Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране

— Соответствует, — признал Джубал. — Майк такой нежный. Согласен, ему самому становится больно, когда кого-то держат под замком.

Бен покачал головой:

— Майк вовсе не нежен, Джубал. Убить кого-то — тут он волноваться не станет. Но он анархист в высочайшем смысле этого слова. Держать человека взаперти — «неправильность». Свобода «Я» — и полная личная ответственность за это «Я». Ты есть Бог.

— И в чем же конфликт, сэр? Убить бывает необходимо. Но ограничить человека в свободе его передвижения означает совершить проступок против его целостности, да и вашей тоже.

Бен поглядел на него.

— Майк прав, вы грокаете полностью — так же, как и он. А я не совсем… я еще учусь. Как власти все это воспринимают, Доун? — спросил он.

Она хихикнула:

— Будто разворошили осиное гнездо. Мэр просто пеной исходит. Он затребовал помощь от штата и от Федерации, и он ее получил. Мы видели, как приземлялись машины с войсками. Но стоит им вылезти, как Майк их тотчас разоблачает, не только оружие исчезает, но и одежда, и ботинки. А едва все вылезут, как машина тоже пропадает.

— Думаю, он будет пребывать в отключке до тех пор, пока они не сдадутся, — решил Бен. — Слишком много деталей, эдак ему придется заниматься ими очень долго, целую вечность.

Доун задумалась:

— Вряд ли, Бен. Это мне бы пришлось впасть надолго, чтобы справиться даже с десятой частью, но я так грокаю, что Майк бы управился, даже катаясь на велосипеде, к тому же стоя головой на седле.

— М-м-м… не уверен. Не знаю, я-то пока играю в песочнице, леплю куличики. — Бен встал. — Иногда вы, творящие чудеса, меня слегка тревожите, детка. Пойду погляжу новости. — Он поцеловал ее. — А ты пока развлеки папочку Джубала, он любит маленьких девочек.

Кэкстон вышел, а за ним помчалась пачка сигарет, в дверях она всунулась к нему в карман.

— Это ты? Или Бен? — спросил Джубал.

— Бен, он вечно забывает сигареты, и они носятся за ним по всему Гнезду.

— Х-м-м-м… А неплохие куличики он выпекает.

— Бен продвигается куда быстрее, чем признает сам. Он — святой человек.

— Х-м-м-м… Доун, ты — та самая Доун Ардент, которую я встречал в храме Фостера, не так ли?

— Ой, вы запомнили! — Можно было подумать, он дал ей леденец на палочке.

— Конечно. Но ты очень изменилась, стала еще прелестнее.

— Так и есть, — просто ответила она. — Вы приняли меня за Джиллиан. Она намного прекраснее.

— А где же она? Я думал, мы с ней сразу встретимся.

— Работает. — Доун помолчала. — Но я позвала ее, скоро она придет. — Она снова помолчала. — Мне нужно заменить ее, извините.

— Беги, детка.

Она вышла, а рядом с ним присел доктор Махмуд.

Джубал мрачно поглядел на него.

— Мог бы сообщить мне, что приехал в страну, а то пришлось мне знакомиться с крестницей благодаря доброте змеи.

— О Джубал, вы всегда так чертовски спешите.

— Сэр, когда человеку уже… — Джубал умолк, чьи-то руки прикрыли ему глаза, чей-то голос потребовал:

— Отгадай, кто!

— Вельзевул?

— Еще раз!

— Леди Макбет?

— Теплее, третья попытка — или погибай!

— Джиллиан, прекрати, садись рядом.

— Да, отец. — Она повиновалась.

— Да перестань звать меня отцом, это годится только дома. Сэр, я начал говорить: когда человеку столько лет, сколько мне, приходится поневоле поторапливаться. Каждый восход солнца — бесценная жемчужина… возможно, за ним никогда уже не последует закат.

Махмуд улыбнулся:

— Джубал, вам кажется, что если вы перестанете поскрипывать костями, так и весь мир остановится?

— Естественно, сэр, с моей точки зрения. — К ним неслышно присоединилась Мириам, присела возле Джубала. Он обнял ее.

— В это время мне, возможно, вовсе не захочется лицезреть твою отвратительную морду… или даже нечто более приятное, к примеру, физиономию моей бывшей секретарши…

— Босс, вы что, собрались пнуть его в живот? — шепнула Мириам. — Я исключительно прекрасна, так утверждает высшая власть.

— Потише, вот крестницы — другая категория. Ты не отослала мне открытку, и я мог бы не увидеть Фатиму Мишель. В таком случае я бы стал являться тебе в качестве призрака после моей смерти.

— В таком случае, — заметила Мириам, — вы бы заодно повидались и с ней, понаблюдали бы, как она втирает себе в волосы тертую морковь. Отвратительное зрелище.

