Жемчужный узел - Дарья Прокопьева
Упав на лавку рядом с Ладом, она толкнула его, заставляя подвинуться. Голоса Инги и Ольги убаюкивали, даром что те говорили на повышенных тонах. Лизавета не вслушивалась в слова, и они превращались в ничего не значащий шум – что-то там было про вещицу, которую Инга одолжила и не вернула, хотя та оказалась ей не особо и нужна…
Лизавета, не удержавшись, зевнула. Пришел черед Лада легонько ткнуть ее локтем. Когда Лизавета повернулась к нему, он покачал головой – не засыпай! И действительно, как тут заснешь, когда Ольга уже доставала обещанные калачи?
За едой разговаривали все больше о ерунде. Все четверо словно ощущали особый дух мира, воцарившийся в избе, и не спешили разрушать его, упоминая трагедию. Лад завел разговор о скором празднике урожая – Ольга, не особо любившая выходить к людям, закатила глаза, а Инга, наоборот, разве что в ладоши не захлопала от предвкушения. Лизавета в обсуждение не вступала: все равно ведь в итоге пойдут.
– Я, пожалуй, отлучусь, – наконец поднялась она.
– Куда? – Лад и Инга спросили одновременно: он – с беспокойством, она – с любопытством.
Губ Лизаветы коснулась улыбка.
– В деревню. Мне надо письмо отцу передать, да и с Добрыней давно толком не виделись.
– Я провожу! – с готовностью подскочил Лад.
Его слова напомнили Лизавете о недавнем разговоре, а вместе с ним – о Сбыславе и прочем. И не только ей: лица собравшихся вмиг помрачнели. Инга, прежде прислушивавшаяся к разговору, выскользнула из-за стола и отошла в сторону, разглядывая стены избы так, словно видела их впервые. Ольга тоже поднялась – похоже, вдруг решила, что пришло время проверить калачи на поду[5].
– Не стоит! – торопливо отмахнулась Лизавета от предложенной помощи.
Ладу ее ответ не понравился, тут и говорить нечего – все было видно по сведенным к переносице бровям. Лизавета наклонилась к нему поближе, чтобы он лучше ее расслышал:
– Не думаю, что со мной что-то случится по пути в деревню. С веслами я сама уже управляться умею, Инга меня научила. А от другого берега до Карасей идти-то всего ничего. Не переживай и не заставляй волноваться остальных.
Последнее было сказано не из заботы об Ольге и Инге – для Лизаветы сейчас они оказались лишь рычагом воздействия на Лада. Беспокоясь о своей подводной семье, он вполне мог отступить, оставить Лизавету одну. А ей только это и требовалось.
– Спасибо за обед, – на прощанье Лизавета махнула Ольге рукой. – Калачи были просто отменные, зря вы на себя наговаривали.
– Да это ж разве обед! – Ольга недовольно поморщилась, покосилась на Ингу. – Вот если бы кое-кто мне нож для дичи вернул, я бы вам такой расписной каравай сделала…
Лизавета остановилась как вкопанная.
– Понятно, что и с другим можно управиться, но он острее любого в этом доме, срез был бы ровненький, – по-своему трактовав ее взгляд, принялась объяснять Ольга.
В голове Лизаветы прозвучал другой голос: «Оружие было настолько острым…»
Она прерывисто вдохнула и оперлась ладонью о стол: показалось, еще мгновение, и колени предательски подогнутся. В ушах зашумело, в висках навязчивой болью билась страшная догадка.
Усилием воли Лизавета заставила себя не смотреть на Ингу. Она выдавила улыбку, надеясь, что ее натянутость спишут на нежелание выслушивать сетования Ольги. На него же можно было списать и поспешность, с которой она чудом не дрогнувшим голосом произнесла следующее:
– Тем не менее, выпечка была волшебной. И я бы с удовольствием отведала еще, если бы не нужно было в деревню. Можете оставить мне один!
Она проскользнула мимо Лада, вышла в сени – а уж оттуда вылетела пробкой. Сердце билось где-то у горла, грудь вздымалась, как после изнурительного бега. Лизавета оглянулась на закрывшуюся за ее спиной дверь, будто могла сквозь дерево разглядеть сидевшую за столом Ингу и за маской легкомысленности увидеть… хоть что-нибудь.
Инга вела себя пугающе обычно. Она не выглядела человеком, совершившим страшное преступление. Да, в день смерти Сбыславы она сильно нервничала – но тогда это, наоборот, было в порядке вещей. После же поведение Инги мало отличалось от того, как вели себя Лад и Ольга: она так же интересовалась поисками убийцы и недоумевала по поводу случившегося.
