Йен Макдональд - Дом дервиша
— Мне надо кое-что отдать ему, понимаете, — говорит Георгиос в надежде, что женщина спросит, что у него в пакете. — Вернуть ему кое-что.
Машина неохотно выдает полчашки черного, как деготь, кофе. Георгиос заглядывает в мешок. Внутри копошатся насекомые. Это битбот, распавшийся на составные части, которые роятся, словно осы, не находя выхода энергии в непрерывном бурлении. Бездумные автоматы поодиночке, интеллектуальные сообща. Интеллект — это возникающее качество, качество, которое нельзя предсказать по поведению индивидуальных компонентов общности. Георгиос собрал бы их, но у него нет панели управления. Чуть попозже он отнесет пакет к бесплатной сети, чтобы подзарядить.
Уже после отъезда скорой помощи Георгиос обнаружил битботов, копошащихся, будто серебряные осы, в водосточном желобе неподалеку от компрессорной станции Кайишдаги. Они напоминали лужу жидкого света. Какая-то собака попыталась их обнюхать, но отпрянула, когда битботы ответили запрограммированной защитной реакцией. Владелец чайханы взял пластиковый пакет — тот, что сейчас держит Георгиос, — и хотел собрать их. За полицейским кордоном журналисты наперегонки фотографировали.
— Они не ваши! — крикнул Георгиос. — Они принадлежат мальчику. Это его питомцы!
— Питомцы? — переспросил владелец чайной. Игрушки, хотел сказать Георгиос.
— Я еду в госпиталь. Отдам их ему.
Сообща они загнали всех до единого битботов в мешок. Потом полицейские из отдела по борьбе с терроризмом, которые отогнали всех от компрессорной станции, обратили внимание на неохваченных людей и подошли идентифицировать их и задать вопросы. Они отвели Георгиоса в передвижной штаб в полицейском фургоне.
— Значит, они пытались провести атаку, запустив нановещества в систему подачи газа? — спросил Георгиос.
— Кто, простите?
— Террористы. Они пытались запустить нанорепликатор в систему распределения?
— Я не могу этого ни подтвердить, ни опровергнуть. — Полицейский нахмурился. — Могу только сказать, что это было серьезное происшествие. Могу я увидеть ваши личные данные?
Георгиос вытаскивает идентификационную карточку группы «Кадикей». Офицер пропускает ее через считывающий сканер.
— У вас допуск МИТ.
— Да, офицер. Я недавно работал на них, это была комиссия ученых, занимавшаяся вопросами безопасности. Мы как раз исследовали возможность террористической атаки с использованием нанотехнологий. Тут был мальчик, девяти лет от роду, у него проблемы с сердцем, очень серьезный порок. Его забрали в госпиталь, не знаете, он в порядке?
— Вы спасли ребенка.
— Да.
— Он ваш родственник?
— Я сосед. Друг семьи. Он мне как сын. Вернее, как внук.
— Могу попросить отвезти вас в госпиталь.
— Это было бы замечательно. Благодарю вас.
— В госпитале дежурят офицеры полиции. Я сообщу им, что вы едете. Мне нужны ваши контактные данные, нам придется задать вам кое-какие вопросы.
— Понимаю, офицер. Если я только могу чем-то помочь.
— Это ваш пакет?
— Да так, кое-какое старье. Я ношу с собой слишком много вещей.
Да, старики с пластиковыми пакетами, ворчуны, которые кормят голубей.
— Так это была наноатака? — быстро спрашивает Георгиос.
Офицер ничего не отвечает, но, когда Георгиосу помогают сесть в патрульную машину, он окликает его и, когда Георгиос оборачивается, коротко кивает.
Всю дорогу до Центрального госпиталя Козьятагы Георгиос прижимает к груди пакет.
Женщина в зеленом халате выходит из палаты Джана.
— Доктор! — Женщина с явным раздражением останавливается. — С ним все нормально?
— Вы родственник?
— Я его дедушка.
— Мы стабилизировали сердцебиение. Несколько минут был в состоянии гипоксии. Мы провели сканирование, но не определили неврологических повреждений. Это не значит, что их нет, но тут возраст играет ему на руку. Дети в этом плане очень здоровы.
— Спасибо, доктор.
— Но вам туда нельзя. Только самые близкие родственники, дедуля.
Стабилизировали. Гипоксия. Ужасные врачебные эвфемизмы. Георгиос помнит, каким обмякшим было тело мальчика, конечности болтаются, ужасно тяжелый, безжизненный, ни движения, ни дыхания, ни жизни. Жуткая паника. Непонимание, что делать. Что нужно делать. Он тогда безостановочно выкрикивал имя Джана.
