Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране

— Телепортация, понимаете? Что вам так трудно грокнуть, Джубал? Вы же сами советовали мне раскрыть глаза и рассмотреть чудо. Вот я открыл глаза — и чудеса произошли. Правда, вовсе они не чудеса, не более, чем радио. А вы способны грокнуть радио? Или стереовидение? Или компьютеры?

— Я? Нет.

— Я тоже. Но мог бы, если бы я потратил время да попотел хорошенько над языком электроники, ничего чудесного тут нет, просто очень сложно. Телепортация дается легко, если знаешь язык, только сам язык освоить трудновато.

— Бен, ты умеешь телепортировать вещи?

— Я? Нет, в детском саду этого не изучают. Меня и дьячком назначили лишь потому, что я был среди Первопризванных. Но я уже дошел почти до Четвертого Круга. Начинаю контролировать собственное тело. Пэтти — единственная среди нас, кто постоянно пользуется телепортацией… но не уверен, что она способна делать это без помощи Майка. Майк-то уверяет, что она все умеет делать сама, но Пэтти удивительно скромна и наивна для такого гения, и она ощущает себя зависимой от Майка. Что ей вовсе ни к чему. Джубал, вот что я грокаю, Майк нам теперь не так уж и нужен. Вы могли бы стать Человеком с Марса. Или я. Майк — словно тот, кто первым обнаружил огонь. Огонь-то существовал всегда, и после того, как другие узнали, как им пользоваться, все научились… все, у кого хватает ума не обжечься. Понимаете?

— Пожалуй.

— Майк — наш Прометей, вот и все. Майк постоянно это подчеркивает. Ты есть Бог, я есть Бог, он есть Бог. Все, что грокает. Майк — человек, такой же, как мы. Конечно, выше нас; если б он был мелочным, то, имея все, чему его успели обучить марсиане, он мог бы выставить себя в роли божка… Но Майк выше такого искушения. Прометей… вот и все.

— Но Прометей дорого заплатил за то, что принес людям огонь, — медленно промолвил Джубал.

— А Майк?! Он работает по двадцать четыре часа в сутки все семь дней в неделю, чтобы научить нас играть со спичками, не обжигаясь. Джилл с Пэтти попытались ввести ограничения, одна ночь в неделю — отдых, это было до того, как я к ним присоединился. — Кэкстон улыбнулся. — Но Майка не остановишь. Городок набит притонами, где играют в азартные игры, а вообще-то они тут запрещены. И вот Майк провел свою свободную ночь, играя во все азартные игры, и везде выигрывал, Его пытались поймать, убить, напоить снотворным, насылали на него громил, а он лишь завоевал репутацию самого удачливого человека в городишке… и в Храм повалил народ. Тогда его попытались не пускать — и совершили ошибку. Колоды карт не раскрывались, колеса рулеток не крутились, кости выпадали со всеми очками сразу… Наконец с ним смирились… Его лишь просили переходить в другое заведение после того, как он выигрывал несколько кусков. Он всегда соглашался — если просили вежливо.

Так что против нас сложился еще один блок, — добавил Кэкстон. — Не только фостериты и прочие церкви, но теперь еще и синдикаты, и городские власти. Думаю, работенку с нашим Храмом провернули профессионалы, вряд ли к этому делу причастны головорезы-фостериты.

Пока они беседовали, в комнату то и дело входили и выходили люди, собирались группками, и Джубал постоянно ощущал исходившее от них совершенно необычное ощущение: неспешная расслабленность в сочетании со стремительным напряжением. Никто не волновался, никто не торопился… однако все их действия явно были целенаправленными, даже явно неожиданные, такие, как поцелуи при встрече, приветствия. Джубалу казалось, будто каждое их движение было выверено хореографом.

Покой и всевозрастающее напряжение, вернее, ожидание, решил он. Люди были напряжены, но не мрачны, что-то это напоминало Джубалу. Отделение хирургии? Мастер работает — и никакого шума, никаких лишних движений?

И тут он вспомнил. Много лет назад, когда в первых исследованиях космоса применялись ракеты на химическом топливе, ему довелось присутствовать в бункере при отсчете времени. Те же приглушенные голоса, покой, разнообразные скоординированные действия и то же самое растущее ощущение возбужденного ожидания. Они ждали «целостности», безусловно. Но какой? Почему они выглядели такими счастливыми? Их Храм и все, что они строили, разрушено… а они ведут себя, словно дети накануне Рождества.

Джубал заметил, что нагота, так подействовавшая на Бена во время его первого посещения Гнезда, здесь почти не практиковалась, хотя вокруг были только свои. Если кто и появлялся в обнаженном виде, Хэршо не обращал на них внимания, настолько его захватило чувство единения со всей семьей.

