Зверь 44 - Евгений Всеволодович Рудашевский
Пока я разглядывал треснутую буссоль миномётчиков и размышлял, не сцапать ли её на «Зверь» – Сыч любил такие штуки, – сзади раздался голос:
– Бивень!
Кто-то нагнал меня со спины.
Я шарахнулся, обернулся и разглядел фигуру, подсвеченную пепельной луной.
Фигура приближалась, и вскоре я понял, что это Фара.
– Фара!
Я выругался.
– Привет!
– В зад себе засунь приветы! Какого… Зачем пошёл за мной?
Под луной Фара сиял катафотами на ватнике и шапке, как взбесившийся речной бакен. Наверное, испугался, что Сивый со мной что-нибудь вытворит, и прибежал на выручку. А выручки от него как от говна солярки.
– А я не за тобой. Я сам по себе.
– На кой увязался?!
– Да говорю же: не увязался. Я сам пришёл. Меня Сивый позвал.
– Что?
– Ну да. Ещё раньше, чем тебя. Я не собирался, но узнал, что ты идёшь, ну и… вот я здесь. Вдвоём веселее.
– Почему мне не сказал?
– Мы бы точно никуда не пошли. Ты же дёрганый.
– Фара… Ты хоть понимаешь…
– Я всё Сычу передал.
– Что?
– Про Сивого. И про то, что связаться с Сухим и всё ему доложить. Это ты хорошо придумал. Подстраховаться не помешает. А Сивый и Сыча звал.
– Что?!
– Звал. Только Сыч – он не пошёл. Ну ты его знаешь.
Я не ожидал от Фары подобных закидонов. Был на взводе и хотел стукнуть Фару по его тупой башке – прибить на месте так, чтобы в следующий раз лучше думалось, – но сдержался. Что сделано, то сделано. Рожаем, исходя из полученных данных по боевой обстановке.
– Слушай сюда, – я схватил Фару за ворот. – Я пойду в подъезд, а ты стой на шухере. Если через пятнадцать минут не спущусь…
– Сам стой на шухере! – Фара забрыкался, но я держал крепко. – И вообще, на шухере стоит Сыч.
– Сыч в своей тёплой кабине и плевал на тебя и меня с высокой горы!
– Сейчас вахта Кардана.
– Значит, Сыч спит у себя в теплушке, а ты…
– И у меня нет часов.
– Что?
– Часову меня нет. Забыл? Сломались, а…
– И что?!
– Нуты сказал: ждать пятнадцать минут. Как я их буду ждать? По луне, что ли?
Я не нашёл что ответить. Фара воспользовался моим замешательством, вырвался и мотнул прямиком в раззявленную пасть подъезда.
Вот паскуда!
Не знаю, что там Сивый ему наплёл, но Фара поверил и испоганил мой план. Знал бы – связал бы его и положил в люльку кормового подъёмника. Пусть бы болтался всю ночь и никому не мешал!
Деваться было некуда. Я рванул за Фарой.
Чуть ли не впервые пожалел, что нам в похоронной команде не выдают оружие. Мне бы стрелково-гранатомётный «Вихрь». А лучше крупнокалиберный пулемёт. И пару гранат в придачу! И положить всех, кто бы там ни засел на третьем этаже, если они хоть пальцем тронут Фару!
Без Фары я бы полночи крался по подъезду, прислушивался бы к каждому шороху, а так прыжками преодолевал по две-три ступени. Поскользнувшись на каком-то говнище, чуть не навернулся. Сбавил обороты. Не хватало ногой провалиться в дыру и распороться на ржавых арматуринах.
Фару я нагнал на площадке перед пятой квартирой. Шёпотом окрикнул его, но Фара распахнул незапертую дверь и юркнул внутрь. Я решил не подставляться задаром и распластался на последних ступенях.
Сердце колотилось, оглушало. На вдохе я задерживал дыхание и слушал. Различил голоса. Кто-то встретил Фару. И Фара ответил приветствием. Голоса показались знакомыми, но я не понял, кому они принадлежат.
Ползком забрался на лестничную площадку. Мельком глянул на верхний пролёт. Луна проливалась в узкие разбитые окна. Никого. Из распахнутой двери пятой квартиры едва приметно ложилась полоса жёлтого света. Когда я подкрался к порогу, голоса усилились. Никто не кричал, не стрелял, не дрался. Говорили мирно. Я бы сказал, весело. Пахло едой.
В квартире послышались шаги. Я отпрянул и прижался к обшелушённой стене. Ждал, что сейчас дверь закроют. Подумают, что Фара явился один, и закроют.
Я судорожно соображал, как поступить. Броситься на незнакомца… Ломануться вниз по лестнице и мчать на «Зверь» за подмогой… Выйти незнакомцу навстречу и притвориться уверенным…
Пока я рожал, незнакомец выглянул из дверного проёма. На его голове в лунном свете засеребрились полосы седины, и поначалу я не признал Сивого – таким он показался старым, убитым своей старостью и худосочным, – но это был Сивый. Он повёл головой. Выискивал меня. Фара, конечно, проболтался, что я иду следом. Да, с ним в разведку не пойдёшь.
Обнаружив, что вот он я, спиной прижимаюсь к волглой штукатурке, Сивый неулыбнулся, не засмеялся. Не стал надо мной издеваться. Вполне дружелюбно, будто и не Сивый вовсе, сказал:
– Идём, а то остынет.
«Точно. Будет вербовать», – подумал я.
Сивый ушёл. Помедлив, я последовал за ним. Прикрыл за собой дверь. Не запер. Не хватало ещё возиться с защёлками, когда придётся рвать когти.
Квартира была паршивая. Прихожая увязла в помоях, правда, особой вони я не почувствовал, а запах еды усилился. На полу вместо придверного коврика валялись растоптанные упаковки от перевязочных пакетов. Слева громоздились картонные коробки с изображёнными на них бананами, разбитые ящики гумпомощи, панцирные сетки кроватей, ворохи курток, штанов и какого-то неразличимого тряпья. Прямо открывалась тёмная кухня, в которой я разглядел баррикаду из сваленных друг на друга пузатых холодильников. А справа в комнату, откуда доносились голоса, вела филёнчатая дверь с матовым стеклом. Через стекло в прихожую просачивался свет.
Я постарался разыграть беззаботность. Даже примерил улыбку. Пусть вербовщики видят, что я дурак. Нет, с улыбкой – перебор…
Потоптался на месте, вдохнул поглубже и, приосанившись, толкнул межкомнатную дверь. Вошёл внутрь, и с меня разом слетела вся показная уверенность.
Гостиная тонула в сытных испарениях. По стенам стояли книжные шкафы, диваны, кресла. В углу виднелись чёрный гроб пианино и пустые цветочные горшки. Окна были заколочены фанерными щитами, обклеены газетными вырезками. С потолка свисали сразу две люстры с каскадом пластиковых соплей – обе молчали, однако к одной из них был присобачен поисковый аккумуляторный фонарь, отчего люстра застыла перекошенная. Под фонарём простирался раздвинутый стол. За столом, высвеченные жёлтым светом, сидели четверо.
Присутствие Фары меня, понятное дело, не удивило, а вот встретить Крота, Черпака и Черепа я не ожидал.
