Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Возвращение
— Где этот ваш Максим живет?
— Не знаю.
— Как не знаете?
— Иван Викторович, вы что, думаете, что я сплю с ним?! — возмущенно сказала Марина Владиславовна. — Я совсем не обязана знать, где и с кем мой санитар живет. Это его личное дело.
— Где можно узнать его местожительство? — твердым голосом спросил майор, сжав кулаки.
— Зайдите в лаборантскую, у Ниночки в компьютере есть все данные на наших сотрудников.
Майор Вилентьев вышел из здания морга, словно вынырнул из холодных речных вод в жаркий туман хорошо протопленной бани. Всего лишь полдень, а уже жарко. Он вытащил телефон, набрал номер и, услышав ответ, сказал:
— Мария Давидовна, здравствуйте, я могу прямо сейчас встретиться с вами. Да, срочно. Я здесь, на территории больницы. Да, вижу желтое здание. Хорошо, я подойду к центральному входу и подожду вас. Спасибо.
Мнение профессионала ему сейчас очень нужно.
Он сидел на скамейке перед входом в желтое здание и, глядя прямо перед собой, прокручивал в голове все те моменты, когда он встречался с Максимом в секционном зале, и когда говорил с ним. Редкие встречи и очень мало сказанных слов. Зацепиться не за что, но и версия очень уж хороша.
— Я слушаю вас, Иван Викторович.
Майор, поняв, что рядом сидит доктор Гринберг, снова поздоровался и сказал:
— Я, кажется, знаю, кто прячется под маской собаки. Даже не так, — я практически уверен, кто такой Киноцефал. Ваш психологический портрет идеально укладывается в этого человека.
— Вы его уже поймали? — спросила Мария Давидовна.
— Нет. Я вам сейчас выскажу свои подозрения, а вы скажете, прав я или нет. И вот тогда я поеду на задержание.
— Хорошо.
Иван Викторович стал быстро говорить, загибая пальцы на каждый пункт его умозаключений, а женщина в белом халате внимательно его слушала. И когда он закончил, она задумчиво сказала:
— Максим? Никогда бы не подумала, но — я согласна с вами, что очень уж подозрительно, что он вдруг внезапно заболел. Особенно учитывая все ваши доводы и умозаключения.
— То есть, вы согласны, что это он?
— Может быть. Исключить то, что Максим убийца я не могу.
— Ладно. Тогда надо его брать. До свидания, Мария Давидовна.
Майор Вилентьев вскочил и быстро пошел на автостоянку.
— Иван Викторович, — крикнула доктор ему вслед, и когда увидела, что он повернулся к ней, добавила, — а вы молодец, отлично сработали!
Майор довольно улыбнулся, ударил себя кулаком в грудь и поднял два пальца вверх, изобразив букву «V».
Он уже ушел, а Мария Давидовна продолжала улыбаться. Ничего не меняется в этом мире. Мужчина — это большой ребенок, похвали его, и он будет счастлив. Дай ему знать, что ты считаешь его лучшим из лучших, и он горы свернет. Наверное, это хорошо. Потому что если ребенка не хвалить и не поощрять, то ему не зачем становиться лучшим. Если это делать не для кого, то он и не станет сворачивать горы.
Мария Давидовна вспомнила санитара Максима, которого видела всего два раза. Она не любила секционный зал, и без особой надобности близко к нему не подходила. За всю лечебную деятельность только два раза умирали её пациенты. Лет шесть назад мужчина тридцати восьми лет с шизофренией от инфаркта миокарда, и два года назад женщина с маниакально-депрессивным психозом от разрыва аневризмы аорты. Оба раза ей пришлось присутствовать на вскрытии, и именно тогда она видела санитара Максима, который помогал патологоанатому. Обе эти встречи никак не отразились в её памяти. Собственно, она с трудом могла вспомнить лицо Максима. Обычно санитаров в морге никто не замечает, словно эти люди не существуют. Или существуют, как придаток к потусторонней жизни.
И, может быть, то, что она его не помнит, — это к лучшему.
29
Жизнь — это бессмысленный бег по кругу. Зачем она обманывает себя, пытаясь найти смысл в окружающей действительности? Для чего она ежедневно приходит на работу и ведет бессмысленные разговоры с больными людьми, пытаясь что-то найти в мозгах? Что её держит здесь? Никакой аутотренинг не поможет, когда ты знаешь, что жизнь прошла, и отражение в зеркале не хочется видеть.
