Владимир Фалеев - Третий глаз
— Что-нибудь для ног! — Поглаживала свои выпирающие из брюк бедра да попутно прихлопывала липнущих комаров. — Плясовую! Где мужики? Чего не едут, так твои планки!
Ее одернули. Шлепая себя то по заду, то по груди, Катя заорала громко, чтобы у костра все слышали:
— Не манило б вас, девки, на то, о чем я бранюсь…
На круг вышла нарядная Женя. Тотчас к ней шустрым зайчиком подскочила Галина, забегала вокруг, завивая подол платьица, подпрыгивая, как на угольях, которые жгли ей пятки. Вошла в круг и Катя, ухнула, резко присела, едва не шлепнув тяжелым задом оземь, и, распрямившись, опять закричала осатанело:
— С плачем жить али с песней помереть! — Затопала одной ногой, поворачиваясь вокруг себя, всплескивая ладонями. — Где мужики? Не унывайте, девки! В берлогу к мишкам пойдем! Это мне карты нагадали!
Сабантуй был в полном разгаре. Музыка вовлекла в круг всех, даже самых скучающих девчат. Женя, разводя руками, подергивая плечами, плавно кружилась в центре площадки. С нижнего регистра клавиатуры пальцы Даши пробегали к верхнему.
— Женьке не подыгрывай! — рявкнула ей в ухо Ванда.
Сжимая и разжимая мехи, осязая подушечками пальцев пуговки и кнопки, Даша отрицательно мотнула головой: «Барана так вместе резали, а плясать нельзя?..»
— Женька, не дроби, пузо растрясешь! — ехидно выкрикнула Ванда и зло зашипела Даше в ухо: — Замри, трезвенница!
Даша продолжала играть. Женя, почувствовав недоброе, покинула круг, а Ванда, надувшись, отошла к столу, где доедала кусочки мяса. Но эта ссора подруг не могла омрачить всеобщего веселья.
— Здравия желаем, молодежь! — гаркнул кто-то из-за Дашиной спины.
Баян в руках воспитательницы крякнул и смолк. Не оглядываясь, она догадалась, что сзади нее Гончева, а рядом с нею, по-видимому, Павел Николаевич.
Мужчины будто подкрались со стороны автокрана и трактора к тесному кругу, внутри которого остановились удивленные плясуньи. Павел все в том же костюме и в свежей, голубого цвета сорочке. Даша обрадовалась ему, ей захотелось, чтобы он заметил ее, хотелось рассказать, что она всю ночь видела его во сне, расспросить, похож ли ее сон на правду. Рядом с Павлом Даша увидела седоусого незнакомца в кожанке… Это значило, что сон частично сбылся и лучше не подступать к Стрелецкому с вопросами. Гончева в накинутом па плечи плаще учтивым жестом показывала мужчинам на жаровню. Хмурый Семен Васильевич глядел из-за спины Стрелецкого через голову Виктории Филипповны, будто выискивал кого-то. «Уж не меня ли?» Даша кивнула ему, сжатый в ее руках баян опять крякнул: в нем заело клапан. Катя, из-под ног которой уплыла музыка, еще топала по песку, как заведенная, вопила:
Знаю, миленький обманет,Все равно его люблю,Дети нам не по кармануИ любовь не по рублю.
— Тише ты! — зашикали на нее. — И без того у тебя трое пацанов…
Предательски блестел стакан на скамье, жаловались поникшие букеты иван-чая, лезли в глаза пятна от пролитого компота, огрызки хлеба, объедки шашлыка. Ласков был Павел Николаевич с Дашей в купе вагона, а теперь не простит ей такого приема. «Начнут критиковать на собраниях». Сжалась в комочек, пытаясь спрятаться за корпусом баяна. Павел брезгливо поморщился, уперся взглядом в Дашу. Она еще пуще съежилась, словно ее уличили в чем-то неприличном. Шелест плаща, отброшенного на песок, и гибкая, высокая, с лебяжьей шеей Ванда в красном платьице заслонила баянистку.
— Ух, красавица! — ухнул мужской бас.
Ванда шагнула вперед, плавно раскидывая, будто для объятий, руки, хлебосольной хозяйкой заговорила нараспев:
— Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим! Очень рады вам, товарищи руководители!
— За стол их! — зашумели девчата, по знаку Ванды окружая мужчин и Гончеву хороводной цепочкой.
— Консервов им тухлых! — созоровала неуемная Катерина и загоготала над своей проделкой. — А жалобу мы не писали!
— Мы всем довольны! — отрапортовала Галина Жукова.
Виктория Филипповна стремительно отделилась от группы руководителей, прошла к столу и, резко выбросив руку вверх, издала восхищенный возглас:
— Ого! Да тут не консервы, а шашлыки едят!
