Монах Ордена феникса - Александр Васильевич Новиков
– Ребята! Альфонсик, Пузико, как же я рада вас видеть!!
– Если позволите, мадам, я теперь не, как вы изволили выразиться, «Пузико», а граф Феликс ибн Эдмундов, – важно проговорил Феликс.
– О-о-о-о, – проговорила Лилия, – Ваше превосходительство, теперь к Вам и на сраной козе не подъедешь?
– Только на чистой, – рассмеялся Феликс.
– Приютишь нас, ведьма? – спросил Альфонсо.
– А то ж. Только теперь ваша пристройка переделана под детскую. Ну чего стоите, живо в дом. Писилин, идем, тебя помыть надо, может, хоть до обеда чистым походишь…
Тупое рыло вернулся с охоты днем с несколькими глухарями и пучком какой-то травы; Альфонсо ожидал увидеть ревность и злость в его глазах, но встреча получилась очень душевной, причем такого проявления своих собственных теплых чувств Альфонсо не ожидал. Он был рад вернуться, и рад искренне, что было для него очень странно.
Фимиамы закатили пир на весь свой микромир; в замкнутой деревушке, в которой появление заблудшего около чужой деревни другого племени – целое долго обсуждаемое во всех гранях событие, возвращение убийц Зверя стало сенсацией, причем, настолько грандиозной. что прибежали даже охотницы с самых дальних уголков охотничьих угодий. Резались целые кабаньи туши, благо, время года позволяло, костры горели пожарами, поварих, бурливших котлов и овощей было не меряно, приправы лежали стогами сена. Волки ходили обожравшиеся, осоловелые, что совершенно не мешало им скулить и клянчить добавки. Для Альфонсо, хоть он и прожил в деревне фимиам пол года, это зрелище все равно было диким: огромные, практически не убиваемые волки скуля выпрашивали еду у маленьких, по сравнению с ними, женщин, которых могли разорвать одним движением. Песико, тот вообще не отходил от Лилии, когда был не на охоте, а от Писилина (ее сына) взвизгивал, восторженно, особенно когда тот пытался оторвать ему лапу. И странным до определенного момента: до тех пор, пока вино и разгульный пир не сделали пьяных баб опаснее волков всего Леса всех вместе взятых. Такие пирушки в роли мужика Альфонсо помнил хорошо, и делал это с содроганием; сейчас, в роли мужчины, и не просто мужчины, а почетного гостя, ситуация стала немного безопаснее, но все равно. В какой то момент Альфонсо, тоже весьма нетрезвому, пришлось уединиться от эпицентра разгула фимиам. Он сидел на пороге лилиного дома, прекрасно понимая, что едва он оказывается наедине с самим собой, как появляется экс-ведьма и начинается тягомотный задушевный разговор о чувствах. На этот раз пришлось пойти на такие жертвы – нужна была информация по поводу Волшебного города.
Однако на этот раз вместо Лилии вокруг Альфонсо организовалась толпа детишек неопределенного возраста, которые беззастенчиво, пугливо и очень внимательно его рассматривали, раздражающе не произнося ни звука и не шевелясь. Чтобы случайно не инициировать разговор с детьми, Альфонсо усердно начал их игнорировать, достал из кармана рисунок земли, нарисованный, несомненно, богами, который принес из своего сарайчика. Он долго и внимательно рассматривал рисунок: пятна синие, пятна зеленые, желтые с белым пятна, какие то символы. Рассматривал бы и дальше, но тут поток детского любопытства сломал плотину детского страха.
– Мужчина (это было самое уважительное звание для мужского пола в деревне, можно было гордиться таким обращением), – пролепетал робко один из детей. Он посмотрел на рисунок так, как крестьяне смотрят на приготовление магического зелья, то есть со страхом и восхищением в глазах.
– А, правда, Вы убили Зверя? Мне мама рассказывала.
Детям не нужда правда. Детям нужны эмоции, пример для оттачивания своей храбрости, по этому следовало быть максимально героическим, то есть, посмотреть на спрашивающего максимально грозным взглядом, небрежно ответить, словно слова для тебя – это деньги и ты скупердяй, каких мало:
– Сходи в пещеру, проверь.
Это было эффектно: в пещеру никто не совался из соображений традиционного страха.
– А расскажи, какой он был?
– Да, да, расскажи, – нестройно зазвенели голоса позади отряда детей.
– Он был, – тут Альфонсо задумался, делая вид, что вспоминает столь малозначительный факт из огромной коллекции его героических подвигов, хотя на самом деле судорожно придумывал лютого монстра, и в голову ничего не шло, кроме одного слова:
– Он был огромный, метров (пять, – подумал он) десять в длину.
По детской стайке прошелестел изумленно-испуганный вздох; сколько это- десять метров, никто не знал, но это, несомненно, больше волка.
– А зубы у него какие были? – спросил то же самый храбрый мальчик.
– С мою руку.
Потом Альфонсо представил себе десятиметрового монстра с такими зубами, и понял, что описал непропорциональное чудовище – видимо, врать тоже надо с умом, не Великую книгу же сочиняешь. Но дети, как и верующие, не обременили себя анализом, и просто доверчиво и громко восхитились.
– А на кого он был похож? – спросила девочка из задних рядов.
На кого был похож тот скелет? На собаку с расплющенной мордой.
– На огромную (собаку, хотел сказать Альфонсо, но потом подумал, что огромных собак они не боятся, а вот змей) змею. Только с лапами. Больше на ящерицу. С огромными когтями.
Тут вспомнился самый страшный кошмар – Черные птицы.
– А еще у него были крылья и он мог летать.
Дети испуганно сжались в комок.
– Какой стлашный, – пискнул кто-то внутри комка.
– Да и он плевал огнем, – добавил Альфонсо, ведь огонь, сродни хищникам, был и страшен и знаком детям.
– Как это? – спросил кто-то.
– Как слюнями. Только они горели. Зеленым пламенем.
– И вы его не испугались? – спросила одна девочка.
Альфонсо презрительно фыркнул.
– Нет, конечно, настоящий мужчина ничего не боится.
– Здолово, – воскликнула, не сдержав эмоций, маленькая девочка лет пяти, – я тоже хочу быть мужчиной.
Альфонсо усмехнулся: если родилась женщиной, то мужчиной не станешь никогда – так создано природой и ничего здесь не изменить – пол не жена, его не поменяешь.
Лилия появилась неожиданно, подошла, шатаясь, прикрикнула, пьяным голосом на «мелких дармоедов», призывая их «рассосаться по домам и вообще пора спатеньки» и тяжело вздохнув, грохнулась на лавку рядом с Альфонсо.
– Лиличка, лиличка, дядя глаф лассказывал нам про Звеля! Он стлашшный, я его боюсь, – маленькая девочка с торчащими косичками говорила очень эмоционально, и эта информация была в ее понимании настолько важной, что не могла держаться в ее голове не высказанной вслух ни мига.
– Не бойся, Пелька, дядя граф тебя не обидит, – сказала Лилия и захихикала, – дядя граф добрый.
– Вообще- то я герцог, – буркнул Альфонсо.
– Вообще-то, мне плевать, – сказала Лилия, – скажи, зачем ты вернулся? Неужели по мне соскучился?
– Соскучился, – совершенно искренне ответил Альфонсо, прежде, чем подумал, что сказал. А потом задумался о сказанном.
– Прости, Альфонсик, но время прошло, – сказала Лилия так серьезно, что, если бы не винные пары, пронзающие воздух, можно было бы подумать, что она трезвая, – Тупое