– Но могла ли она? – произнесла Лизавета одними губами.
Какой ей был прок? Инга со Сбыславой были одного роду и племени, они как будто понимали друг друга – вспомнить только, как на Ингу подействовала их первая встреча! Или дело как раз заключалось именно в этом?
Лизавета чувствовала, что теряется в догадках. Если предположить, просто допустить на мгновение идею о том, что Инга убила Сбыславу, то нужно…
Она снова нервно вдохнула.
Инга ведь была ее подругой. Она помогала ей, когда Лизавета хотела сбежать с озера, и поддерживала в попытках освоиться здесь. Даже сегодня, Инга пыталась предупредить ее, защитить от Яра. Лизавета не была готова поверить в то, что подруга нарочно настраивала ее против княжича, чтобы помешать их поискам.
В конце концов, все сводилось к выбору между дружбой и справедливостью. И попробовал бы кто-то сказать Лизавете, что выбор этот простой!
Она прикрыла глаза.
Перед мысленным взором возникло лицо Инги в тот самый день, когда они вместе сидели в лодке, наслаждаясь погожим днем и обществом друг друга. Неужели Инга тогда легкомысленно болтала с ней, зная, что русалки вот-вот найдут мертвую Сбыславу?
Лизавета вспомнила и Сбыславу – так отчетливо, как только могла после единственной встречи. Перед глазами все норовил встать лик умершей, но Лизавета нашла в закоулках памяти другой образ – застенчивую девочку с венком из незабудок в руках. То был ребенок, с опаской исследовавший новый мир. Но вместо того чтобы протянуть ему руку, у него отобрали второй шанс на жизнь, на счастье.
Сердце Лизаветы сжалось. Открывая глаза, она уже знала, что сделает, и прекрасно понимала – это принесет ей куда больше боли, чем облегчения.
И все же она сбежала вниз по тропе к воде и окунула в нее ладонь, повторяя про себя имя Яра. Если Инга правда оказалась способна убить Сбыславу, то заслуживала наказания.
– Почему ты плачешь? – княжич возник за ее спиной, а не вышел из озера.
Лизавета зажала рот ладонью, глотая очередной всхлип, силой воли заставляя себя успокоиться и собраться. Сначала нужно довести дело до конца, а потом уже рыдать.
– Помоги подняться, – протянула она руку.
Прикосновение Яра в этот раз не вызвало никакого трепета.
– Что случилось? – повторил он.
Утерев остатки слез, Лизавета гордо подняла подбородок, словно бросая вызов.
– Кажется, я нашла убийцу Сбыславы.
В двух словах она объяснила свои догадки, и чем больше она говорила, тем сильнее Яр мрачнел. Будто откликаясь, помрачнела и природа: серое облако закрыло солнце, погружая мир в тень. Последние яркие лучи лизнули крыльцо избы неподалеку и спрятались от людей.
– Я не уверена, – повторила Лизавета, уговаривая скорее себя, чем Яра. – Отец, я даже надеюсь, что не права, но…
Договаривать не потребовалось.
– Нам нужно поговорить с Ингой. И лучше сделать это сейчас, пока она не сообразила, что происходит, и не попыталась сбежать.
– Я даже не буду пытаться.
Лизавета вздрогнула. За разговором они не заметили, как дверь избы тихонько открылась. В нескольких шагах от них стояла Инга, и выражение лица ее было пугающе серьезным.
– Она права, – Инга кивнула в сторону Лизаветы, не отводя взгляда от Яра. – Это моих рук дело. Я убила Славу.
Глава 24
Выражение «мертвая тишина» всегда казалось Лизавете избыточным. Не бывает в мире настолько тихо: всегда откуда-то доносятся голоса, или шелест листвы, или скрип дерева под ногами.
Но вокруг Яра все словно бы замерло. Ветер утих, птицы умолкли – казалось, даже само время ненадолго перестало идти.
– Но зачем? – Лизавета думала, что Яр будет кричать, но он говорил еле слышно.
На лице у него отразилась такая боль, какую ей не доводилось видывать прежде. Неудивительно: впервые чей-то мир рушился прямо у нее на глазах. Лизаветин же мир пошатнулся, но устоял – возможно, потому что отчасти она уже подозревала подобный исход. Слишком многое указывало на Ингу, если подумать: светлые волосы, белое