Ей подали стакан, более чем наполовину наполненный темной жидкостью. Гончева с усмешкой оглядела всех и неторопливо, с убедительной радостью, с каким-то особенным смаком, передавая приятные ощущения и запрокинутой головой, и мимикой, и трепетом тела, выпила жидкость и широким ликующим жестом обозначила, до чего сладко ей угощение девушек. Даша недоумевала: верить ли? Ведь это не компот! Да еще частный, привезенный Ухватовым ради наживы…
Незнакомец заговорил негромко, и сияющая Виктория Филипповна сразу нахмурилась, резко прикрикнула на девчат, чтобы утихли.
— Да, да, пусть и рабочие послушают наш разговор, — донеслось до Даши.
— У нас есть идея, которая объединила людей, — громко произнес Павел. — Мы взялись за этот маленький мост, потому что он решает задачу выхода дороги зимой к леспромхозам, а быть может, даже к самому Голубому озеру, к Нефтяным Юртам…
— А вот вы, — выступила из толпы Катя Дрыгина и приблизилась к незнакомому гостю, — вы можете отгадать мою загадку?
Гурьба девчат замерла, кое у кого губы надулись, готовые прыснуть смехом. Не дожидаясь ответа от Фокина, Дрыгина топнула и грудным альтом запела:
Ой, цветочки на лугахЗаметет метелица,Два быка на берегахНи мычат, ни телятся. Ух-ух!
Гончева смекнула: речь о береговых устоях моста, которые возводятся ни шатко ни валко, и поежилась: жалобы девчат сейчас не ко времени; она оглянулась на моториста катера, затихшего позади руководителей; подмигнула ему — он тотчас бросил ей гитару. Виктория одной рукой на лету поймала инструмент за гриф, другой подхватила соскользнувший плащ, и девушки восхищенно ахнули при виде ее платья. Гончева переждала, пока наступит достойная тишина, когда слышен писк комара, и ослепительно улыбнулась Катерине, Любила Гончева частушки, знала их великое множество, могла и сама вгорячах сочинить озорной куплет и, выбрав момент, стремительно врезаться в частушечную перепалку. Ударила по струнам, запела хрипловато и задорно:
Ой, девчата, слышу мык —Отелился в поле бык!..
Дружный хохот сотряс берег.
— Шуточки надо мной подшучиваете? — рявкнула Дрыгина оскорбленно, глаза ее сверкнули злобой. — И пускай быки не растут! — Катя с вызовом махнула в сторону реки.
Поднялся шум, ничего не разобрать.
— Дайте нам бригадный наряд, мы тех быков возьмем за рога и живо выведем на берег! — перекрывая гвалт, скандалила Дрыгина. — Надоело в тайге! Лучше в две смены работать!
— Сколько же вы хотите заработать в месяц? — обратился к ней Фокин, морщинки лучились у него под глазами.
— По тысяче на сестру! — дерзко тряхнула кудельными волосами Катерина. — Согласны без выходных!
— Без выходных — нарушение законодательства… — отрицательно потряс бородкой Тихон Ефимович.
Семен сзади навалился на Павла, нервно зашептал, требуя, чтобы тот вмешался в разговор:
— Платить надо! Платить! — все слышали его шепот.
— Я согласен с молодежью, — подал негромкий бас Павел. — Маленький Шестаковский мост — своего рода ворота в лесной край, к лесным богатствам. Сейчас на участке решается судьба лесодобычи и будущность всего нефтяного края. Отрезок пути в семьдесят километров станет убедительной наглядной моделью возможности на десятилетие ускорить освоение богатства Сибири.
— Ура! Ура! — Выкрики девчат заглушали голос главного инженера.
— Лихой вы человек. — Обескураженный Тихон Ефимович разглаживал усы.
Круг девушек сломался, все разговаривали громко, перебивая друг друга. Над ухом Даши прошелестел шепоток Семена:
— Вот это ссора! Пашка-то — не марионетка. Смел, смел…
Держа гитару за гриф, Гончева взмахнула ею, сбила шум толпы.
— Девоньки, сестрички! — обратилась громко к молодежи. — Сегодня у нас торжество. Дозвольте мне исполнить старинный романс о вашей речке и о вашем мостике!
Все затихли, и она запела:
Течет речка по песочку,Через речку мостик.Через мост бежит дорожкаК сударушке в гости…
Звук ее голоса был спокоен, волнующ и сладостен, как тайна женщины, значителен, как доброжелательная похвала начальницы. Ей хлопали дружно, густо, а она, переждав рукоплескания, вдруг зычно гаркнула:
— Слушай мою команду! Привет товарищу Фокину!
— Привет! Привет! — нестройно отозвалась гурьба.
— Отставить! Еще разок! Дружнее: привет товарищу Фокину!
— При-вет! — скандировала молодежь.