Однако он обратил внимание не на кожу, но на великолепнейший каскад черных волос, украшавший молодую женщину, — войдя, она поговорила с кем-то, послала Бену воздушный поцелуй, серьезно глянула на Джубала и вышла. Джубал проводил ее взглядом, наслаждаясь видом массы волос цвета полуночи… Лишь когда та вышла, он понял, что иной одежды, кроме столь божественной красоты, на ней не было. А потом сообразил, что она — не первая, кого он тут встретил в обнаженном виде.

— Это Руфь, — сообщил Бен, перехватив его взгляд. — Новая верховная жрица. Она вместе с мужем уезжала, чтобы подготовить еще один храм, по-моему. Я рад, что они вернулись. Похоже, вся семья скоро соберется.

— Великолепная грива. Хотелось бы мне, чтобы она тут задержалась.

— А что же вы ее не подозвали?

— А?

— Руфь наверняка заходила лишь затем, чтобы посмотреть на вас, они же только что приехали. Разве вы не обратили внимания на то, что нас в большей части оставляют в покое?

— Да, пожалуй…

Джубал ехал сюда, настороженный, готовый пресечь всякие попытки к интимному общению, а теперь оказалось, что он собрался преодолеть ступеньку, которой там попросту не было. С ним обращались гостеприимно, но сравнить можно было скорее с кошачьей вежливостью, чем с чрезмерным дружелюбием собаки.

— Всем жутко хочется вас увидеть, но они испытывают такое благоговение, что не решаются подойти поговорить.

— С кем? Со мной?

— Да, я же говорил вам прошлым летом. Вы — настоящий миф, нечто мистическое, и куда более грандиозное, чем в жизни. Майк поведал им, что вы — единственный среди всех известных ему людей, кто способен «грокнуть в целостности», не зная марсианского. Многие подозревают, что вы умеете читать мысли не хуже Майка.

— Чушь какая! Надеюсь, ты их разубедил?

— Ну кто я такой, чтобы разрушить миф? Если вы и вправду умеете читать мысли, вы же все равно не сознаетесь. Они побаиваются вас, вы же поедаете младенцев на завтрак, а уж если зарычите, земля содрогнется. Позови вы любого, он будет в восторге… но никто не станет вам навязываться. Им известно, что стоит вам заговорить — и даже Майк встает по стойке «смирно».

Джубал произнес всего одно слово, краткое, но очень выразительное.

— Конечно, — согласился Бен, — Майк просто ослеплен, я же говорил вам: он всего лишь человек. Но вы — святой покровитель нашей церкви, и никуда вам от этого не деться.

— Ох… а, вон идет та, кого я хорошо знаю, вон она вошла. Джилл! Джилл! Иди сюда, милая!

Женщина неуверенно обернулась.

— Я — Доун. Но благодарю вас. — Она приблизилась, и Джубал решил, что она собирается его поцеловать, но вместо этого женщина опустилась на колени, взяла его руку и поцеловала. — Отец наш Джубал. Приветствуем вас, пьем вашу мудрость.

Джубал вырвал руку:

— О Господи, детка! Вставай, присядь. Поделимся водой.

— Да, отец Джубал.

— Что? Зови меня просто Джубал, да скажи остальным, что мне не очень нравится, когда со мной обращаются, как с прокаженным. Я ведь пришел в лоно семьи — надеюсь.

— Да… Джубал.

— Надеюсь, меня будут звать Джубалом и обращаться так же, как с остальными братьями по воде. Тот, кто осмелится проявить в отношении меня почтение, останется в школе после уроков. Грокаешь?

— Да, Джубал, — согласилась она, — я так им и сказала.

— Как?

— Доун скорее всего сообщила Пэтти, — пояснил Бен, — а Пэтти уже передает ваше пожелание остальным. Тем, кто умеет слышать «внутренним ухом», а они передадут дальше, тем, кто пока глуховат, вроде меня.

— Да, — согласилась Доун, — только я передала все Джилл, потому что Пэтти вышла за чем-то, что нужно Майку. Джубал, вы смотрели новости по стерео? Так интересно!

— Что? Нет, не смотрел.

— Ты имеешь в виду события в тюрьме, Доун?

— Да, Бен.

— Мы еще не обсудили их… Джубал, Майк не просто взломал дверь и убежал домой — он сотворил несколько чудес, чтобы им было о чем подумать. Уходя, он уничтожил все запоры, все двери в окружной тюрьме… а заодно и в тюрьме штата, разоружил всю полицию. Частично для того, чтобы им было чем заняться, а частично потому, что Майк попросту не выносит, когда человека держат взаперти — по каким бы то ни было причинам. И я с ним согласен.