Зверь 44 - Евгений Всеволодович Рудашевский
Между тем лейтенант обхаживал пленного. Делал всё тускло, угрюмо, словно бумажки перебирал. Пот катился по обнажённой впалой груди, потухшие глаза выдавали глубокую усталость. Честно говоря, лейтенант попался какой-то дохлый, ничем не лучше пленного. Увижу, как он спит, – подойду проверить, не пора ли ему в нашу печь.
К спинке стула сзади была присобачена чёрная коробка полевого телефона. Два провода соединяли его с коленом и локтем пленного. Когда лейтенант начинал крутить ручку телефонного индуктора, пленного било током. Лейтенант крутил быстрее, будто силился дозвониться до штаба, ручка тарахтела, а жёлтый дёргался и постанывал от боли. Потом лейтенант лупил его резиновой палкой. Если не пускал ток и не лупил палкой, натягивал ему на голову противогаз с перекрытым клапаном вдоха. Пока жёлтый задыхался, лейтенант отдыхал. Снимал противогаз прежде, чем пленный потеряет сознание, и молча возвращался к телефонному аппарату. За всё время, что мы с Лешим провели в камере, ни жёлтый, ни синий не проронили ни слова. Зато гэпэкашные у стены шептались без умолку.
Я поначалу не обращал на них внимания, а потом понял, что они говорят про отступление, и прислушался. Гэпэкашные обсуждали, как неподалёку отсюда синих выбили из очередного города. Синие осаждали его целый месяц, взяли насилу, положив не меньше роты, но закрепиться не успели. Продержались пару дней и теперь вдруг отступили к реке. С техникой погрузились на баржи, чтобы на другом берегу перегруппироваться, а жёлтые ударили по баржам «Свистками», и всё – ни барж, ни техники, ни остатков штурмового батальона.
«Слышишь?» – я пихнул Лешего в бок и задал ему вопрос одним взглядом.
«Осталось недолго», – кивнул мне Леший.
«Хорошо, если так», – кивнул я в ответ.
Гэпэкашные ещё с минуту шептались про отступление, а следом заговорили про своих гражданских хануриков. Гэпэкашный постарше сказал, что ханурики попадаются беременные. Полежат недельки две, подтухнут, у них в животе газы накопятся – и газы выталкивают плод наружу. Вот и получается, что рожают. Так и живём. Мёртвые рожают мёртвых. Я и сам встречал подобное. На мясорубках армейские ханурики иногда валяются вперемешку с гражданскими. Пока разберёшься, у кого какая метка, всех пересмотришь, и беременных тоже. И я видел, как ханурики блюют посмертной рвотой. Видел, как они лежат, не шевелятся, а потом возьмут да и протянут к тебе руку. Не то чтобы протянут, просто приподнимут, а тебе кажется, что протянули и просятся скорее в печь, потому что утомились гнить и разлагаться.
Что бы там гэпэкашные ни трепали, удивить меня было трудно, однако они говорили с ужимками, давились от смеха. Не мешая лейтенанту, тихонько обменивались историями о том, что они у себя в городе вытворяли с хануриками всех возрастов. Будто соревновались, кому из них выпало больше дерьма и кто из них, в этом дерьме искупавшись, сумел показать себя наибольшей гнидой. И мне опять сделалось тошно. Я даже подумал, что свалюсь в припадке, как Калибр, а потом и думать перестал – слушал гэпэкашных и медленно к ним приближался.
Леший вовремя схватил меня за плечо и увёл. Почувствовал, что мне сейчас сорвёт башню и я полезу в драку, и плевать, что скажет лейтенант, – пусть хоть вместо жёлтого сажает под свой торшер с розовым абажуром. Леший тянул меня за руку, как придурочного. Я и не сопротивлялся. Покорно шёл за ним. Только в голове гудело. Если бы не Леший, я бы точно не сдержался.
Выбравшись из вокзала, я пришёл в себя. Сел под крыльцо и уставился на городские завалы и торчащие огрызки зданий. Кирпич с Фарой ни о чём не спросили. Продолжили обсуждать что-то своё. Сивый вообще гулял в стороне и пинал камень по расчищенной полосе привокзальной площади.
Леший со всем разобрался. Подождал, когда освободится лейтенант. Переговорил с ним и выяснил, что тот про армейских хануриков ничего не слышал. Побегал по коридорам, поколотил в запертые двери, даже сгонял на второй этаж. Разузнал, что хануриков действительно шестеро и они ждут нас в одном из вагонов неподалёку от питающих вокзал генераторов.
Окрикнув Сивого, мы стронули телегу. Подкатили к вагонам у разбитого перрона и отыскали среди них нужный. В нём под старым заляпанным плакатом лежали обещанные нам мешки.
– «Вы отправляетесь в зону транспортной безопасности, – Фара вслух прочитал ещё различимый текст на плакате, – Просьба убедиться, что в вашем багаже отсутствуют оружие, боеприпасы и другие запрещённые к провозу предметы. Мы гордимся вами и желаем успехов в нашем общем деле».
– Наше общее дело смерти, – буркнул Сивый.
Фара с удивлением покосился на него, но промолчал.
Затащив хануриков в телегу, мы выдвинулись обратно. Отклониться от забитого в навигатор маршрута и пойти «Зверю» наперерез не рискнули – побоялись заблудиться в лабиринте городских улиц – и нагнали его с кормы, как и планировалось изначально.
День выдался паршивый. Казалось бы, куда хуже? Так нет. После ужина я пошёл ополоснуться и, намылив подмышки, обнаружил, что бак жилого отделения пуст. Кран сплюнул мне на ладонь последнюю каплю воды. Раздосадованный, я стёр мыло тряпкой и побрёл собачиться со Шпалой – за водяные баки отвечал топливный отряд, – подготовил целую обойму ругательств, а в коридоре наткнулся на Сивого. Он преградил мне путь и неожиданно попросил, как стемнеет, идти в пригородную пятиэтажку. Мол, она тут поблизости одна. И дорога к ней ведёт тоже одна, размеченная флажками сапёров. Дорогу расчистили для гэпэкашных, когда они вывозили из пятиэтажки хануриков.
– В общем, не заблудишься.
Я растерялся и не знал, что сказать. Контуженый, переступал с ноги на ногу и наконец спросил:
– Чего тебе надо?!
Хотел спросить сугрозой, но получилось неубедительно.
– Увидишь, – Сивый усмехнулся. – Подъезд крайний. Другие там всё равно завалило. Этаж третий, квартира пятая. Приходи, не пожалеешь.
«Приходи, не пожалеешь…»
Так и сказал! Как полковая девка, зазывающая к себе в ангар.
Сивый секунду помялся, будто хотел что-то добавить. В итоге ничего не добавил и ушёл на палубу. Гадая, какая меня ждёт подстава, я свернул в теплушку. Разборки со Шпалой отложил до следующего дня. Сел на шконку Фары и сидел битый час. Всё
