Евгений Рудашевский - Здравствуй, брат мой Бзоу

Евгений Рудашевский

Здравствуй, брат мой Бзоу

Среди всех живых существ, созданных до сего времени, нет никого божественнее дельфина, ведь они в своё время были людьми и жили вместе с другими смертными в городах, пока по совету Диониса не променяли сушу на море и не приняли образ рыбы.

Глава первая. Весна

Утром, в третий час от восхода, Амза, семнадцатилетний рыбак фамилии Кагуа, едва не упал, перескакивая забор, отделявший пляжную гальку от дороги. Рассмеявшись, он заторопился дальше, к дому.

— Брат, брат! — крикнул Амза, вбежав в калитку.

— Что случилось? — Даут обеспокоенно поднялся со стула.

Валера, ровнявший изгородь за ацей[1], замер и прислушался.

— Там, на берегу! Дельфин! — сквозь частое дыхание произнёс Амза и улыбнулся.

— И чего? — удивился Даут; качнул головой, возвратился на стул.

Валера продолжил ровнять изгородь.

— То есть как, чего?! — воскликнул Амза. — Что с ним делать-то? Ты пойми, он на берегу! На камнях! Ведь помрёт там. Даут!

— Почему ты не закрыл калитку? — обратилась к младшему сыну Хибла.

Сейчас она была в апацхе — кипятила молоко для мацони; выглянув за угол, заметила неряшливость юноши. Тот, вздохнув, вернулся к калитке, запер её.

— Баська, не сейчас! — махнул он подбежавшему псу.

Пес, однако ж, не уходил; сел возле ног Амзы; поднял голову, упрямо смотрел на хозяина, при этом быстро перебрасывал хвост.

— Зачем он вообще вылез из моря? — спросил Даут.

— Мне-то откуда знать?.. Ну!

— Только не задерживайся, — крикнула Хибла. — Не забывай, тебе ещё ачалт чинить.

— Помню, ан. Мы быстро, — улыбнулся, наконец, Даут. — Пошли!

— Побежали! — крикнул Амза и, не дожидаясь возражений брата, бросился к калитке.

День начинался чудный. Ветер облегчал нарождающуюся жару. Весной, наконец, испарилась гнетущая влажность. Старики, пережившие губительный март, радостно наблюдали за тем, как оживает их край. Светло-розовыми бутонами расцвела алыча; её тонкие колючие ветви неспешно расшатывались в тёплом воздухе. Свежими цветочками белела мушмула. Из зимнего забвения возвращались запахи и звуки.

Амза первый подбежал к продолговатому телу дельфина-афалины. Тот лежал на берегу и в недвижности казался мёртвым. Юноша сел на колени. Прежде он не видел дельфинов в такой близости.

— Так он мёртв? — спросил Даут.

— Нет. Приглядись; видно, что дышит.

— Он тут, наверное, всю ночь пролежал.

Братья сидели возле афалины. Они пока что не решались толкать его в воду. С интересом смотрели, потом позволили себе осторожные поглаживания. В движениях, однако, старались не шуметь; опасались, что зверь окажется спящим, а, пробудившись, укусит.

Кожа его была сухой, упругой. Спина — серая; пузо — белое, с розовыми пятнами. Бока казались мрамором с палевыми прожилками. От головы к спинному плавнику, изодранному по кайме малыми лохмотьями, вела размытая белая полоса. Кроме того, к ды́халу от носа тянулись две тонкие линии.

— Он этим дышит? — спросил Даут.

— Наверное, — Амза кратко приподнял плечи.

Рядом с боковыми плавниками дельфина братья заметили короткие, уложенные дугой, шрамы, словно бы кто-то нарочно выскребал их гребёнкой. Почти все шрамы были белыми, твёрдыми, иные — красными, податливыми на прикосновение.

— Кто это тебя так? — промолвил Амза.

— Может, ему рыбу принести?

— Не знаю… Потрогай!

Даут взял дельфина за подмышку грудного плавника; она оказалась горячей. На коже зрели волдыри.

— Странно. Солнце не так уж печёт…

— Он, наверное, болен. Сходи за рыбой!

— Да какая тут рыба! — возмутился Амза. — Его надо в воду столкнуть.

— А если укусит? Сам выбрался, пусть сам и возвращается.

— Ну и дурак!

Амза обошёл брата; стал подталкивать дельфина. Галька расступалась под ногами; было неудобно. Даут молча отошёл и наблюдал. Зверь был длинным, до двух метров, а потому — тяжёлым. Амза тянул его за хвост, за плавники; потом давил на спину и голову; при этом старался не подставлять руку к зубам. Дельфин подобному вниманию не противился; был всё таким же недвижным.

— Зря всё это. Помер он, — заметил Даут, но, сняв рубашку, подошёл помочь.

— Ну, давай же! — приговаривал Амза, вновь и вновь толкая упругое тело.

Наконец, дельфина удалось сдвинуть к морю; едва волна коснулась его плавников, он открыл глаза. Даут, испугавшись, отскочил:

— Отходи! Укусит!

Амза ничего не ответил; снял туфли, отбросил их; продолжил тянуть зверя. Даут, приглядевшись к небольшим красноватым глазам афалины, присоединился к брату.

В полутора метрах от берега вода сомкнулась на спине дельфина; тот оживился; фыркнул из дыхала брызгами, качнул хвостом. Амза стоял вблизи. Смеясь, он поглаживал своего нового друга:

— Ну? А ты говорил, что помер. Жив! Ещё как жив! И будет жить. Ведь так?

— Чего же он не уплывает?

— Подожди! Пусть сил наберётся. Ты пока рыбки принеси.

— Ну, буду я бегать!

Амза, нагнувшись, продолжал гладить голову дельфина. Даут постоял; затем цокнул, вздохнул и зашагал к дому:

— Ладно, подожди. Сейчас принесу. Только отец убьёт, если узнает, что мы рыбой дельфинов кормим!

Зверь тем временем возвращался к осознанности: чаще шевелил хвостом, напрягал плавники. В воде его кожа стала ещё более гладкой.

— Дад, чего это ты его наглаживаешь? — крикнул стоявший у камней старик Ахра Абидж.

— Здравствуйте, — смутился Амза и шагнул к берегу.

— Ну как, упругий, да?

— Да.

— Упругий… — Ахра присел на ржавелую бочку. — Я тоже в молодости трогал дельфина. Их тут много, но к человеку редко плывут. Ко мне приплыл однажды.

Старик усмехнулся; посмотрел на свои исчерченные полосами сапоги, потрогал ноговицы. Амза любил его рассказы, но сейчас боялся продолжения произнесённым словам; придётся слушать Ахру, а так хотелось заняться дельфином…

— Здравствуйте! — поздоровался Даут, на бегу взлязгивая ведром (в нём были две рыбины).

— О… вы его и кормить решили! Что же это, приручаете?

— Ага, — улыбнулся Амза.

Дельфин следующими минутами окончательно ожил. Медленно плавал вдоль берега; не закрывая глаз, смотрел на братьев.

— Интересно, это мальчик или девочка, — заметил Даут.

— Тебе-то что?

— Ну… интересно.

Солнце поднялось над холмами, укрепив день. Облаков не было. Ветер бережно подталкивал волны к берегу. Пахло морем. Со стороны Пицунды выплыли две лодки; за ними следовал баркас. Возле пятиэтажки взвыла бинзопила; затем, в многоголосом крике, умолкла. Над бухтой пролетели две чайки.