Вадим Еловенко - Осознание
- А посмотреть на тренировку можно будет придти?
Так как все выходящие из столовой уже давно нас миновали, Коля уже более спокойно спросил:
- Что тебе там делать-то?
- Ну, просто посмотреть. - Сказала я.
- Хорошо, приходи. Я тебя на башню пропущу, оттуда будет вся наша возня видна. - Видя, что я улыбаюсь довольная, он спросил: - А ты что вечером сегодня делаешь?
Я задумалась. Коля мне нравился, откровенно, но я сразу поняла, что он предложит пойти в бар вечером посидеть, попить пива или коктейли. А вечером после бара обязательно уговорит пойти погулять. А пока гуляем начнет руки распускать… В общем, когда он пригласил меня в бар я, конечно, согласилась. И даже все, НО меня не удержали. Наоборот был азарт проверить такой же он как все или чем-то удивит.
День в ожидании вечера пролетел незаметно. Я сначала помогала Кате, искупая мой не потревоженный сон, готовила матрицы к предварительной посылке. С «Потоком» я уже умела работать и Екатерина, не оглядываясь, доверяла мне раскладку образцов на частицы в камерах. Я понятия не имела как там что работает, но я просто знала последовательность действий при подготовке материала. Этого было достаточно.
Потом с Альбертом помогала ему размещать прибывших специалистов землян, что уже давно поставили синтез машину в приморском городе на севере, и только закончив обучение местного персонала, вернулись к своему начальнику. После этого я снова вернулась в здание приемного терминала и в который раз присутствовала при прибытии людей с Земли. К этому отвратительному зрелищу я уже смогла привыкнуть, но все равно когда из бурой амортизирующей жидкости к поверхности в камере всплывало обнаженное тело, мне становилось не по себе. Любому бы стало не по себе, увидь он, как тело сначала быстро выволакивали на дежурный стол, как втыкали в кисть электрошокер, болью пробуждая сознание. И крик. Первый крик человека прибывшего в наш мир. Как еще почти безумного человека подтаскивали к медицинскому сканеру, и как человек еще не соображая, что вокруг него происходит, уже отвечал на вопросы аппаратуры. Я однажды спросила у Павла, пожилого ученого, что почти всегда присутствовал на приеме людей, почему надо вот так насиловать человека, а не дать ему придти в себя. Он довольно сухо мне объяснил, что из-за погрешностей аппаратуры восстановления или аппаратуры «Потока», могут возникнуть серьезные проблемы у организма. И иногда проще уничтожить прибывшего и воссоздать модель заново по полученной матрице. Или запросить матрицу отдельным обратным сигналом. Помню, как я недоумевала, неужели мы это всего лишь набор атомов и молекул. Павел неохотно на эту тему распространялся, зато, если я оставалась ночевать у Альберта с Катей они могли мне долго рассказывать о таких вещах.
- А разве наше сознание тоже поддается такому разложению? - спросила я как-то у Кати. Она не отрываясь от ужина приготовленного Альбертом кивала и говорила:
- И сознание и даже наши мысли… Это всего лишь электромагнитные импульсы с которых может быть сделан срез.
- Но разве вот мои ощущения… мои чувства, к примеру, их так же можно разложить и передать на расстояние? - спрашивала я.
- Саша, - умоляюще попросила меня Катя, - если ты хочешь поговорить о душе, о Боге, о еще чем-то таком неосязаемом, тогда к Альке приставай. Алька вот тебе благодарная слушательница, ей мозги забивай своими теориями.
Альберт, наливая чай всем нам, только улыбался и не отвечал, пока я ему не повторила вопрос.
- Понимаешь, Александра… - он всегда меня звал полным именем, когда злился или когда был сильно задумчив. Но вот тут вроде он и не злой был и не задумчив, но так серьезно начал: - Понимаешь, с точки зрения теологии, ничего противоречащего. Я разговаривал еще там… с духовными лицами в Сети. Они говорят что, так как душа суть принадлежащая богу, то нам все равно, как скакать. Она все равно останется с нами, так как бог вездесущ. Ну, что-то в этом духе они говорили. А вот если рассматривать сознание, то тоже все понятно. «Потоком» в одно мгновение все раскладывается, сорок минут все это дело просачивается в темное пространство и мгновенно перемещается по заданному вектору к точке выхода. Если бы без вектора посылка была, то сигнал был бы принят всеми станциями. У кого такая же, как у нас аппаратура, те смогли бы создать человека. Этот человек бы думал, дышал, чувствовал и прочее. И, наверное, душа бы у него была. Но не долго. Из всех клонов, кого создавали, таким образом, выживал всегда только один.
