Жемчужный узел - Дарья Прокопьева
– Думаете, я тоже забуду? Это время на озере?
– Я сказал, что забываешь многое. Но не все.
Этот уклончивый ответ вызвал улыбку. Она была неуверенной, как первый луч солнца, скользнувший в комнату меж неплотно задернутых штор.
– Думаю, ты готова отправляться. Решила, куда?
– Уже? – опрометчиво сорвалось с губ. Она тут же попыталась отшутиться: – Вам так надоело мое общество?
– Почему же? Нет. Но людям не место в Нави, хотя они сюда так стремятся.
Лизавета нахмурилась. Желание попасть в Навь означало стремиться к смерти, что в ее мире считалось грехом.
Леший заметил, как она изменилась в лице, и рассмеялся:
– Нет, я говорю не о самоубийцах, хотя таких и хватает. Но ты когда-нибудь обращала внимание, как смертельна для людей сама природа? Заблудиться, замерзнуть, напороться на дикого зверя, отравиться какой-нибудь ягодой – лишь часть опасностей, которые подстерегают в моих владениях.
С каждым слогом улыбка его гасла. Голос становился размеренным, словно он не говорил, а пел ритуальную песню. За окном, словно вторя ему, потемнело: солнце скрылось за облаком, ветер заиграл в ветвях. По спине Лизаветы пробежали мурашки – что это, проснувшийся страх перед Навью-Природой?
– Чем ближе вы к природе, тем ближе граница с Навью – неспроста за мир духов отвечает та же Матерь. Поэтому в лесу людям не стоит задерживаться надолго. Поняла, мелочь?
Наваждение спало. Солнце вернулось, лучи его легли на стол между Лизаветой и Лесьяром, нежно огладили ее руку.
Леший отсалютовал кружкой:
– Поняла, почему тебе пора отправляться?
Она нехотя кивнула. Что бы он ни говорил, часть своей души Лизавета уже навечно отдала Нави.
Глава 27
И все же, несмотря на все чувства, Лизавета выбрала дом. Она не желала снова обманываться и подвергать свою жизнь опасности, что на озере было теперь неизбежно. Лесьяр принял ее решение, не споря и ни о чем не спрашивая.
Если во время путешествия с Ладом и Яром мир вокруг словно смывал мощный поток, то на этот раз его будто поглотила листва. На мгновение Лизавета оказалась в коконе из ветвей, а когда те отступили, – обнаружила себя на опушке совсем иного, уже не хвойного леса. Позолоченные осенью деревья приветствовали ее тихим шорохом.
– Где мы? – спросила Лизавета, еще глядя на их макушки.
Ответ не потребовался: она поняла сама, едва опустив взгляд. Лесьяр перенес ее на холм недалеко от стен Звонкого града, в котором она провела почти всю свою жизнь.
– Ближе не могу. Вини в этом своих сородичей, если хочешь, – это они весь лес повырубили, одни проплешины остались, – леший говорил неприязненно, но не зло, будто смирился. – Дальше придется пешком.
Путь был неблизкий. Лизавете предстояло спуститься с холма по довольно крутому склону, подобраться к окраинам, сейчас еще заполоненным людьми, но главное – пройти через городские ворота. Пустят ли ее вот так запросто? Лизавета не знала.
– Вот, возьми, мелочь. – В отличие от нее, Лесьяр подготовился. – Здесь деньги, вода и немного хлеба с сыром. Тут еще полдня идти, а с твоими ногами – и того больше. Пригодится.
– Спасибо. – От такой заботы в груди Лизаветы потеплело.
Леший только рукой махнул: мол, ерунда. Но все же ей была приятна помощь навьего жителя. Совсем недавно вера Лизаветы в их схожесть с людьми пошатнулась, а вместе с ней – и ее собственные идеалы. Поступок Лесьяра вселял надежду на то, что она не ошиблась, когда подумала, что духи природы не особенно отличаются от людей и добрых везде в достатке.
– Ладно, ступай. – От ее благодарного взгляда Лесьяру как будто стало неловко: он вдруг заторопился распрощаться. Но тут же пошел на попятную: – Хотя погоди. Сейчас я…
Он вдруг принялся стягивать теплый зипун[6]. Минута – и вот он уже приятной тяжестью лег Лизавете на плечи. Та невольно зажмурилась от удовольствия: стылой осенью подобной одежды как раз не хватало.