Мария Давидовна, держа в руках розу, подаренную сотрудником кафедры, медленно шла по улице и думала. О своей жизни и работе. О прошлом и настоящем. О будущем, которое может и не прийти, как не приходит единственный человек, который ей нужен. Она не замечала на березах и липах темную зелень листвы, на кустах шиповника незрелые ягоды, не слышала веселое чириканье воробьев. Она любила это время, но сейчас словно забыла об этом. Она выглядела, как заезженная и усталая женщина, на лице которой разочарование застыло легкими морщинками под глазами. Бледные губы с опущенными уголками, словно грустная маска, скрывающая обреченность. Темно-красные лепестки розы сильно контрастировали с её внешним видом, придавая её облику странную и притягательную загадочность. Но Мария Давидовна не замечала взгляды проходящих мимо мужчин.
Погруженная в свои мысли женщина шла по центральной улице города.
Сколько можно жить мечтой, которая недостижима?
Как долго можно хотеть летать, когда наверняка знаешь, что твои крылья подрезаны?
Стоит ли рисовать прекрасные картины на рваном холсте?
Мария Давидовна устала думать о Михаиле Борисовиче Ахтине. Ей так хотелось забыть про него. Стереть из памяти образ, который она сама слепила. И который теперь уже практически ненавидела.
Или ей так казалось.
Или так хотелось думать.
— Сколько можно жить прошлым? — сказала она, и по тому, как на неё посмотрела встречная женщина, поняла, что высказала свою мысль достаточно громко.
Она улыбнулась. Наверное, именно так люди и сходят с ума. Ей ли не знать об этом. Она посмотрела вокруг — кто еще заметил, что она ведет себя не совсем адекватно?
В этот теплый августовский вечер на проспекте было много людей. Обнявшиеся парочки неспешно гуляли. Кто-то шел из магазина, неся кульки с продуктами. Группа молодых людей у киоска общались под пиво и громко смеялись.
В арку ближайшего дома заходил высокий мужчина, и Мария Давидовна вдруг поняла, что знает эту походку. Внутри внезапно всё оборвалось. Эту фигуру она узнает в любое время дня, даже вечером, в сумерках. Она резко ускорилась, почти побежала, по-прежнему пристально глядя на то, как человек входит в арку. И когда он там исчез, она всё-таки побежала, расталкивая встречных людей и автоматически извиняясь.
Заскочив в арку, она никого не увидела и быстро пробежала через темное пространство. Во дворе дома тоже никого не было. Пара припаркованных автомобилей, женщина, выгуливающая собаку, и — всё. Мария Давидовна глубоко вдохнула и медленно выдохнула. И снова прокрутила в памяти то, что видела.
Да, она нисколько не сомневалась, что видела, как доктор Ахтин входил в арку. Она снова огляделась, и подумала о том, что возможны два варианта.
Или она действительно видела его и просто не успела догнать. Он мог войти в ближайший подъезд.
Или ей показалось. Она увидела то, что хотела увидеть. Попросту — сознание сыграло с ней злую шутку, показав мираж. И это еще один кирпичик в здание диагноза, который уже можно четко сформулировать.
Мария Давидовна задумчиво посмотрела на цветок и, решительно воткнув его в крепление, держащее водосток с крыши, пошла домой быстрым шагом.
30
Я смотрю на цветок. Толстый шипастый ствол. Темно-красные лепестки. Протянув руку, я беру его. Подношу к носу и вдыхаю аромат. Я только что чуть не попался. Хорошо, что я заметил женщину раньше, чем она меня. Проскочив арку, я успел спрятаться, и из своего укрытия смотрел на Марию Давидовну.
Про неё я не подумал. Наивно полагал, что меня никто не узнает. Шел по центральной улице, наслаждаясь своим возвращением. Что же, впредь мне наука. Надо быть осторожнее.
Но только не сейчас.
Я держу в руке цветок. И понимаю, что я нужен доктору Гринберг.
И это понимание приходит само. Я просто вижу, что случится дальше. Знание, в которое трудно поверить, даже мне. Обычно мне нужно прикосновение к человеку, чтобы знать, что будет. Такое со мной впервые — я сжимаю пальцами цветок, который держала в руке Мария Давидовна, и вижу близкое будущее.
Лай собаки выводит меня из задумчивости. Я смотрю на молодого ротвейлера, который гоняется за голубем. Посмотрев на темнеющее небо, я быстрым шагом иду в ту же сторону, куда ушла женщина, оставившая цветок, и который сейчас со мной.
Человек очень часто делает что-то непроизвольно. Действие кажется бессмысленным и ненужным, что за ним последует, неизвестно, да и просто, человек даже не замечает того, что он сделал. В такие моменты работает интуиция. Мария Давидовна оставила цветок в эмоциональном порыве, бессознательно, но интуитивно она хотела дать мне знак. Она хотела сказать мне, что я ей нужен. Рациональной частью сознания она решила, что ошиблась, когда побежала за мной в арку. Но каким-то внутренним чутьем она оставила для меня знак.
