Жемчужный узел - Дарья Прокопьева
Дождь к тому времени уже заметно стих, превратился в редкую морось. Соленый вкус пропал, теперь капли текли куда надо – похоже, Яр попугал ее и отступил. Может, тем он и ограничится?
Лизавета не стала задумываться об этом. Решительно подобрав грязные юбки, она подошла к двери отчего дома. Но рука замерла, так и не дотронувшись до молоточка, – Лизавета неожиданно осознала, что ей страшно возвращаться домой. В голове осами жужжали мысли: «Что скажет отец? Как поведет себя мачеха? Как объяснили ее отсутствие друзьям?»
Но отступать было некуда. Закрыв глаза, Лизавета наконец постучала.
* * *
На пороге застыла Настасья.
У Лизаветы не было сил думать и что-то объяснять. Она лишь вымученно улыбнулась служанке, замершей в дверях, – а потом вдруг оказалась в ее теплых объятьях. Настасью не смущала грязь на одежде, помятый вид Лизаветы или что-то еще: она с радостью приняла возвращение потерянной подруги.
Поддерживая Лизавету, Настасья проводила ее в дом, в котором вмиг стало шумно и людно. Краем глаза Лизавета заметила мачеху – та всплеснула руками при виде падчерицы и тут же принялась отдавать указания: что-то о ванне, одежде и крепком бульоне. Лизавета не говорила – просто слушала, прислонившись плечом к приятно прохладной стене.
Она молчала, когда Настасья оставила ее отдыхать на диване в гостиной. Не произнесла ни слова, когда ее отвели в ванную, принялись нещадно тереть спину, а после – ласково расчесывать волосы. От тепла и заботы Лизавету разморило, глаза закрывались, движения стали вялыми и тяжелыми – руки медленно поднимались навстречу рукавам, ступни с трудом попадали в домашние туфли.
– Вам нужно поесть, господарыня, – настаивала Настасья, провожая ее в столовую. – К тому же батюшка ваш скоро вернется – ему будет приятно, что вы его дождались.
Лизавета кивала, соглашаясь, – спорить не хотелось и казалось бесполезным. Она послушно опустилась на стул, кивнула мачехе и взяла ложку. Бульон разлился внутри целительным теплом, и Лизавете впервые подумалось: может, не так уж и плохо просто вернуться домой.
А потом появился отец. Сначала она не увидела его, а услышала – хлопнула дверь, и мачеха тут же поспешила его встретить, чтобы с порога лихорадочно нашептать главную новость дня.
Что-то грохнуло и разбилось, отец воскликнул – да так громко, что на мгновение Лизавете показалось, будто он стоит прямо за спиной.
– Тише! – шикнула на него мачеха и снова забормотала так, что слов не различить, пока они не приблизились к дверям в столовую. – Будь с ней поласковее.
Лизавета заставила себя повернуться на звук шагов, улыбнулась устало.
– Лизонька… – отец вдруг растерял весь свой зычный голос.
Он подошел к ней медленно, словно боялся спугнуть, как лесного зверька. Лизавета сидела спокойно, давая разглядеть черты, и сама рассматривала отца. Тот постарел, цвет лица изменился, будто в него добавили серые краски.
– Ты вернулась? Как… что случилось? Как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке? – Лизавета не успевала отвечать на вопросы, и тогда отец просто схватил ее в охапку и стиснул в объятиях, словно желая убедиться, что она настоящая и никуда не сбежит. – Боже, ты же совсем тоненькая стала!
– Да? – неожиданное замечание заставило Лизавету разлепить губы: она не замечала, что изменилась еще и внешне. – Но я нормально питалась…
– Да уж, конечно! – отец только фыркнул. – Держали тебя, поди, впроголодь! Мне Марфа сказала, в каком ты виде пришла: волосы спутаны, коленки разбиты… Скажи, он обижал тебя, да?
Удивительно, но в голосе отца слышались отголоски надежды. Похоже, он хотел услышать, что водяной навредил Лизавете.
Но она не могла его так обрадовать.
– Нет. Это не водяной.
– А кто? Кто-то из его приспешников?
– Нет. – Лизавета покачала головой чуть настойчивее. – Со мной хорошо обращались. А это… просто случайность. Меня не могли доставить прямо к порогу, пришлось долго идти пешком, а потом я еще и споткнулась. Но никто мне ничего не сделал, правда.
– Тогда почему ты сбежала?
– Но я не сбежала. Я же сказала – меня отпустили, даже до… везли на окраину города. Все в порядке.
