Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране

Джубал подавил вздох:

— Махмуд, мне всегда не по себе от теологии. А где же Бекки? Я уже лет двадцать с ней не встречался, давненько.

— Вы скоро увидитесь. Сейчас она не может прерваться — она диктует. Дайте мне объяснить. До сих пор я ежедневно проводил несколько секунд в тесной мысленной связи с Майком, всего лишь несколько секунд, но у меня оставалось ощущение, как после целого восьмичасового рабочего дня. А потом я сразу диктовал все, что он вложил в меня, на кассету. Затем те, кто уже научился различать марсианские слова, делали полную запись на бумаге.

Потом Мириам печатала их на специальной машинке, а уж этот окончательный экземпляр выверяли мы с Майком, чаще всего он, но времени у него крайне мало.

Но теперь Майк грокнул, что лучше ему отослать нас с Мириам, чтобы мы завершили работу, вернее, он грокнул, что мы скоро грокнем такую необходимость. Поэтому он записывает сразу столько, что мы будем трудиться месяцы или годы. Кроме того, у нас есть кипы лекций Майка по-марсиански, их тоже нужно будет расшифровать, когда завершим работу над словарем.

Думаю, что нам с Мириам скоро придется уехать, потому что, несмотря на свою занятость, Майк сумел поменять методику работы. Здесь восемь спален с магнитофонами. Все, кто умеет — Пэтти, Джилл, я, Мириам, ваша подруга Элли, еще кое-кто, — по очереди дежурят в этих комнатах. Майк вводит нас в транс, вливает в нас язык — определения, идиомы, понятия— и все за какие-то мгновения, хотя нам они кажутся часами… а потом мы сразу начинаем диктовать все, что он нам «влил», пока оно еще свежо в памяти. Но не всякому такое удается. Необходимо хорошее произношение, умение мысленно слиться с другим, находясь в трансе, и затем выдать результаты. Сэм, например, освоил все, кроме произношения, Бог знает, как ему это удается, но он говорит по-марсиански с типичным для Бронкса акцентом. И мы не можем его использовать, потому что это вызовет кучу ошибок. Вот чем занята Элли, она диктует. Она наполовину погружена в транс, необходимый для полного воспроизведения. Если ее прервать, она забудет все, что еще не записала.

— Грокаю, — согласился Джубал. — Хотя Бекки Вези в виде специалиста по марсианскому языку… Это меня потрясает. Однако она всегда была одним из лучших экстрасенсов, пока выступала на сцене. Могла прочесть такие мысли, что любой лопух пугался до смерти. Махмуд, если вам необходим мир и покой, почему бы вам не приехать домой? У нас полно места.

— Может быть. Ожидание существует.

— Милый, — серьезно произнесла Мириам, — мне бы этого очень хотелось, если Майк выгонит нас из Гнезда.

— Если мы грокнем, что пора уезжать, ты хотела сказать?

— Это одно и то же.

— Верно, дорогая. А когда тут едят? Что-то мне так сильно хочется поесть, ну совсем не по-марсиански. В Гнезде-то было лучше.

— Нельзя же ожидать от Пэтти, чтобы она работала над вашим проклятым словарем, следила за тем, чтобы всем тут было уютно, выполняла поручения Майка да еще подавала обед, как только вы все проголодаетесь. Ох, Джубал, Махмуд никогда не станет жрецом — он раб собственного желудка.

— Я тоже.

— А вы могли бы помочь Пэтти, — добавил ее муж.

— Грубый намек. Ты же знаешь, что мы помогаем — насколько она позволяет, а Тони почти никого не пускает в кухню. — Она встала. — Идем, Джубал, поглядим, что готовят. И Тони будет приятно, если вы посетите его кухню.

Отправившись с ней, Джубал познакомился с Тони, тот хмурился, пока не увидел, кто пришел с Мириам, после чего с гордостью, сияя, стал хвастаться своей «мастерской», сопровождая похвальбу упреками в адрес негодяев, разрушивших «его» кухню в Гнезде. Все это время ложка сама по себе продолжала помешивать соус для спагетти.

После того Джубал отказался воссесть во главе длинного стола, он занял место в уголке. На одном конце стола царила Пэтти, а во главе стола остался пустой стул… однако у Джубала возникло ощущение (которое он тут же подавил), что там сидит Человек с Марса и все, кроме него, его видят.

А напротив него оказался доктор Нельсон.

Джубал понял: он бы удивился, если бы доктора Нельсона здесь не было. Кивнув, он произнес:

— Привет, Свен.

— Привет, док. Разделим воду.

— Никогда не испытывай жажды. Что ты тут делаешь — лечишь?

Нельсон покачал головой:

— Учусь медицине.

— И как?

— Выучил, что медицина не нужна.

— Спросил бы меня, я бы тебе и так сказал. Ван здесь?

— Нынче вечером или завтра утром. Его корабль сегодня приземлился.

— Он часто приезжает? — осведомился Джубал.

— Он учится заочно, много времени тут проводить не может.

