Йен Макдональд - Дом дервиша
Асо кругами вез Лейлу домой как раз в час вечеринок. Такси и «мерсы». Короткие платья, цветные туфли. Модные парни с трехдневной щетиной. Прекрасная миграция из клуба в бар, из бара в клуб. Весь Стамбул празднует, думала Лейла. Весь Стамбул в трауре, в страхе и полон надежды. Здесь сразу все. «Пежо» с жужжанием въехал на площадь Адема Деде, когда часы показывали четыре утра. Воздух был прохладным. Стояла мертвая тишина. Асо тоже ощутил присутствие джиннов, которые столпились, как рыба на нересте, ждали чего-то, наблюдали, не добрые, но и не злые.
— Слушай, я не спрашивала никогда, но где ты живешь? — спросила Лейла.
— У меня квартира в Бостанджи, — ответил Асо.
Дом, семья, родные. Лейла никогда не думала, что у Асо есть жизнь помимо нанотехнологий.
— А Яшар?
— Он у себя дома.
— А Зелиха?
— Она ночует на раскладной кровати в комнате тети Бетюл. Вообще-то Яшар с ней спит уже несколько месяцев.
— А я и не знала.
Асо замешкался у двери.
— Короче, это… я тут хотел сказать…
— Да?
— Мне кажется, ну… мы могли бы нанять тебя на полный рабочий день.
Цептеп все так же звонит. Звонит, звонит и звонит. Лейла прижимает подушку к уху, но это не помогает. Ответь мне, ответь. Лейла швыряет подушку через всю комнату.
— Да!
— Лейла! Это Яшар. Товарно-газовая биржа Озер обанкротилась.
Страница нанесена на телячью кожу, размер четыреста пятьдесят три миллиметра на двести двенадцать, поле двадцать два миллиметра, четная. Основной текст из Пятикнижия, Книга Руфь, глава четвертая, стихи с четырнадцатого по двадцать второй, генеалогия царя Давида. Текст написан красивым почерком рукой ашкенази где-то между XII и началом XIII века в центральной Франции или южной Германии.
Текст Пятикнижия помещен в центральной секции в обрамлении из трех декоративных колонн, которые образуют две арки. Пространство внутри заполнено изображениями виноградной лозы: вьющийся стебель и маленькие листочки в виде вееров. На правой колонне орнамент богаче, прорисованы шипы и сочленения. Концы каждого стебля превращаются в фантастическое чудовище, снизу под текстом Пятикнижия змеиные головы, а наверху страницы присутствуют и другие сказочные существа. На левом поле крылатая собака пересекается языком в виде трилистника с таким же языком химеры, напоминающей помесь козы и жирафа. Все контуры этих существ, а также змей, виноградных лоз, цветов, столбов, арок и мельчайшие детали написаны микрографией, строятся из крошечных строк, таких маленьких, что они не видны невооруженным глазом. Этот микротекст — масора, комментарии и традиционные мудрые речения, которые обычно записывались на полях страницы. Здесь же художник превратил масору в декоративный элемент. Слова внутри других слов.
Айше Эркоч долго рассматривает микрографию, прежде чем повесить на стену. Это ее любимый экземпляр в коллекции, с которым она ни за что не хотела бы расстаться. Она бы пошла в огонь и под пули ради этой микрографии. Она помнит, как купила ее с аукциона на последние деньги, оставшиеся от завещанных отцом. До этого она знала толк только в иллюстрациях. А после приобретения микрографии на несколько месяцев погрузилась в мир, сотканный из слов и букв, мир, который, по замыслу Всевышнего, прописан на восприимчивой поверхности земли.
Айше и Хафизе распределили коробки по семахане в зависимости от того, какое место изначально занимало их содержимое. Айше вешает Пятикнижие на место. Следующая на очереди коробка с константинопольской канонической таблицей — это ранний указатель речений. Стекло треснуло. В комитете по охране памятников никакого уважения к старинным и прекрасным вещам. Айше поднимает таблицу и долго всматривается в красивые медальоны с поясными изображениями четырех евангелистов, выполненными в золоте, а потом снова кладет в коробку.
Аднан ползает под столами, подключает питание и включает беспроводную сеть.
— Я бы тоже мог заниматься книгами, — говорит он. Дорогой пиджак висит на спинке стула, чтобы сохранить вид. Портфель с облигациями на предъявителя лежит на стуле. — А может, тебе нужен кто-то, чтобы торговаться? Рассмотрю все разумные предложения. Я внезапно оставил себя самого без работы.
— У тебя есть четыре миллиона долларов. Тебе не нужно работать.
— У меня есть четыре миллиона, от которых надо избавиться быстро и безболезненно, пока финансовый надзор не начал рассылать программы аудита, чтобы подсмотреть на расходы бывших трейдеров Озера. Кто удрал, прихватив с собой «на чай», кто вознаградил себя золотым парашютом или взял и отправил дешевого иранского газа в Баку, получив двадцать миллионов евро. Ты не думала о том, чтобы расширить галерею и перебраться в какое-то другое помещение, не так сильно напоминающее морг?