– Как же, как же, – отец покивал, явно не веря. – И с чего бы водяному тебя отпускать?
– Я попросилась домой. – Лизавета продумала ложь заранее, и теперь она легко срывалась с языка. – Раньше бы это не помогло, но за прошедшее время мы с Ладом… с водяным успели подружиться. Он хороший парень, если его поближе узнать. Все, что он сделал, произошло по глупости: хорохорился перед тобой, а потом не хотел признать, что все зашло слишком далеко. Но в его действиях не было никакого злого умысла.
– Но это ведь он так сказал?
Лизавета покачала головой.
– Нет, я поняла все сама, когда узнала его получше. – На самом деле, понять помогла Ольга, но эту правду Лизавета решила оставить при себе. – Поверь, Лад не желал никому зла. Никто из них не желал.
«Даже Инга», – додумала она про себя, и сердце сжалось от боли. Это, видимо, отразилось на лице: отец вдруг посмотрел на нее иначе, словно готовый восторжествовать.
– Я понял, – проговорил он благоговейно, будто ему открылась великая истина. – Тебя околдовали.
– Что? – тут уж Лизавета не выдержала и повысила голос. – Нет! Папенька, я же говорю…
– Тише, тише, – он вновь провел ладонью по ее волосам. – Не перетруждайся. Тебе нужно отдохнуть, выспаться. Да, думаю, со временем чары спадут и тебе станет лучше. А если нет, помнишь, я говорил про ведьму? Я ведь нашел такую, она поможет… Все пройдет.
Она даже рот открыла от возмущения: отец отказывался ее слушать! Ему не понравились ее слова, и он решил не обращать на них внимания. И более того – сделать так, чтобы другие последовали его примеру.
– Марфа, – окликнул он супругу. – Скажи служанке, чтобы соглашалась с ней во всем, насколько странными бы ни были ее речи. Думаю, будет спокойнее, если мы притворимся, что верим.
«Я же здесь, – хотелось сказать Лизавете. – Я все понимаю». Но отчего-то не могла. Руки ее опустились, голова поникла. Казалось, она готова была заплакать, но глаза оставались сухими, а сердце стало пустым. Она не чувствовала ничего: пропало разочарование, утихло раздражение, тоска осталась лишь тягучей нотой, далеким отзвуком.
Надо же, а ведь прежде она так хотела домой.
* * *
В дверь тихонько постучали. Лизавета открыла глаза и увидела знакомый с детства потолок, повернула голову – и наткнулась взглядом на дверь своей комнаты, которую открывала и закрывала тысячи раз.
В спальне царил полумрак: похоже, она задремала, едва рухнув на постель, еще в одежде и не успев разуться. С трудом Лизавета заставила себя сесть, протерла глаза кончиками пальцев и хрипло спросонья откликнулась:
– Да?
Тут же показалась Настасья. Лизавета не сдержала улыбки – сколько раз они сидели рядышком вечерами, обсуждая прошедший день. Настасья знала о ней больше родных и исповедника.
– Как вы, господарыня? – спросила та, без спроса усаживаясь на край кровати.
Лизавета хотела сказать «В порядке», но поняла, что солгать подруге не повернется язык. Приветливая улыбка ее вмиг стала грустной, и это не укрылось от Настасьи, которая озабоченно нахмурилась.
– Я не знаю, Настасьюшка, – прошептала Лизавета, будто боялась собственных слов. – Когда все случилось, я ужасно хотела домой. А теперь…
– А что же… – служанка запнулась, не уверенная, должно быть, стоит ли задавать вопрос, вертевшийся на языке. – Что же с вами все-таки случилось? Хозяин сказал, вы поехали тетю проведать, да только под лестницей знают, что у него никаких сестер нет, а с родней господарыни вы отродясь не общались. У нас разное говорили: то, мол, отец вас увез, чтобы замуж выдать; то якобы вас злому духу за удачу в делах продали.
Лизавета рассмеялась. Оба слуха показались ей забавными. Если бы отец и впрямь удачно выдал ее замуж, то обязательно сыграл бы пышную свадьбу – такую, чтобы полгорода потом о ней говорили. Что же касается злого духа…
– Ты не поверишь, но дух там и вправду был. Только не злой.
Настасья смотрела недоверчиво, явно ожидая, что вот сейчас Лизавета признается в шутке. Та вздохнула – и начала рассказывать все с самого начала, наблюдая, как с каждой минутой служанка меняется в лице. По первости она выглядела как ребенок,