- В смысле? - Не поняла я.
- Да, только один. У остальных происходил по непонятным нам причинам процесс мгновенного окисления клеток. Буквально на глазах человек сгорал. И так сгорали все кроме единственного. Почему и как выбирался этот единственный, по каким критериям он выживал, остается до сих пор непонятным. Идей много, но все они не выдерживают критики.
- Ой, ужасы, какие. - Сказала я, а Катя только хмыкнула, подразумевая что мне, наверное, еще ужасов тогда видеть не приходилось.
- Ага. - Сказал Альберт. - Один из участников первых эксперимента так описывал свои ощущения. Появился, тебя откачали, и ждешь… сгоришь ты через десяток минут или провидение именно тебе подарит жизнь, а не твоим клонам. Лежишь на столе и прислушиваешься к своим ощущениям. А люди над тобой даже с тобой не говорят. Они ждут. Кем ты окажешься неудачником и сгоришь на их глазах или тем единственным… И от этого еще страшнее. Они же человеком в это время тебя не считают. Так… тушка для опытов. А время все подходит и умирать жутко не хочется. Как и тем другим… Все хотят жить. Начинает болеть сердце, хоть испытатель был здоров как бык. Начинает ломить суставы. Это нервное. Живот сводит от страха. А врачи и ученые над тобой только на часы посматривают. А когда стрелка переваливает красную отметку, засеченную на других неудачника, ты начинаешь плакать. И с тобой сразу начинают говорить, общаться, успокаивать… поднимают, ведут в душ…
Интересно тот, кого мы принимали в тот день, подобное же испытывал? Или нет? Его же тоже по инструкции выдержали одиннадцать минут в ремнях на столе. Потом контрольный тест на аппаратуре. И только после этого подняли и повели в душевые. Вид обнаженных тел меня уже не смущал. Было уже просто иногда интересно поглядеть на этих землян в большинстве мужчин. Так сказать здоровый интерес. Зато, как они смущались, что я участвую в оказании им первой помощи. Некоторые еще в себя не пришли после выдержки и контрольного теста, а уже краснеют в душе, когда я им протягиваю одноразовые мочалки, тюбики с жидким мылом и полотенца. Одежда для них обычно была стандартной. Голубоватые штаны и рубахи. Это уже в гостевые домики им приносили одежду их размера и более привычную для людей.
Человек, которого в тот день мы приняли, оказался каким-то знаменитым социоисториком. Он собирался изучать нашу жизнь до Трехстороннего конфликта. Хотел понять, что же стало предпосылкой для уничтожения друг друга. Простой страх перед противником или нечто большее. Таящееся в нас самих. Когда я вела его в гостевой домик держа под руку он еще почти не говорил только радовался как ребенок солнцу, деревьям птичкам и свежему еще такому летнему ветерку.
В гостевом, когда я помогла ему освоится с местонахождением комнат и туалета с ванной, к нам пришла Катя поприветствовать нового жителя Лагеря. Я была очень удивлена произошедшим между ними разговором. Катя обращалась к пожилому мужчине на «ты», а он наоборот тщательно «выкал» ей. Что за этим таилось мне было мало тогда понятно, но разговор, возникший у них, стоит привести.
- Здраствуй, я тебя ждала. - Сказала Катя приветливо, и предлагая тому сидеть при разговоре: - Сразу, как ты сказал, что получил разрешение на разрыв контракта, так и ждала.
- Катенька, я делал что мог. Но разрыв контракта очень серьезно отразился на мне. Ваш отец мне так до сих пор ничего не простил.
- Я бы удивилась, если бы он простил тебя. - Улыбнулась Катя, сама садясь в кресло и прося меня сделать нам всем кофе. Я кивнула и, выйдя на кухню к автомату, слушала их разговор. Мужчина снизил голос и спросил:
- А здесь тоже все записывается?
- Ну конечно! - засмеялась Катя и я нахмурилась. Я поняла, что имел ввиду мужчина и это мне не понравилось.
Но мужчину это, кажется, не удивило и не расстроило. Он довольно спокойно объяснил:
- Перед отъездом, ваш отец Катенька лично удостоил меня своим звонком и просил меня одуматься. Он, мне кажется, все понял. Вас могут ждать неприятности…
Возникло молчание, и даже когда я пришла со стаканчиками кофе в комнату эти двое странно молчали, рассматривая друг друга. Приняв у меня кофе, Катя спросила:
- Вы хоть на прощание… ну извинились перед друг другом что ли? Или так…
- Куда там. Когда я ему сказал что теперь нам будет всем хорошо ему там мне здесь, он раскричался… простите Катенька. Говорил, что я подонок. Катя покачала головой и сказала:
