих корпораций случилось горе ещё более великое. Строго-настрого был запрещён вывоз любого сырья. Маосталинисты разрешили экспортировать только продукт с высокой добавленной стоимостью. Даже взывания папы римского о помощи многострадальной Европе, где зимой жутко мёрзли арабы, конголезцы и сенегальцы, не возымели действия. Европейским банкам пришлось обирать другие страны. С шестой части суши они перестали взимать дань, как когда-то кормились хазары.

ГЛАВА 11.0 ГНЁТ КЛАУСТРОФОБИИ

Изречения Шмонса казались Ерофеичу всё более странными и пугающими. Коротать беспросветные зимние дни и долгие тёмные ночи в таёжном зимовье лицом к лицу с вооруженным психом — слишком опасно. Гость не расставался с пистолетом даже в постели, а клал его под подушку. Даже вербальная терапия, то есть бесконечная трепотня, ему не помогла.

— Фёкла, — прошептал Ерофеич при закрытых дверях в сенцах, где у них был тёплый туалет, — если мне нужно будет выйти по нужде или ещё куда по делам — всё бросай, садись перед гостем. Его нельзя одного оставлять. Болтает, как умалишённый. Мало ли чо с тобой или над собой уделает!

Тунгуска послушно закивала, хотя не разберёшь, дошло хоть что-то до этой таёжной гнилушки или нет.

— Подливаешь ему дурман-травы для успокоительной настойки?

Тунгуска опять послушно закивала.

— Твоё зелье на него не действует. Ты, слышь-ка, имеешь на примете кого-нить из твоих тунгусских бабок-шептух, какие испуг сымают?

Тунгуска застыла каменным изваянием — так она натужно задумывалась.

— Шамана крепко надотя, хозяйна.

— Далеко твой шаман живёт?

— Крепко далеко.

— Ну, имей на примете этот пунктик на всякий случай, коли чо.

Но их опасения оказались напрасными. Психическое расстройство Шмонса, как говорят психиатры, имело волнообразное течение. Случались приливы и отливы умопомрачения. Гость притерпелся к пурге, слабенькому освещению избы и невольному заточению. Перестал расхаживать в валенках с обрезанными голенищами по избе да разговаривать сам с собой, читая длинные лекции невидимым слушателям.

— Ты не обижайся, мужик… Дурак не виноват, что он дурак. Вот за что я не люблю политику, что она из любого дурака может президента слепить.

— А чо, даже из меня можно президента сладить?

— Запросто… Демократия — это всегда правление худших, а уж ты дурак набитый, подонок из подонков, мужик. Готовый президент. Без запросов и понтов.

Физически гость был по-прежнему дороден, высок, красив и здоров, как бык. Такого и литром водки с ног не свалить. Щупленькому Ерофеичу приходилось всё чаще пропускать очередной тост или просто для вида прикладывался к рюмке. Угнаться за гостем ему было не под силу — разные весовые категории.

— Политика — выгребная яма, а политики — дерьмо, которое в ней булькает. Согласен?

— Ещё как!

— Когда-то императоры в открытых каретах и автомобилях ездили среди толпы, а сейчас даже папа римский сидит в «папомобиле», как попугай в клетке. Демократическая власть всё дальше прячется от народа за пуленепробиваемыми стёклами. Значит, демократия — не власть народа.

— Всё правильно, Лёва. Пошли спатиньки! Детское время вышло. Фёкла уже в белую женщину переоделась и легла к тебе.

У Ерофеича отлегло от сердца. Наверное, на Шмонса таёжное зелье тунгуски подействовало. Но рано радовались.

ГЛАВА 12.0 ПРОКЛЯТИЕ ПРАВЕДНОСТИ

В коровнике тунгуска поманила знаками Ерофеича к себе.

— Чо те надоть? — отложил он вилы, которыми снимал пласты навоза пополам с сеном, чтобы натрусить корове с тёлочкой новую подстилку. Перепревший навоз нужно было выносить в компостную яму на мороз, чтобы не самовозгорелся.

— Хозяйна, большой хозяйна крепко больной. У него глаз жёлтый и вот так делает. — Тунгуска приподняла пальцем левое веко, потому что не умела выразительно моргнуть. — И пенка в уголках губей.

— И чо делать так-то?

— Шамана кликнуть.

— Никак нельзя. Шмонс нет велел чужих водить.

— Тогда дать свежей крови с водкой. Накормитя сырой печёнкой. Наши всегда так делают, а то зуб шататься будятя. Тёмно для него. Солнца нету. Лицо и руки свету не подставлятя.

— И как такого бугая заставить сырую печёнку съесть?

— С солью.

— Ладно, чо-то придумаю, не боись. В следующий раз свалится в припадке — режь молодую важенку. Отпоим дурака кровью.

И вскоре случай представился. Шмонс в запале красноречия то покрывался испариной и краснел от натуги, то бледнел до синевы, как от удушья. То и дело хватался за пистолет в потайной кобуре под мышкой. И под конец вытаращил глаза. Лицо перекосила судорога. Из раскрытого рта вывалился фиолетовый язык. Стал пускать ртом пузыри, закатил глаза, потерял сознание, громко стукнувшись лбом о столешницу.

Кровь с водкой вливали ему в рот через лейку. Сырую оленью печёнку запихивали в рот маленькими кусочками. Больной судорожно сглатывал, не приходя в сознание. Через три дня открыл глаза и зажмурился от яркого света из окошек избы. Пурга закончилась. Ерофеич очистил маленький дворик от снега. Теперь большая изба стояла у чистой площадки, ограниченной ровными стенами снега, высотой под два метра.

Шмонс поднялся с полатей без чужой помощи. Ни слова не сказал. Подошёл к окну. Полюбовался на белоснежные горные хребты. Солнце стояло в зените, самый полдень. Повернулся к столу и потянулся за водкой, но Ерофеич решительно отодвинул штоф:

— Не гони коней, Лёвыч! Хоть слово скажи. Может, тебя кондрашка хватила.

Гость не обиделся, а как-то странно улыбнулся перекособоченным ртом:

— Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто же был кидала?

— Лёва, ты снова с нами?

Шмонс кивнул с улыбкой. Глаза его блестели, как прежде.

— Никогда не стану президентом. И не упрашивай.

— А я тебя и не заставляю, Лёва, лезть в президенты. Рюмашку заглотнёшь?

Гость что есть силы грохнул по столу кулаком, но тот стал даже не шелохнулся. Перенести такой стол с места на место — сил у двух человек не хватит.

— Лей!

Здоровье, силы и помпезная велеречивость вернулись к Шмонсу после третьего стакана.

— Ха, маосталинисты изобрели психосоциальную сегрегацию — отделили волков от овец, а овнов от козлищ! Пассионарных лидеров, пламенных вождей, харизматических проповедников поместили в комфортные ВИП-городки. За забором и с охраной, но на свои харчи. Зона, она и есть зона, пусть даже и комфортабельная. Переводи свои миллионы с Запада и тем кормись. Не хочешь — на хлеб и холодную водичку.

— Даже Гитлер со Сталиным до такого садизма не додумались, Шманец.

— Придурков, помешавшихся на науке — в наукограды на усиленное питание. Добросовестных трудяг, рационализаторов и изобретателей, искусных врачей и учителей-подвижников — в индустриальные поселения повышенной комфортности. Лодырей, прогульщиков и тунеядцев — за «сто первый километр». Спивайся себе в прохудившейся избе, если тебе в лом даже крышу перекрыть. Зэков-рецидивистов, громил, наркоманов и бомжей — в психиатрические санатории за колючей проволокой. Для выздоравливающих предписывают трудотерапию. Для деградирующих больных — карцер. И это у них, видите ли, называется отделение управляемых животными инстинктами личностей от трудоголиков и «творюг», одержимых творчеством.

— Это ещё что, Лёвыч! Больше нет отдельных зон для ментов. А на общей зоне порядочный мент больше месяца не проживёт.

— Ха-ха-ха! Это всё равно, что меня, шпильмана суперкласса, в Лас-Вегас сослать и заставить против казино играть. Там суперкомпьютер, сотни скрытых видеокамер и томографических сканеров, с десяток первоклассных консультантов-шулеров вживую и онлайн. Мне тупые игроманы нужны, а не каталы высшей квалификации. С профессионалов и клочка шерсти не настрижешь, сам остриженный останешься. Никакого шанса не оставили в жизни ловкачам, лихачам и громилам! Забыли, что характер взаимоотношений между особями в иерархии внутри замкнутой группы лиц определяет свойства выживания популяции.