— Приятно будет повидаться. Уже с год его не видел.

Джубал заговорил с соседом справа, и Нельсон обратился к Доркас, сидевшей справа от него. Джубал ощутил все то же напряженное ожидание, в воздухе словно разряды пролетали — он уже не раз чувствовал то же самое, но теперь ощущение усилилось. Ничего такого, во что он мог бы ткнуть пальцем, тихий семейный обед, все свои, всем хорошо. Но вот вокруг стола поплыл стакан с водой. Настал черед Джубала, он сделал глоток, передал воду девушке, сидевшей слева (глаза у нее были круглые, и она явно испытывала благоговейный трепет, даже не решаясь заговорить с ним), сказал:

— Предлагаю тебе воду.

Она выдавила из себя:

— Спасибо, отец… Джубал.

Больше он от нее ничего не добился. Завершив круг, стакан доплыл до пустого стула во главе стола, в нем оставалось еще немного воды. Стакан поднялся, наклонился, вода вылилась и исчезла, а сосуд опустился на скатерть. Джубал решил, что принял участие в церемонии Воды, принятой в Сокровенном Храме… возможно, в его же честь. Однако это не походило на вакханалию, которая, как он полагал, сопутствовала ритуалу. Может, потому что они были в новом месте? Или же он придал непонятным событиям тот смысл, какой в них желало найти его естество?

Может, они решили обойтись скромной церемонией из уважения к нему?

Похоже, но он испытал раздражение. Да, хорошо, что ему не пришлось отказываться от предложений, каких он не мог уже желать. Впрочем, подобного ему не хотелось в любом возрасте, уж таковы его вкусы.

Но все же, проклятие! «Не надо заговаривать о катании на коньках, Бабуля такая старенькая, такая хрупкая, невежливо и упоминать… Хильда, ты предложишь игру в домино, а мы все тебя поддержим, — Бабуля обожает играть в домино. А кататься пойдем в другой раз, ладно, детки?»

Джубалу стало обидно, он бы выбрал коньки, даже если бы ему это грозило переломом бедра.

Но ему удалось прогнать тяжкие мысли прочь с помощью человека, сидевшего справа. Его звали Сэм.

— Очевидно было, что придется отступать, — убеждал его Сэм. — Из яйца должен был вылупиться птенец, теперь мы просто разъедемся. Конечно, у нас по-прежнему будут неприятности, общество ведь не может допустить, чтобы ему безнаказанно бросали вызов. А мы бросаем вызов всему, от неприкосновенности собственности до неприкосновенности брака.

— И собственности тоже?

— В том виде, в каком она существует сегодня. Пока что Майк настроил против себя лишь нескольких жуликов-игроков. Но что произойдет, если появятся тысячи, десятки и сотни тысяч людей, для которых банковский сейф — не помеха, которых может остановить лишь самодисциплина? Конечно, она куда сильнее, чем все ограничения, налагаемые законом, но ни один банкир не способен этого грокнуть, пока сам не пройдет по тернистому пути познания… а тогда он перестанет быть банкиром. Что произойдет с биржей, когда просвещенные смогут угадывать, каков будет курс акций?

— А тебе это известно?

Сэм покачал головой:

— Не интересует. Но Саул, вон он, тот здоровенный еврей, мой кузен, он старается это грокнуть, вместе с Элли. Майк велит им быть поосторожнее, не допускать больших выигрышей. Они завели дюжину подставных счетов, но вообще-то любой из нас может заработать сколько угодно денег на чем угодно: недвижимость, акции, скачки, азартные игры, называйте что хотите, состязаясь с непроснувшимися. Нет, деньги и собственность не исчезнут, Майк говорит, что оба понятия еще пригодятся, но он вывернет все наизнанку и людям придется учить новые правила (и трудно же им придется, как раньше нам) или же они безнадежно отстанут от жизни. Что станет с «Лунными предприятиями», когда отсюда до Луна-Сити можно будет добраться с помощью телепортации?

— Покупать их акции или, наоборот, распродать все до единой?

— Спросите Саула, может, он использует нынешнюю корпорацию, а может, доведет ее до банкротства. А может, не станут грокать их столетие-другое. Но подумайте о любом занятии. Как учитель сможет управляться с ребенком, если тот знает больше, чем он? Что станет с врачами, когда все будут здоровы? Что будет с производством ткани и одежды, когда одежда станет ненужной, а женщины перестанут уделять столько внимания нарядам (полностью избавить их от этого интереса никогда не удастся), когда всем будет плевать на то, что их застукали на публике с голой задницей? В какую форму будет облечена «проблема ферм», если сорнякам велят не расти, а урожаи можно будет собирать и без помощи «Международной организации жнецов»? Называйте, что хотите, наше учение изменит все до неузнаваемости. Возьмите лишь одно изменение, которое потрясет основы семьи и брака — в их современном виде — и собственности. Джубал, знаете ли вы, сколько наша страна ежегодно тратит на приспособления и лекарства, чтобы решить мальтузианскую проблему?