Айше смотрит на него.
— Хватит уже об этом. Все уже произошло. Я всегда говорила, что репутация прежде всего и навсегда. Я не знала, что речь пойдет и о моей репутации. — Она подходит к нескольким симпатичным столикам периода начала Республики в центре семахане. — Прости. Ты тут ни при чем. Нет, любимый, галерее Эркоч конец. Я собираюсь распродать все это добро.
Хафизе, которая развешивает миниатюры, каждая не больше ее пальца, поворачивается.
— Ты нашла Медового кадавра, — возражает Аднан. — Это кое-что да значит. Это же, черт побери, легенда, как меч пророка или Священный Грааль.
— Из-за меня арестована половина стамбульских антикваров. Из-за меня предъявлено обвинение моему старому другу Бураку, он, возможно, потеряет лицензию, а Ахмета и Мехмета посадят лет на шесть и оштрафуют на несколько миллионов. Я же вышла сухой из воды. Как это выглядит со стороны? Что обо мне подумают? Мы не сможем говорить об этом. Стоит прозвучать имени Айше Эркоч, и все будут знать, что она предательница, но… — Айше присела на корточки, чтобы заглянуть в глаза Аднану, лежащему под столом и выглядящему странно беззащитным, как младенец в колыбели, — …Несмотря на все это, я попробовала на вкус Медового кадавра.
— И как?
Айше любит в Аднане то, что, когда нужно, он серьезен.
— Сладкий. Сладчайший. Теперь ничто уже не будет на вкус тем же, что раньше. Мне кажется, я понимаю Барчина Яйлу. Ничто в мире не может превзойти по яркости тайное имя Всевышнего. Это будет не виданный никем ранее цвет. Вот почему он подумывал выжечь себе кислотой глаза. Это стало бы актом поклонения Всевышнему, но я не верю в Аллаха, значит, такой вариант не для меня.
— Можем уехать из Стамбула, — говорит Аднан. — Просто куда-нибудь, начать сначала. Вернуться в Каш. Я могу завести какой-то бизнес, может, в области выездного туризма, всякие там горные велосипеды, походы, байдарки, погружения. К тому моменту, как я заплачу достаточно взяток, чтобы все устаканилось, у меня, может, и останется сдача с четырех миллионов.
— Дорогой, солнце, море — и я? Нет. Я не люблю бывать на свежем воздухе. Мне нравятся красивые вещи, редкие и ценные. Стамбул — мой город. Я помру, если уеду дальше Бурсы.
Аднан садится и направляет пальцы, сложенные в виде пистолета, на Айше.
— Кстати, про ялы… можем ли мы подождать с покупкой пару лет? В первую очередь начнут проверять сделки с имуществом.
Айше садится на отполированный подошвами пол семахане рядом с Аднаном, и их тела интимно соприкасаются.
— Дорогой, это ты все время говорил о ялы. Это тебе хотелось, а мне эта идея никогда не нравилась.
— А что не так?
— Ради всего святого! Ялы не на той стороне Босфора!
Они смеются. Смех натянутый и отчаянный, но это и есть ядро любого смеха — осознание смехотворности человеческого существования. Смех прославляет это. Аднан с Айше ложатся рядом и смеются изо всех сил.
— Госпожа?
Айше прищуривается, глядя на Хафизе против света люстры. Хафизе протягивает ей конверт.
— Пока вы были в полиции, я кое-что продала покупательнице. Нашей соседке. Лейле Гюльташлы. Вы ее сразу узнаете. Она живет во второй квартире. Половину Корана. Ту, что Топалоглу продал вам в понедельник перед приходом…
— Стоп! Это имя больше никогда не упоминай здесь. Половинку Корана, говоришь? Хорошо, что нашелся покупатель.
— Ну, не то чтоб я прям продала. Она сама его разыскивала. Дала мне тысячу евро.
Айше резко садится.
— Это куда больше, чем он стоит.
— Ей он очень дорог. Госпожа, Аднан-бей, я подслушала то, что вы говорили об открытии нового дела и необходимости быстро избавиться от крупной суммы денег. Так вот, у меня есть предложение.
10
В 1783 году (по мусульманскому календарю в год 1197) Махтаб, жену Куроша Теграниана, чиновника из Тебриза, привлекает блеск серебра на прилавке торговца книгами на старом городском базаре. Это миниатюрный Коран в серебре, в обложку которого встроено увеличительное стекло, очень красивый. Идеальный Коран для путешественника, торговца, солдата или паломника. Именно ради паломничества Махтаб и приобретает его. После многих лет экономии Курош Теграниан наконец собирается в хадж, чтобы выполнить жизненное предназначение и долг.