– Не благодари, – поспешил предупредить Лесьяр. – Я не от доброго сердца это делаю. Обидно будет, если я так расстарался, а ты до дому пару верст не дойдешь.
Лизавета послушно смолчала, но улыбнулась так, что он отвел взгляд.
– Ну, бывай, мелочь. Надеюсь, не свидимся.
Это было хорошее пожелание, и все же на душе у Лизаветы стало тоскливо, когда Лесьяр исчез, подняв за собой вихрь листвы. Пришлось похлопать себя по щекам, чтобы не прослезиться, – не время давать слабину. Лесьяр был прав: до дома шагать ей еще и шагать.
Поначалу, впрочем, дорога давалась легко. Спуск оказался не таким крутым, каким она его представила, – резво бежать по нему помогали протоптанные окрестными жителями тропы. Лизавета шла и чувствовала, словно ветер подталкивает ее в спину, – так ей было бодро, легко!
Только спустившись, она поняла, чего ей это стоило. Лизавета вдруг обнаружила, что умудрилась запыхаться, а когда задышала как следует, полной грудью – горло засаднило от холодного воздуха. Погода портилась. Лизавета с тревогой поглядела на небо, которое постепенно затягивали сизые тучи. Она уже опасалась простуды, а если еще и дождь пойдет…
Увы, идти быстрее она не могла. Никаких проезжих экипажей или хотя бы телег не предвиделось: Лизавета шла в стороне от главного тракта. Да и там если бы кто и ехал, то от города – не к нему. Она могла рассчитывать лишь на свои силы, которые медленно угасали.
Когда от слабости начали закрываться глаза, Лизавета остановилась. Отпила оставленной Лесьяром водицы, закусила – однако легче не стало. Наоборот, после привала ноги заныли сильнее и едва не отказались сгибаться. Все тело требовало отдыха, но темнеющие тучи над головой намекали: задерживаться не стоит. К тому же идти оставалось всего ничего – пожалуй, чуть больше версты. Обидно было бы сдаться на середине пути.
Она двинулась дальше. Но когда от городских ворот ее отделяло чуть больше десятка шагов, хлынул ливень – сразу, без предупредительной пары капель. Лизавету накрыла стена воды, которая оказалась разом везде: за шиворотом, в глазах, на губах…
– Нет… – Лизавета невольно слизнула несколько капель и вздрогнула.
На языке осталась соль – с неба лилась морская вода. Лизавета задрожала уже не от холода, а от испуга. Яр шел за ней, все же решив утянуть на морское дно. Нашел, видимо, способ обойти запрет, не спрашивать ее согласия!
В панике Лизавета сорвалась с места и почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Она запнулась и полетела прямо в грязь: белое платье тут же окрасилось черным, колени заныли. Кто-то оказался рядом, протянул руку, но она отшатнулась, вскочила сама и понеслась к воротам так быстро, как только могла без риска снова упасть.
Лишь там, укрывшись в проходе от дождя, она смогла выдохнуть. Ее все еще немного трясло. Лизавета обняла себя за плечи, пытаясь успокоиться, но напугалась еще больше, заметив, что капли по ее рукам текут не вниз, а вверх – мистическим, пугающим обещанием.
– С вами все в порядке? – мужской голос, раздавшийся рядом, вновь пробудил желание бежать.
Однако перед ней стоял не Яр, а незнакомец – мужчина, годящийся ей в отцы, в расшитом кафтане, прилично выглядевшем даже после дождя. Он обеспокоенно глядел на Лизавету, и что-то в этом взгляде заставило ее довериться и признаться:
– Нет.
– Я могу отвезти вас домой? Не думайте, вы не к одинокому мужчине в телегу садитесь – я путешествую с женой. – Он оглянулся через плечо на повозку, которую осматривала стража, – там и впрямь сидела миловидная женщина. – Ну, что скажете?
«Разве может быть хуже?» – подумала Лизавета и согласилась. Мужчина помог ей забраться в телегу, его жена тут же запричитала, достала откуда-то шаль, закутала в нее Лизавету по самый нос. Та только и могла что рассыпаться в благодарностях: на большее сил попросту не было.
– Как же ты одна за городом оказалась? – женщина все качала головой, но, благо, не требовала ответа.
Может, жена незнакомца и настояла бы позднее, да только до дома Лизаветы доехали быстро – и вот она уже соскочила на землю. Заезжий купец порывался проводить до двери, но она отказалась. Взамен пришлось дать зарок написать паре на постоялый двор, где они остановились, и сообщить о своем здоровье. Только