— Я говорил в метафорическом смысле.

— А я в прямом. Жуток неряшливый едок.

— А почему, — тихо спросила Джилл, — вы выражаетесь «метафорично», босс?

— Что? А, дело в том, что «привидение», как понятие, мне вовсе не нужно, разве что как фигура речи.

— Но в них есть нечто большее, — настаивала Джиллиан.

— Может быть. Предпочитаю встречать малюток во плоти, считая и мою собственную.

— Да я о том и говорю, — вмешался Махмуд, — вы еще не скоро умрете, Джубал. Майк вас грокнул и уверяет, что у вас впереди еще много лет.

Джубал покачал головой:

— Я установил предел в три года несколько лет назад.

— Какие три? — невинно осведомилась Мириам. — Те, что прожил Мафусаил?

Он тряхнул ее за плечи:

— Неприлично так себя вести!

— А Махмуд говорит, что женщины должны вести себя не прилично, лишь бы их не было слышно.

— Твой муж говорит верно. В тот день, когда на моих часах покажется цифра «3», я выйду из своей телесной оболочки, неважно, по-марсиански или воспользовавшись моими собственными, весьма грубыми методами. Этого вам у меня не отнять.

— Согласна, Джубал, — медленно промолвила Джилл, — но не рассчитывайте, что это будет скоро. Ваша целостность еще не пришла. Элли составила ваш гороскоп на прошлой неделе.

— Гороскоп?! О Господи! И кто такая «Элли»? Как она посмела! Покажите-ка мне ее! Проклятие, я сдам ее в Бюро по трудоустройству!

— Вряд ли вам это удастся, Джубал, — вставил Махмуд, — она тоже трудится над нашим словарем. А «кто такая» — мадам Александра Везант.

Джубал пришел в восторг:

— Бекки?! Она тоже попала в ваш сумасшедший дом?

— Да, это Бекки. Мы зовем ее Элли, потому что у нас есть еще одна Бекки. Не смейтесь над ее гороскопами, Джубал, она наделена даром ясновидения.

— Чушь собачья, Махмуд! Астрология — ерунда, и ты сам это знаешь.

— Естественно. Элли тоже это известно. А большинство астрологов всего лишь неуклюжие мошенники. Тем не менее Элли занимается ею даже более прилежно, чем прежде, используя марсианскую арифметику и марсианскую астрономию, они куда полнее наших. Это ее способ грокать. Можно пользоваться чашей с водой, хрустальным шаром или куриными потрохами, средства не имеют значения. Майк посоветовал ей пользоваться знакомыми символами. Но дело все в том, что она действительно наделена даром ясновидения.

— Черт возьми, и что ты под этим разумеешь?

— Способность грокать вселенную полнее, чем то, что находится в непосредственной близости. У Майка этот талант возник благодаря многим годам марсианского обучения, а Элли была самородком, наполовину усвоившим все необходимое. И неважно, что она пользовалась настолько бессмысленной штукой, как астрология. Четки ведь тоже не имеют смысла — мусульманские четки, я не собираюсь критиковать приверженцев чужой веры. — Сунув руку в карман, Махмуд извлек четки и начал их перебирать. — Если вам кажется, что игра в покер пойдет лучше, стоит вам только повернуть свою шляпу вокруг головы — стало быть, вам это помогает. А то, что в шляпе не заключено никакой волшебной силы, несущественно.

Поглядев на исламский символ, Джубал решился задать вопрос:

— А ты все еще правоверный? Я-то думал, что ты до конца примкнул к церкви Майка.

Махмуд убрал четки.

— Я принадлежу и к той, и к другой церкви.

— Махмуд, да они же несоединимы!

— Лишь на поверхности. Можно сказать, что Мириам приняла мою веру, а я ее. Но, Джубал, возлюбленный брат мой, я по-прежнему остаюсь рабом Божьим, покорным Его воле… и тем не менее могу повторить: «Ты есть Бог, и все, что грокает, есть Бог». Наш Пророк никогда не утверждал, что он — последний из всех пророков, и он не настаивал на том, что ему удалось сказать последнее слово. Покорность воле Божьей не означает, что мы становимся роботами, неспособными на выбор — и грех. Покорность может включать в себя, да и включает, полную ответственность за то, каким образом и я, и каждый из нас формирует вселенную. Она наша, мы можем превратить ее в райский сад… или изгадить и разрушить. — Он улыбнулся. — «С Богом все возможно», да позволено мне будет сделать такое заимствование, кроме единственной Невозможности: Бог не может избежать самого себя, он не может отречься от собственной полнейшей ответственности, и он вечно должен подчиняться собственной воле. Ислам пребудет… Нельзя перекинуть на кого-то власть… Она принадлежит ему… тебе… Майку.