Телевизор на сестринском посту что-то бормочет сам себе, показывает снимки перестрелки в выпусках новостей. Улица кажется очень широкой. Камера бешено дергается. Георгиос даже не заметил, что там было столько дыма. А это, наверное, он, круглый смешной человек, который, пригнувшись, пытается бежать с Джаном под мышкой и машет белым платком.
Люди в оранжевых костюмах химзащиты бегут к нему вприпрыжку и жестом просят лечь на землю. Почему они всегда приказывают лечь на землю?
— Офицер! — Женщина снова подходит. Она пахнет свежестью, отутюженной одеждой и мускусным дезодорантом. Она замужем. Георгиос завидует ее мужу. — Та женщина, которую схватили до того, как она себя взорвала, вы знаете, что с ней?
— Думаю, ее допрашивают.
— Я имею в виду, она в порядке?
— Разумеется, сэр.
— Хорошо. Мне было бы интересно послушать, что она скажет, но думаю, придется ждать суда, если мы вообще о нем узнаем, это ведь тот случай, когда на заседания не пускают зрителей, как я понимаю.
— Наверное.
У ведущих теленовостей серьезные лица. За два часа Георгиос семь раз видит себя, как он тащит мальчика, машет платком, тащит мальчика, машет платком. В репортаж по мере готовности добавляют новые кадры. Вот здоровяк бежит по улице, палит, падает. Этот человек сделал выстрел, из-за которого упал Джан? Георгиос никогда не видел, чтобы кто-то так быстро падал. Они падают прямо на землю, так быстро, так тяжело.
— Недждет!
Женщина-офицер подскакивает к нему в ту же секунду.
— Пожалуйста, тише. Это же больница!
— А тот юноша, заложник, Недждет. Что случилось с ним?
— Им занимаются в другой больнице. Вам, наверное, стоит пойти домой. Тут уже, ничего не произойдет. Я вызову вам машину, вернетесь завтра.
Нет, мне нужно услышать голос Джана. Мне нужно, чтобы он сказал мне, что я не виноват, я не сделал ничего плохого. Мне нужно, чтобы он отпустил мои грехи и простил меня. Он видел, как Шекуре и Осман посмотрели на него, когда их вывели из палаты на короткую пресс-конференцию. Они винили во всем его, и только его. Они никогда не простят. Он надругался над их сыном даже хуже, чем если бы был педофилом. Я только помог ему попасть туда, куда завело его собственное любопытство. Нельзя запереть девятилетнего мальчика в темнице молчания. Нельзя отнять у него половину мира и ожидать, что он не захочет исследовать отнятое у него пространство, не попытается расширить горизонты и не попадет в запретную зону. Если бы у него был сын, то Георгиос, наверное, думал бы иначе. Если бы у меня был сын, которого может убить один-единственный хлопок. Родители не позволят ему снова увидеться с Джаном. Он это понимает. Георгиос ужасно боится, что они вообще увезут Джана. Шекуре и Осман получат компенсацию и съедут из дома дервиша, и тогда он останется в полном одиночестве.
Это ужасно — стать героем новостей.
— Мое дежурство заканчивается через десять минут, если хотите, я отвезу вас в Эскикей, — предлагает женщина-офицер.
— Да, спасибо.
— Хорошо, тогда я схожу сначала в дамскую комнату.
Коридор пуст, все медсестры сидят спиной, не обращая внимания на толстого старика в темном костюме. Георгиос высыпает содержимое мешка на пол.
— Идите к нему, — шепчет он. Как он и ожидал, битботы привязаны к запаху Джана. Лужа роботов размером с комара колышется, на ее поверхности видны волны и странные геометрические узоры, а потом она с невероятной скоростью вытягивается в линию и проползает под дверь. Георгиос наблюдает за этим, пока последний из битботов не исчезает под дверью.
Так же было и с его миром. Год за годом, десятилетие за десятилетием Георгиос сжимал границы собственной жизни вокруг себя: Стамбульский университет, сообщество экономистов, греческая диаспора, Эскикей, три старых грека и владелец чайной, старый дом дервиша и белые стены, полные городов, которые Георгиос боится посетить. Пластиковый стул в больнице и пустой пакет на коленях.
Он потерял все.
Женщина-офицер выходит из дамской комнаты освеженная и полная сил.
— Идем?
— Да, можно я только быстренько позвоню?
— Хорошо.
Георгиос переходит туда, где можно пользоваться цептепом. Он и так натворил достаточно без того, чтобы телефонный звонок вмешивался в работу аппаратов, которые запускают модифицированные импульсы в сердце Джана. Телефон звонит. Сейчас, наверное, тяжело дозвониться. Просчитался со временем. Надейся, старина. Позволь себе надеяться. О, дозвонился. Трубку подняли.
